После вечера четвертого весь рабочий день Григория – одно сплошное совещание. Ладно, если быть честным, то на самом деле два – первое проходило в рабочем кабинете Мадам посла и прерывалось на второе – в общем зале представительства с чашками кофе и не менее утомленными лицами. Даже зубы чуточку сводило в обсуждении о том, стоит ли вообще придавать значение случившемуся. Мнение Мадам и ее первого помощника расходились в вопросах нужен ли Франции такой сомнительный валет в рукаве – на туз события просто не тянули. Особенно в связи с историей с Миссис Делакур. И, что самое главное, как бы провернуться дальше так, что бы все подобные столкновения оставались стране на руку, жертвами в них члены посольства не становились, а Британская слежка, которая будет именоваться защитой, не совала свой нос в их дела.
А посему думать о встрече с крестным у него не получалось ровно до того момента, как заметил нужную фигуру в холе Министерства. Рикард был не последним человеком в жизни Григория настолько, что бы несмотря на год, который они не виделись – узнать.
Ему не десять и не пятнадцать, но радуется он так же искренне, обнимая крестного в ответ и в очередной раз прощелкивая в голове все те мысли, которыми «вдогонку» нагрузила его Мадам Посол, отпуская на встречу с родственником. И откладывая их в дальний ящик с попыткой не забыть. Удивительно, но в Британии у Григория лучше получалось не забывать вещи, которые во Франции то и дело вылетали из его головы.
- Добрый вечер, Крестный. Я… Благодарю вас, признаться отделался легким испугом и то – постфактум. – Тема, которая за весь день приобрела слишком много оттенков, что бы в голосе не просквозили все смешенные чувства. Впрочем, об этом его не просили умолчать. Напротив, Мадам Посол крайне интересовалась всем, что могло быть связано с этими событиями: реакциями разных людей, потоками информации. Только вот использовать Рикарда как источник данных намерено Долохов не собирался. Где-то между страной и близкими есть нерушимое правило. То же самое, что раз от раза выкидывало из его головы факты биографии Отца, не важные во Франции. Или нет? Другое? – О, покажите мне это местечко. Я доверяю вашему вкусу, крестный. Признаюсь, за эти недолгие дни…
Долохов чуть завис, выбирая нужное английское слово. Французских и Русских на языке было вперемешку, а вот этих…
Как раз время пока они пересекали атриум министерства:
- Выяснил, что британцы делают что-то совершенно непотребное с некоторыми простыми пищевыми продуктами. – «А в следующий раз придумай, как сказать короче». Сам себе дав задачку на будущее, Долохов улыбнулся крестному. Находясь рядом он волей не волей возвращался к совету Декана: начать записывать не столько то, что происходит с ним в жизни, сколько свое отношение к этим событиям и важные эмоциональные аспекты. Именно они, большей частью, давали то что Мадам Посол уже успела назвать «восхитительной невинностью» с ироничным сарказмом. Они оба хорошо знали, что дело тут не в чистоте.
- И я еще раз должен извинится перед вами за то, что не предупредил хотя бы. Это вышло… Не хорошо с моей стороны. Я не хотел ничего такого. Попробую объяснить, когда сядем, но звучит, наверное, глупо.

Ему придется очень много раз напоминать себе, что дверь рабочего кабинета закрыта. И каждый раз это напоминание закончится вполне характерным щелчком «следи за языком». Потому что настоящий дипломат остается на работе даже тогда, когда день кончен. И одно неосторожное слово может привести к дипломатическому скандалу. Особенно, когда разговор с таким важным человеком в Британии, как глава Отдела Тайн. Даже если он твой родственник и больше – крестный. Даже если ты уверен, что можешь ему доверять.
Политика не редко играет с людьми.
- Скажут. И скорее всего не один раз, - Британцы в целом имели манеру постоянно напоминать другим людям что-то вроде «у нас на острове…». Если не прямым текстом, то интонациями и подачей. Григория очень давно это не волновало, равно как и любые другие особенности общенациональных менталитетов: это просто данность с которой надо жить. Как и то, что письма сейчас пересекают границу дольше, чем люди. – Даже соглашусь с ними. Вопрос ведь исключительно во вкусовых предпочтениях. Например, вашим опыт подсказывает довериться.
«Сейчас спокойно, почти уверенно. Есть что-то теплое. А еще очевидное – радость. Грустно? Грустно-то почему?» - мгновения тишины отданные на то, что бы оглядеться и заодно хотя бы в мыслях попробовать сделать заметку – «Вылетит же из головы к концу вечера. И ничего ты с этим не сделаешь. Через неделю останется просто факт без подтекста. Через  месяц не вспомню, почему должен был быть подтекст».
Сожаление такое привычное и отброшенное легким движением – кончиками пальцев от виска и сбросить. Словно вынул из головы ненужную мысль или просто поправил волосы.
Спросить об отце нельзя. Даже если вопрос кажется очевидным и простым – Григорий не хочет знать действительно ли Антонин так давно появлялся в жизни крестного, как пересек черту британских законов. Потому что из этого, в том числе, следует ряд вопросов, ответы на которые ему не нужны. Извинятся второй раз за его поминание –еще более глупо. А если и правда так, то какой смысл касаться прежних ран?
Вряд ли так. Григорию кажется, что есть дружба, которой закон не может стать помехой сам по себе. И поэтому – особенно нельзя.
«Надо сказать что-то…» - А не перевести взгляд в окно. Но почти не возможно не смотреть на улицы не знакомого еще города.
- Здесь очень уютно, - Григорий отрывает взгляд от окна, наконец найдя самую невинную вежливую реплику и не торопясь рассказывать о чем-то, о чем не спросили. Вроде причин его нахождения здесь, обстоятельств четвертого января или еще какой-нибудь важной и портящей аппетит информации.

Григорий коротко кивает, не позволяя своим мыслям снова растечься и просыпаться сквозь пальцы. Последствия 4 января то и дело напоминают ему о себе – то усталостью, то рассеяность.. Пройдет ли? Да, это – со временем.
Все, что могло случится кроме того – не прошло бы. Но это другая история. История стоит ли посвящать в которую крестного Григорий пока не решил. Скорее да, чем нет, но не сейчас.
О чем полагается говорить. О здоровье родственников да? Матушка в порядке, а другой родни у меня с той стороны Ла Манша нет, как не крути.
- Вы же понимаете, что.. во Франции все совсем иначе. Что мне стоит знать о… важных нам обоим вещах и что из этого и того, что я знаю еще, можно знать? – Конечно, можно догадаться самому. Но порой прямой вопрос у того, кто разбирается в вопросе – не только экономия времени, но и благоразумный уход от ошибок.
Ошибок, которых слишком просто допустить.
«Последнее чего я хочу – подставить вас какой-нибудь неловкостью. И все же… Все же я хочу знать как он. Что с ним происходит в меру… чего?»
Короткая пауза и очень серьезный взгляд. Вопрос относиться не только к отцу, но к стране.
Стране, в которой надо как-то выжить.
- Понимаете, мое назначение в Британию имеет... Довольно большие и приятные перспективы для меня и не малый срок. Не хотелось бы ряд... тонкостей познавать, ломая об них ложки, вилки, копья и другую часть обеденного гарнитура.
"Почему в письме ты был так прям, а сейчас так уклончив?" - Гриша спрашивает сам себя и не находит ответ. Не находит приличного ответа, от которого бы не мутило и не тянуло поскорее свидится с врачами.

Григорий чуть морщится.
- Нет, не является тайной. Я не делаю из этого тайны. И с самым добрым видом готов рассказать чистую правду: я не видел его с юности, не знаю, как он. Он не выходит со мной на связь. Вероятно, он жив, но передо мной не держит ответа. Как сыну мне горько, что история сложилась таким образом. Как гражданин Франции я не нарушу законов своей страны, но помню, что имею права не свидетельствовать и не обсуждать человека, являющегося моим отцом, так как это доставляет мне слишком много дискомфорта. Все.  – Долохов отводит взгляд. Он хочет сказать, но после письма не может себе позволить. Выдать, что все это истина, которая никак не изменится от какой-нибудь маленькой подробности. Важной для сына, а не для закона. Что-то что позволит и дальше по кускам собирать образ отца, которого у него волей судьбы нет. Что-то вроде «слегка охрип в последние годы, когда мы виделись» или «когда я видел его последний раз, он предпочитал виски со льдом, курил табак и был вполне здоров». Сентиментально и.. что? Не в той ситуации, когда твой отец тот, кто он есть. И когда ты подозреваешь что его друзья тоже «не спроста». В конце концов, не обязан. Семья.
Эту линию поведения он выбрал, еще когда думал о Франции. И она казалась самой безопасной в данной ситуации.
В любой ситуации.
- Я.  Вырос во Франции, но мне не привилась их любовь к переворотам, восстаниям и революциям. Я не хотел бы иметь отношение к чему-либо подобному: просто делать свою работу, видеться с семьей, не забывать посещать врачей, - Гриша пожимает плечами и чуть прикусывает губу, что бы сдержать волнение. Легко говорить о таких вещах с ничего не значащими людьми. Или по работе. Типа "Мадам, мне то и дело надо наведываться в Мунго, ну сами понимаете..." или "Мадам, давайте я буду знать ровно столько, сколько вы хотите мне доверить?". И все же это стоило сказать. Поймет ли его крестный верно или нет.
- Прежде всего... Это положение. Есть ли какой-то понимание его курса? Чего не стоит говорить, куда ходить, с кем общаться? Или пока все имеет более стихийный характер?