Годы шли, но некоторые вещи оставались неизменный – противная лондонская погода, Статус и привычки.
Именно потому, Сеси придерживалась простого разумения – если мужчина хотел что-то сделать для нее или вместо нее, не стоило его останавливать. Проявлять самостоятельность нужно было в тот момент, когда мужчина хотел «оплаты» за свои деяния.
Но конкретно этот мужчина знал ее достаточно давно и такие глупости даже прийти не могли в его голову.
Собственно, поэтому в письме от Тома и был портключ, который Сесилия спокойно воспользовалась. Впрочем, она все еще могла обставить свой визит даже официально, но… не в этом случае, не в этой стране. Да и само дело было в достаточной степени деликатным, чтобы даже не думать об официальности.
Как в старые добрые времена – у всего мира одни рамки, а у них – совсем другие. Шире, свободнее. Злее, грубее, резче. Но главное – свободнее.
Но Англия, конечно, совсем не то место, в котором стоит думать о свободе.
Особенно – сейчас.
Тем не менее, Сесилия даже не пыталась сливаться с серой массой – хотя, пожалуй, не привлекать внимание сегодня было ключевым пунктом. Однако же – нет. Красное пальто, макияж. Она поймала себя на мысли о том, что немного – чуть-чуть, совсем неосознанно – волнуется.
Прошло много лет, в конце концов, возраст и для магов – возраст. Ее сестрица, которая практически никогда не испытывала проблем с этим – и та признавала, что возраст не щадит. Будь ты магглом, будь ты магом – от этого удара не увернуться. Даже если твое тело застынет – твои глаза выдадут. Руки и глаза.
Однако же были неистребимые привычки – новый гребень в волосы, чары от дождя. Одному ее научили – если ты достаточно уверен в том, что прав, никакой Статус тебе не помеха.
Ее научили – а научила ли она сама?
Сесилия узнает его, хотя вот его узнать сложно. Тут дело не в возрасте, а в магии. Она знала человека, что менялся столь стремительно, что и впрямь мог быть неузнаваем – но Том менялся подспудно и неостановимо. И лишь не видев его столько лет, о подсчете которых она и думать не могла, она острее осознала разницу.
Она подает ему руку не говоря ни слова – смотрит на него, лишь подмечая детали. Ей нужно чуть больше времени. Перчатки – и перчатки. Ее – тонкая как паутина, его – кожаная.
В прошлом кожу носила она – он не может не помнить.
Сесилия не гонит улыбку с губ, с интересом оглядываясь. Она позволяет ему снять пальто и проходит к креслу. Здесь уютно и, пожалуй, чувствуется его рука. Даже не рука – но она уверена, что здесь точно есть огромное количество этих невозможных сладостей с кровавым привкусом и гранаты.
- Смута, Том, отличное время, чтобы решить вопросы, которые нужно решить, - на английском она все еще аккуратно картавит. – И я не могла пренебречь возможностью поговорить с тобой, - она тепло улыбается, а когда он подходит ближе – целует в щеку, очень вежливо и по-французски. Маленькие особенные для менталитета привычки к нарушению чужого пространства. Кожа его щеки холодна как камень.
- Кроме того, твое письмо об этом мальчике невозможно взбудоражило меня, и я решила, что пора с сестрой поговорить о тех вещах, что не доверишь бумаге. И с тобой – тоже. Как тебя называть? – она занимает кресло и с интересом рассматривает его. Темное и серебряное.
Возраст Тому к лицу. Прелесть мужчин в том, что с годами они хорошеют как вино в дубовых бочках. Дамы же… не всегда.
Впрочем, если тогда она была просто крепленым вином, то сейчас… на этот настой куда меньше любителей.
Проблемы же Тома совсем другого рода. [NIC]Cecilia Bouvier[/NIC][AVA]https://i.pinimg.com/564x/fb/df/db/fbdfdbc0644303902b2d344ff71abd0b.jpg[/AVA][STA]Женщина молода до тех пор, пока ее любят[/STA]
[SGN]

[/SGN]

Отредактировано Herbert Crane (2017-09-05 21:49:25)

- Пожалуй, ограничимся языком Шексира, твой акцент во французском будет напоминать о времени, когда я была молода, - смеется Сесилия негромко и внимательно разглядывает Тома. Годы неплохо прошлись по нему. Он стал немного шире в плечах, но, пожалуй, за счет костей и только лишь. Том и раньше был худ и жилист – сейчас, пожалуй, стало еще более явно. Его пальцы стали еще более длинными и костлявыми, сам он – еще бледнее. Лицо – чуть возмужало, но черты несколько стерлись. Он был уже довольно далеко от молодого человека, которого она знала – но он прав. Для нее совершенно ничего не изменилось.
- Чай. Не думай, дорогой, мне не в тягость использовать твой псевдоним. В конце концов, тебе всегда шел мрачный танатафильский пафос, - Сесилия берет появившуюся чашку чая: Том как обычно ужасно обходителен. Это не изменить, и это приятно. Она бы закурила, пожалуй, но Том не любит табачный дым – не с его аллергией его любить. Да и обстановка располагает скорее к шоколаду и чаю, чем к виски и сигарам. – И тебе идет тяжелое обаяние этого имени, - она откидывается в кресле, закинув ногу на ногу, продолжает разглядывать Тома.
Он был прав – и за английскими газетами она следила и до встречи с ним. А после – особенно. В конце концов, до встречи с ним несколько лет она носила траур не снимая – и лишь Том заставил ее отойти от скорби по разрушенной и изнасилованной Дамблдором мечте, сменить платья на яркие. После – в дань ему – она использовала яркие цвета, те, что особенно нравились ему (в чем-то Том был похож на ребенка, что любит яркие краски, живые цвета). А после известия о его смерти… Красное, всегда лишь красное. Темное – цвет скорби, а красное – крови. Его цвет.
Впрочем, Том долго не медлил с письмом – даже удивительно такое внимание к ее чувствам. В его обыкновении было отмахиваться от таких мелочей как чужое горе. Даже, если горевали по нему. Да, Сесилия была полезна – она всегда была полезна, - но выйти на нее в профессиональном смысле можно было, особенно если знать, как – а Том знал. Том вообще многое знал – больше, чем положено для того, кто был в ту войну ребенком. Она сама дала ему это знание – и, пожалуй, не жалела.
- Я с ним не знакома, прости, - Сесилия пожала плечами в ответ на просьбу рассказать о племяннике. – Но я говорила с сестрой. И я в принципе хорошо знаю ее – и знала его отца. Он воспитан в традиционной идеологии нашего движения, так что твоя риторика «вся власть чистой крови» воспринимается как пустой звук. Вся власть магии, - Сеси тонко усмехается. – В целом, он достаточно своеволен и характером, пожалуй, в Лили. Ну и навыками. Силовое давление вызовет обратный эффект. Но ты все еще можешь его использовать для своих целей, - Сесилия задумчиво усмехается, вспоминая прошлое. – Кто бы что ни говорил, но пропаганда играла у нас первую скрипку на протяжении многих лет, переоценить влияние общества, которое грамотно одурманили нельзя. Но у Ардена был талант. Не уверена, что Герберту он перешел по наследству с фамилией, - Сесилия задумчиво ставит чашку обратно на стол. – Но я хотела поговорить об ином. Твой противник – Альбус Дамблдор. И он все еще жив. Заклинаю тебя, Том. Не думай даже о том, чтобы встречаться с ним в честном бою, убивать своими руками и все прочее. Просто выкини эту мысль. Убей его во сне, подложи под него зазомбированную нимфетку – что угодно, только реши эту проблему. Дамблдор твоя главная угроза, даже если ты так не думаешь.
[NIC]Cecilia Bouvier[/NIC][AVA]https://i.pinimg.com/564x/fb/df/db/fbdfdbc0644303902b2d344ff71abd0b.jpg[/AVA][STA]Женщина молода до тех пор, пока ее любят[/STA]
[SGN]

[/SGN]

Отредактировано Herbert Crane (2017-09-07 21:50:24)

[NIC]Cecilia Bouvier[/NIC][AVA]https://i.pinimg.com/564x/fb/df/db/fbdfdbc0644303902b2d344ff71abd0b.jpg[/AVA][STA]Женщина молода до тех пор, пока ее любят[/STA][SGN]

[/SGN]

Сесилия усмехается и закуривает, достав сигарету, тонкий длинный мундштук и прикурив от простенького заклинания без палочки. Это страшная чушь, что с годами человек теряет способность к обучению – у Сеси перед глазами годы и годы был пример, который заставлял ее расти над собой, а уж что говорить о прочем.
Том – тоже такой пример, даже если ни один человек в здравом уме не скажет такое. Если честно, Сесилия тогда, много-много лет назад увидела в нем что-то такое, чего не понимает до сих пор – и сейчас она видит то же самое, только уже крупное, рослое и очень живое, хотя кого-кого, а Тома живым назвать – это ему действительно льстить.
То, что она увидела тогда – личность. Сила. Ум. Воля. У Тома этого всего в достатке – и пусть он не тот о ком будут говорить «какой хороший человек», он тот, о ком скажут «тот-кого-нельзя-называть великий».
Без условностей вроде того, чтобы звать его человеком.
Впрочем, Том может отрицать свою человеческую природу сколь угодно – Сесилия даже с ним не станет делиться своими мыслями на этот счет. Женщины отличались от мужчин в ее окружении лишь тем, что принимали много куда быстрее. И ярче.
Сеси могла сказать, что женщинам было куда проще смирить гордость и посмотреть на мир с иного угла – мир сам поставил их в такие условия. И посмотрев на то, насколько неверна их жизнь, женщины более не склоняли головы. Мужчинам это давалось тяжелее.
И потому она… пожалуй, единственные, перед кем она склоняла голову – это те, кто сразу понимал, что именно не так, кому не нужно было откидывать прежнюю точку зрения, потому как у них изначально была правильная.
Гриндевальд.
И Том.
И, наверное, мальчик, воспитанный ее сестрой – потому что у него и шанса не было получить другое, не с Лили.
- Я и сестру не видела много лет. И мы не переписывались даже, - Сесилия легко ведет плечом, - Наши с ней «преступления» не имеют срока давности, - она смеется на слове преступления и задумчиво затягивается. – И потому мы решили, что нянчиться с племянником мне не стоит. То есть, я видела фото, я знаю кто он и даже читаю газеты, - Сесилия усмехается, - но он не узнает меня в толпе при всем желании. Он знает меня исключительно по словам моей сестры – что есть у него во Франции тетушка Сеси, которая во время молодости бесстрашно ходила в притоны к оборотням, флиртовала на приемах с кем ни попадя и занималась дипломатией. Не более. Что же касается моего племянника и участия его в твоем деле, - Сесилия задумчиво фыркает. – Знаешь, его отец приехал из Англии под знамена мессира молодым идиотом. А в качестве «проверочного» задания устроил мне освобождение из-под стражи в силу негодования магической общественности в связи с произволом. В итоге мне пришлось выйти замуж и несколько лет играть роль милой, но предельно глупой девушки с любящим супругом из магглорожденных. То еще развлечение было, - Сесилия коротко смеется. – Но тогда мы поняли, что правильная и красивая ложь может свернуть горы. И пропаганда – такое же оружие, как магия. Книги, искусство, статьи, выступления... Даже сплетни и слухи. Арден и Магда создали огромную гениальную машину. Тебе она… пожалуй, понадобится. Завоевать – не значит удержать, - Сесилия задумчиво качает головой. – Я могу тебе помочь разве что советом, Том. И адресом моего племянника. Лили тебя не поддерживает, равно как и Герберт. Я просто хорошо знаю, что ты хочешь власти и важна не обертка, а суть, но… Завоевывать сердца нужных тебе людей – твоя работа.
Слова о Дамблдоре ожидаемо заставляют Тома напрячься. Сесилия внимательно его слушает, не перебивая, но потом все же качает головой.
- Дамблдор опасен. Я не знаю, что именно он сделал и как победил, но победить мессира в честной дуэли было невозможно. Не будем говорить, кто самый сильный Темный Лорд, это беседа для праздного пьяного вечера, но факт остается фактом – здесь решает не сила. Что угодно, но не сила. Не рискуй, Том. Этот человек должен умереть. Но желательно – в своей постели, удушенный подушкой. А мастер что, мастер Фламель боится, что очередной ученик вырастет в Темного Лорда. Он забавен в этом донельзя.

Отредактировано Herbert Crane (2017-09-13 22:13:10)

[NIC]Cecilia Bouvier[/NIC][AVA]https://i.pinimg.com/564x/fb/df/db/fbdfdbc0644303902b2d344ff71abd0b.jpg[/AVA][STA]Женщина молода до тех пор, пока ее любят[/STA][SGN]

[/SGN]

Из всех мужчин, что любила Сесилия – пятеро в могиле, трое – ее дети, а двое.. Двое еще живы. И ни разу любовь не была взаимной в том смысле, которого ждет любая женщина.
А теперь мужчина, которого она любит, предлагает ей сделку.
- Знаешь Том, - смеется Сесилия в голос, чуть откинувшись на кресле и держа руку с сигаретой на отлете, - я бы тебе помогла и так, стоило попросить, - она сама – никогда не просит. Не его, по крайней мере. Лишь приказывает, ставит перед фактом или вовсе молчит. С Томом – все просто. – Но раз ты сам предложил, то я не подумаю отказаться, - она задумчиво качает сигарой, а потом тушит ее и смотрит прямо в глаза Темному Лорду, который для нее навсегда останется юным. Но не вторым, нет. Просто – иным донельзя. Только то, что она скажет – это не она придумала и не для него. Не ее желания, не ее мысли – но мысли… Правильные. – Меня не интересует месть. Она ничего не даст, кроме пепла, - Сесилия качает головой и не отрывая взгляда от Тома, не отпускает его глаза прочь. – Меня интересует… благо. Ты ведь все равно будешь строить новый мир, новую страну. Под свою власть, под свою ответственность. Построй ее…Иной. Разрушь эту систему, разрушь это гнилое насквозь нутро. Ты ведь навязываешь своим людям иные правила – так навяжи вообще всем в этой стране, - Сесилия испепелила окурок только чтобы сделать хоть что-то. – Отмени Статус. Пусть ни один полукровный сирота не будет более зубами выгрызать себе право на жизнь в этом мире, - она смотрит на него, чуть щурясь. Больное место, она знает. Тому нет дела до других – и это не так плохо, как думают другие. – И потом. Когда ты подаришь свободу этому народу, ты станешь не просто их главой – станешь их богом. Поверь мне, я знаю, как это работает, - власть Тома изначально будет построена на страхе и затыкании рта неугодным – таков уж он. Он будет душить людей. Но… свободные в одном рано или поздно обретут свободу и в прочем. Идеологическая утопия ее мессира. И все же – он во многом был прав. Во всем – кроме того, что делал в итоге.
Сесилия дала себе слово еще в сорок пятом – не верить больше, не участвовать больше. Мессир сделал великое дело – он дал Идею. Он донес ее, уронил в сердца, а она дала всходы. И если бы он в жизни не сделал больше ни единого шага – было бы достаточно. Но он сделал больше, гораздо больше – а что может сделать она…
И все же, это не условие – это лишь… предложение. Захочет – сделает. Не захочет – ни одна сила в мире не заставит его.
- А ты… Ты ведь хочешь Камень, верно? – она немигающе смотрит на него, собранная и внимательная. Она не отрывает застывшего взгляда, а сама вспоминает иное – почему Том вообще пришел к Фламелю тогда. Не за Камнем – пожалуй… пожалуй, Том был единственным, кого совершенно не интересовал он. Даже ее – интересовал. И она спрашивала у мессира – тот учился в Фламеля недолго в прошлом, они расстались с жутчайшим скандалом, а потом мастер даже от знакомства открещивался.
Говорят, Гриндевальд сказал, что сама идея камня – глупость немыслимая.
Но Том – Том хочет камень. Зачем? Он боится смерти – да, но… не так. И не так говорят о страхе и спасении от него. Так говорят о… ином. Она не знает – о чем, но может предположить.
- Я общаюсь с его женой и как раньше вхожа в их дом. А еще… Я принесу тебе камень, Том, - Сесилия некоторое время молчит, думая, зачем она вообще это делает. Но она уже совсем стара – и пока она окончательно не развалилась, то… пусть так. Пусть его – камень не настолько нужен мастеру, чтобы жалеть его.
И, пожалуй, она ведь сознательно разделила свою жизнь на «до» - где она ни дня не сидела на месте, - и «после» - где вся ее борьба за будущее стала просто… осторожной партией в шахматы.
- Я сделаю, Том, - она не говорит, что сделает это в оплату, что сделает это ради их общего прошлого. Она просто сделает – и все, очень просто.

Отредактировано Herbert Crane (2017-09-22 00:03:55)

[NIC]Cecilia Bouvier[/NIC][AVA]https://i.pinimg.com/564x/fb/df/db/fbdfdbc0644303902b2d344ff71abd0b.jpg[/AVA][STA]Женщина молода до тех пор, пока ее любят[/STA][SGN]

[/SGN]

Они сидят с Томом здесь, в дождливой холодной Англии, а Сеси неожиданно видит себя совсем девочкой, в душном жарком будуаре во Франции. У женщины перед ней все руки в диковинной татуировке, а кожа темная, как эбонитовое дерево.
«Последний человек, которого ты будешь любить в своей жизни, никогда не будет счастлив».
Она тогда посмеялась лишь. В конце концов, она никогда не верила в предсказания будущего – и никогда не верила в то, что можно загадывать так надолго о чувствах.
И вот, пожалуй, тут она сидит действительно с тем последним и думает о том, что, пожалуй, в глупом предсказании и нет ничего страшного.
Потому что Том действительно никогда не будет – не потому, что он несчастен, а потому, что он никогда не остановится. Потому что ему всегда будет мало.
Она помнит его вежливым мальчишкой с внимательным взглядом – молодого, еще полного иллюзий, жажды знаний. Она помнит его совершенно другим мальчишкой – который пробует вылепить из себя себя же, приближаясь к идеалу, который сам нарисовал в воображении.
Это тогда он еще был Том – и она одним глазом успела посмотреть на то, как он начал превращаться в Лорда. Словно расправил плечи.
А еще…
Судьба дала его самые прекрасные карты в руки – она успела любить двух тех, кого невозможно не любить – хотя, разве что лишь ненавидеть. Том и мессир – разные, но оба – те, кто изменят мир. Ей даже жаль, что Том в ее жизни – точно последний. Не потому что лучший, а потому, что она попросту не доживет до следующего.
Но этот – если Том сказал бы ей «убей себя»… то быть может, получил бы и это тоже. Но ему пока что нужен лишь камень, а потому… все даже проще, чем можно себе представить.
Сесилия не спрашивает, зачем ему – хотя ей и впрямь интересно, что хочет сделать Том с Камнем, хоть тот и не нужен ему. Золото всегда было слишком для него мелко, а остальное… вечная жизнь – но кому?
Сесилия не думает и о том, что Николя и Пенелопа умрут – ну, скажем… Не те это маги, чтобы просто так умереть. Старый – действительно старый, даже древний – мастер был гениальным ученым и гениальным ублюдком. Но правда оставалась в том, что он был ученым. Камень мог бы решить многие вещи в мире – но остался в руках одного человека, который использовал его просто чтобы продлевать свою жизнь для научной работы.
И это было… даже не смешно, нет. У Фламеля ведь учился и Том – и Том прекрасно знал его взгляды. Он был молод тогда – но ярость по поводу бездействия мастера скрывал. Гриндевальд не скрывал никогда – это было веселая лихая ярость, особенно когда они взяли Париж.
Мастер Николя и тогда остался вроде как в стороне – не умер с честью, стараясь отбить их наступление.
Великий ученый – или великий трус?
Или за столько лет о уже настолько привык к суете мира, что ему она стала безразлична? Глядя на склочного мастера Фламеля Сеси не могла сказать.
Она и сама была немолода – но складывать руки… Нет.
- Я постараюсь поторопиться с Камнем, но дело не слишком быстрое. После этого тебе отдаст его моя сестра. Боюсь, не смогу встретиться с тобою вновь, это будет опасно. Переместиться я смогу лишь к ней и обратно в Европу, - Сеси задумчиво хмыкает. – И потом я пропаду. Можешь не искать меня, пустое. Думаю, что отправлюсь в Америку.  У нас, женщин, свои связи, - Сесилия замолкает и задумчиво докуривает. Ей даже немного жаль свою жизнь сейчас – в конце концов, она много лет на нее положила. Жена дипломата, светская дама. Все годы войны ее репутация была чиста как слеза с первого взгляда. Сейчас же этому всему пора кончиться. Но – самые безумные поступки мы делаем не для себя.
Сесилия усмехается коротко. Пожалуй, лишь когда ты думаешь, что все закончено – все только начинается. Ничего, Лили скрывает себя уже больше сорока лет, и она все такая же, живой огонь внутри. Не сломает это и Сесилию. Пожалуй, лишь расшевелит.
Все они – выжившие – в первую очередь прекрасные лгуны и актеры.
- Ты прав, нам стоит говорить о чем-то куда более приятном, - Сесилия ловит его тон и смеется в голос. – Но, пожалуй, я уже слишком немолода для таких бесед, - она подмигивает ему. – Хотя, безусловно, это тебя не останавливало никогда.
Сесилия задумчиво усмехается. На самом деле, теперь ее мысли уже достаточно далеко – где-то там, где решается ее судьба. А, может, у нее не выйдет, и защита ее попросту убьет. Но этот вариант определенно не подходит – плохо справиться с работой она может для кого угодно, кроме Тома.
Том заслуживает только самого лучшего.

Сесилия задумчиво разглядывает его – запоминает и оттискивает в памяти все, что она знает о нем. На самом деле, им стоит признаться друг другу: он знает ее всю, она же его… совсем нет. Прерванный на многие годы контакт, да и тогда, в молодости – их общение было нежным и трепетным, действительно глубоким, только Сесилия все равно не знает человека перед ней.
Это – то, на что они пошли вместе, та грань отношений, которая, пожалуй, недоступна по-настоящему любящему – любовь, в конце концов, ужасно эгостична… настолько же, насколько и жертвенна.
А Сесилия любила Тома – но любила его иначе. Не желая сделать своим – совершенно. Понимая, что он никогда не будет ее, он в принципе никогда не будет принадлежать никому. Глупо говорить про любовь и Темного Лорда в одном предложении. Она испытывала это и раньше – тогда, когда сама была глупой девочкой. Но чувство было то же самое – сделать для человека все, привести его к величию, власти, выполнить его приказ верно и точно, так, чтобы все его замыслы исполнились. Не принести счастья, не разделить постель, не стать женою – нет, отдать всю себя и свою жизнь для другого.
Сесилия бы сказала, что это – материнская любовь, но… нет. Если с Томом-то что-то подобное играло, но тогда мессир не вписывался. А чувство-то было то же самое. Пойти ради него на все.
Иногда Сеси думала, что она по сути своей ничем не отличается от дурочек, которые влюбляются в домашних тиранов и терпят их, рожают им детей и терпят побои. Только в этой игре ставки были выше.
А что до Тома… так тут все было пугающе просто: вот его приказ, вот она и исполнит. Просто, словно произнести Непростительное. А вот добиться его безупречной работы – тут несколько сложнее. Но все же, она сильная и умная девочка, она справится.
А причины Тома…
Она может предположить в них какого-то другого человека. Или не человека – по сути ведь не так уж много вещей, о которых тот действительно волновался. И все же…
Она отчетливо думает свой вопрос: «Ты ведь не одинок?»
Она не знает, что подразумевает сейчас – то, один ли он, есть ли у него поддержка… соратники, те, кому можно подставить спину. Их собственный мессир без страха поворачивался спиной – и в итоге удар получили как раз они, а не он. А Том…
Том с годами не перестал притягивать людей – но эти же годы возвели его на божественный пьедестал. Есть ли рядом хоть кто-то, кто помнил, что их Лорд – существо все еще живое, пусть и… бессмертное?
Пожалуй, она знала Тома – и знала, что таких людей тот всю жизнь старался избегать. По крайней мере – всю юность… и такие вещи не менялись с годами.
И порой ей чудилось, что всю свою человечность он оставил в Париже, всю ночь прорыдав в ее объятиях как мальчишка. Она не хотела думать об этом – и старательно избегала этой мысли и сейчас.
Иногда, если ты любишь кого-то и что-то, нужно дать этому пройти свой путь до конца – даже если дорога идет в бездну.
И глубже.
- И все же, Том, мне пора, - Сесилия встает, подходит к нему и склоняется ближе. Целует его в обе щеки, а потом – в лоб. – Я добуду для тебя Камень, - обещает она уже твердо, улыбается ему коротко. – Не нужно меня провожать, - одевается она руками, без магии, еще одно мгновение смотрит на Тома и ускользает, думая о нем. И о том, что риск делает ее живой.
Она не так стара на самом деле, чтобы не рисковать – так что все отлично.
Если любишь – отпусти.
Если он вернется к тебе…  воткни несколько ножей в его голову.
Если он вернется после этого... беги. Просто беги.
Так, кажется, шутил Арден?
В каждой шутке – доля правды.
[NIC]Cecilia Bouvier[/NIC][AVA]https://i.pinimg.com/564x/fb/df/db/fbdfdbc0644303902b2d344ff71abd0b.jpg[/AVA][STA]Женщина молода до тех пор, пока ее любят[/STA]
[SGN]

[/SGN]