Вы всегда делаете безумные вещи ради своей семьи. Ради тех, кто дорог.
Мальсибер всегда считал самым дорогим для себя самого же себя – но с годами ему приходилось признавать, что он был глуп и нелеп, думая так. Он считал, что главное для него – его дело, но он был наивен и смешон, думая так.
На самом деле, главным для него стала семья.
Да, в каком-то смысле это все равно было продолжением его эгоизма – и эгоизма абсолютного. Семья была его конфортом, его покоем, его радостью и его скорбью. Когда умерли родители, семья стала всецело и абсолютно его – а после того, как они с женой… Как они с женой увидели друг в друге людей, семья незаметно для Эдварда сразу заняла первый приоритет.
И он любил свою семью крайне, крайне трепетно – и обоих сыновей, и, естественно, Роу. И главное, что считал Эдвард – члены его семьи должны были быть свободны. Доминик решил продолжить его дело, а Марцелл – решил пойти своим путем. Они были упрямы, оба его сына, и так на него не похожи.
И Эдвард делал все, чтобы так и было.
И Ровена – он прикладывал все усилия, чтобы его жена была счастлива. Да, он был тем еще тяжелым сухарем, но… он старался, изо всех сил старался.
В конце концов, между ними больше не было ничего, что нельзя было преодолеть. Никаких преград. Оба имели свою жизнь, свои секреты – но они могли прийти друг к другу.
И сейчас его жена сама пришла к нему.
Эдвард действительно вернулся сегодня раньше, гораздо раньше положенного. И для разнообразия не убегал с одной работы на другую. С борьбы за один правопорядок на борьбу за другой. Нет.
Сегодня его время было целиком и полностью для семьи. Исключительно для семьи. Мальсибер подготовил схемы для защиты дома – дополнительной защиты. Больше не меньше. В Лондоне разберется и сам Доминик, не зря же получил от них этот дом, не мальчик уже.
А здесь… возможно, здесь действительно защита пригодится.
Эдвард виновато улыбается Ровене и взмахом палочки разгоняет дым. Что ни говори, как любопытны бывают чужие особенности, в которых он дока – в особенностях.
Риддл тоже терпеть не может сигаретный дым, а когда от кого-то имя пахнет, этот кто-то может и схлопотать чего неприятного. Темный Лорд ненавидит промедление и сигареты, какая ирония.
И если взвешенный Эдвард был замечен ранее лишь только в одном, то теперь он еще и курил. Как говаривали его соратники «не мы такие, жизнь такая». Все чушь, до последнего слова.
Мы – мы как раз такие.
Эдвард коротко обнимает жену, привлекает к себе и вдыхает запах ее волос, мягко целует в висок. Он видел, как она спала днем, немного беспокойно. Он и сам был весьма беспокоен – но с ним-то все ясно, он – параноик.
Что, собственно, и было темой этой беседы.
- О, можешь никого не благодарить, кроме себя, - Мальсибер нежно целует руку жены, а потом осторожно ведет супругу к креслу и усаживает туда. Сам садится на за стол – а в другое кресло, напротив. – Я скучал, - улыбается он, а потом задумчиво замолкает. – Нам нужно поговорить, Роу, - все же отпускает он руку жену и переплетает пальцы перед собой.
- И поговорить вот о чем. Как ты знаешь, служба наша и опасна, и трудна. И теперь она сопряжена с еще более сильным риском, чем до того. Я полагаю, что в какой-то момент может случиться так, что со мной… произойдет что-то. У этого «что-то» есть много обличий и вариантов, а по сути своей мне не нравится совершенно ни один из них. Но к ним ты должна быть готова.
Я не хочу, чтобы пострадала семья. Сейчас под твоей ответственностью наши дети – пусть Доминик уже давно не ребенок, он все равно еще достаточно молод. И потому, дорогая, я хочу взвалить на тебя немного проблем. И еще чуть-чуть ответственности.
Пока я жив и в порядке, тебе не стоит переживать ни о чем. Разве что… Я хочу, чтобы ты со мной практиковалась в окклюменции. Да, для этого нужен дар, обычно природный. И я не совсем уверен, что у тебя он есть – но мы попробуем. И я хочу, чтобы ты практиковалась, училась защищать свое сознание от тех, кто туда может и хочет влезть. Это пригодится… при всех раскладах – и особенно, если вдруг понадобится что-то скрывать еще и от меня. Такое иногда бывает нужно в подобных ситуациях.
Возможно, тебя будут допрашивать. Потому тебе нужно будет научиться лгать чуть лучше, чем сейчас. В идеале – отвечать под Веритасерумом. Это весьма сложная наука, но… я знаю, родная, ты весьма умна и искусна. Ты справишься.
Например, на прямой вопрос является ли твой муж Пожирателем Смерти сейчас ты ответишь «да», но на самом деле не ложь ответ «нет». Просто нужно держать в голове, что я на самом деле не Пожиратель, а Рыцарь – и в этом случае, ты ведь действительно не лжешь. Вопрос сложнее – относится ли твой муж к Пожирателям Смерти. Ответ «да», тут без вариантов. Только пояснение простое – его друг юности их возглавляет. Официальная позиция: Тони – Темный Лорд.
И… все прочее. Я хочу, чтобы ты была готова… если придется… защитить себя и Марцелла. И Доминика, пожалуй, тоже. Обо мне не думай, если что случится – то такова судьба.

- Пока ничего не случилось. И я все сделаю, чтобы не случилось, - Мальсибер смотрит на жену долгим удивленным взглядом, а потом мысленно обзывает себя олухом и крепко обнимает супругу. Так крепко, как только может, чтобы никто и ничто не могло ее ранить или расстроить. Целует ее висок, потом поворачивает за подбородок и мягко трогает ее губы своими.
- Все, что я делаю – я делаю, чтобы мы вместе, вся наша семья смогли счастливо и свободно жить в будущем, Роу. Именно ради этого я сражаюсь каждый раз и именно это меня оберегает. Если ты этого не видишь, - голос Эдварда стал жестче, - это совершенно не значит, что этого нет. Более того, раз ты не представляешь и не думаешь об этом, это значит, что свою работу на благо нашей семьи я делаю хорошо. Но того, насколько много я вкладываю в наше будущее может оказаться недостаточно. Я боюсь, этого уже недостаточно.
Эдвард коротко поцеловал жене руку и мягко потерся носом о ее нежное запястье.
- Тем не менее, угроза не нависла над нами так сильно, как могла бы. И потому я хочу обезопасить нас максимально. Я-то вылезу из любой передряги, но что будет с семьей – это будет меня волновать куда больше, чем личная безопасность.
А если семья будет в безопасности, то я себя не обижу. Так что, Роу, ты длжна быть готова ко всему. Это – твоя прямая обязанность как матери наших детей, - Эдвард все же поймал ее вновь в объятие, уже встав, погладил по точеным плечам и успокоил руки на ее талии.
Он знал, что жена далеко не так верна ему, как хотелось бы – не то чтобы у него было прямо много доказательств, но, скажем, парочки отвлеченных мыслей что у Роу, что у второго участника «процесса» хватило. И… он поймал это как разовую интрижку с невнятными продолжениями, которая запала в душу оборотню, и… Не убивать же Сивого прямо сейчас.
То есть, в первый момент он прямо был готов к Лорду идти с вопросом «а что будет, если я прямо сейчас расчленю твою собачку, размотаю кишки по всей Ставке, хребет ему выну по позвонку, а потом скажу, что оно само и так и было». На что он получил бы резонную отповедь вместе с успокоительным зельем и приказ объясниться. И все стало куда сложнее.
В конце концов, это пришло бы к Рику в том числе. И самому Эдварду думать об этом всем было просто противно.
Что до жены… Здесь было куда сложнее. Мальсибер всегда считал, что если его в любви Роу недостаточно, то это именно его и проблемы. Недостаточно удовлетворяет нравную скучающую красавицу – сам себе виноват.
Проблема была другой – после ритуала, когда на месте ушедшего у него, наконец, отболело и прошло, он сам понял, что подобный метод решения «проблем» Ровене навязал сам. И сам себе злобный идиот – для его жены ничто, даже два любимых ребенка, не смогли исправить того, что не сложилось у них в начале.
И все равно, пусть голова Эдварда уже была достаточно спокойна по отношению к Роу, гораздо спокойнее, чем раньше, он не мог сказать, что потерял все. Ушло что-то невесомое и иное, что делало жизнь красочнее – но нежность никуда не делась, как никуда не делось и уважение, и привязанность.
Ушло просто… что-то, что заставляло желать смерти любому, кто посмотрит, что заставляло хвастать Ровеной и выставлять их любовь всему миру, что останавливало его у ее постели пока она спала и желало разогнать ее плохие сны.
Что-то.
И даже если бы он сейчас узнал, что у Ровены это была не разовая интрига – а он был почти в этом уверен теперь, когда смотрел более вменяемо – он не ставил бы их отношения под угрозу. Какими бы они ни были.
- Сейчас не случилось ничего такого, просто… понимаешь, наши планы близятся к развязке… наверное. Все ближе. А еще… Еще – Лорд. Сейчас все не настолько… спокойно, как я мог об этом думать – и каждый из нас, - Эдвард подумал о том, что их Лорд не так давно увел около четырех сотен магглов в пещеру и вернулся оттуда один.
И о том, что, пожалуй, их ритуал… Возможно, они сделали это все поздно. Слишком поздно.
И подумал о еще о миллионе проблем, что ждут их – и что уже пришли к ним. 
И обнял жену крепче.
- Просто возможно все окажется гораздо сложнее, чем мы думаем. Я хочу, чтобы это не отразилось на вас. Поэтому – тренировки. Ты знаешь основной принцип? Окклюменция требует свободного и спокойного сознания.

Эдвард некоторое время просто слушает Ровену, целуя ее тонкую руку на своем лице. Он слушает, впитывает это все и не реагирует – пока нет. Нет смысла пока пытаться спорить с тем, что верить или нет – он просто… Тут действительно дело в том, что у него любовь к Ровене более не туманит разум – а потому сильнее не страсть и чувства, а что-то куда более глубокое.
Они – семья. Предназначенные друг другу и связанные. И что бы не случилось в этом мире – ничему это не разбить. Даже если измене, исходу чувств. Это ощущение, эта эмоция – то, что удерживает. Глубже, чем любовь, гораздо вернее и крепче. И Эдвард, наконец, успокаивается – он боялся, что перестанет вообще что-то чувствовать к супруге, она перестанет быть ему дорога.
Нет.
Не перестала – и сейчас, пожалуй, только лишь дороже. Не как любимая – а как спутник. Как семья. Куда важнее страсти общая жизнь.
Он обнимает Ровену, удивленно поднимает голову на слова о том, что ей нужно что-то рассказать, а потом просто слушает – удивленно, шокировано даже. И в тот момент, когда жена еще не договаривает, Эдвард весело смеется и подхватывает ее на руки. Он вскакивает вместе с Ровеной на ноги и некоторое время кружит ее по комнате, улыбаясь и сверкая глазами.
- За что ты извиняешься? – он садится обратно в кресло – все также не выпуская жену из крепкого объятия, только лишь устраивает ее на своих коленях. Кладет одну руку на ее живот, а второй гладит ее точеной спине и улыбается. – Роу. Это же… это же чудесно, - Мальсибер обнимает супругу, притягивает к себе ближе и медленно целует ее в шею, потом -в щеки и только потом целует в губы. – Моя дорогая, это самое прекрасное, что ты мне могла сказать, - он прижимает жену к себе ближе и целует ее в висок, зарывается лицом в волосы.
Да, сейчас радость немного спадет и он озадачится очень неприятными вопросами – в том числе, его ли это ребенок на самом деле. Но все равно – ребенок! Роу беременна! Он… он, признаться, уже не надеялся.
Мальсибер очень любил своих детей – обоих сыновей, по-разному, но одинаково сильно. И каждому он безмерно радовался. Они с Роу решили сразу, что некоторое время поживут для себя, не станут торопиться с наследниками – время у них было, а свободную жизнь, не отягощенную заботами о мелких, мало кто мог себе позволить. В конце концов, у Эдварда был перед глазами пример Рика: у того все было по плану и графику, двое детей, двое мальчиков – вдруг что случится со старшим, младший будет запасным планом. А если все будет хорошо – будет подмогой старшей ветви семьи.
Эдвард такого не понимал, как и стратегии – два сына для дела, дочка – тоже для дела… В целом – дети это дети, продолжение рода, огромная радость – к чему тут приплетать планы?
То есть да, женить детей было важно, конечно, но все же – нельзя отбирать у них возможность определиться самим.
Касательно Доминика у Эдварда был договор с Блэками – если их средняя, Меда, и Ник друг другу приглянутся, то можно поженить. Блэки, впрочем, воспринимали это «если приглянутся» как простую формальность. Ну оно и понятно – Друэлла всеми силами пыталась пристроить три своих сокровища как можно более выгодно. Собственно, именно Андромеда из семьи-то и сбежала.
По этому поводу Эдвард не слишком расстраивался – такова судьба, Доминик еще женится. В конце концов, можно будет свести дочурку Эйвери (Эдвард от Эзры и Рика слышал о том, что девушка весьма и весьма себе на уме) и его сына со специфическим взглядом на мир. То, что Примроуз была замужем Мальсибера не слишком волновало – у этой девицы мужья в этом мире не задерживалась. Ник, впрочем, имел как раз-таки хорошие шансы.
Ну или в конце концов, старшенький возьмется за голову и устроит свою личную жизнь.
Но сейчас речь была не об их взрослых детях – а о нерожденном. Мальсибер как-то сердцем был уверен, что это – не грязный волчонок, а его сын или дочь. В конце концов, Ровена не стала бы говорить ему о том, что нагуляла на стороне отродье.
Или стала бы?
Мальсибер поцеловал жену в лоб и внимательно заглянул ей в глаза. Он далеко не лез, но тем не менее… Да, сомнения были – но избавляться от ребенка было недопустимо в любом случае.
И… он был рад. Среди многих тяжких раздумий, эта мысль была лучом света – таким редким… Но таким важным. Все больше причин победить, гораздо больше причин.
В первую очередь, чтобы его ребенок родился в лучшем мире, нужно им очень сильно постараться.
- Теперь я буду защищать вас еще тщательнее, дорогая, - Эдвард нежно погладил ее по щеке. – Тебя и нашего ребенка. Ты хочешь девочку или мальчика, родная?

- Дочь, - Эдвард кивает и целует жену снова, взяв Ровену за подбородок и мягко, ласково прихватывая ее губы своими. На самом деле, ему не слишком важно – сын или дочь, он будет рад любому ребенку. В этом смысле планирование семьи не настолько волнует Мальсибера – любой ребенок в первую очередь радость, а не товар или инструмент. Он старался и Ровену привести к этой мысли – потому что у Лестрейнджей дети были как раз-таки инструмент и товар. Любили их от того, не меньше, но тем не менее.
- Такую же красивую, как и ее мама, - Мальсибер целует жену еще раз, пальцами перебирая ее кудри и потом, завершая поцелуй, трется носом о ее щеку. Он очень рад – и эта радость не омрачена ничем совершенно. Такое бывает редко и это надо ценить. В первую очередь потому ценить, что это неожиданно. Внезапные сюрпризы – самые приятные.
Жена волновалась насчет того, что это не вовремя… да, верно, но это ведь совсем не повод для волнений. Это повод для Эдварда – приложить максимум усилий, чтобы Ровена родила ребенка в новом мире, мире, в котором они пришли к власти, мире, в котором война прекратилась, и их Лорд пришел к власти. И все было хорошо.
И Эд целует Ровену еще раз, снова подхватывает на руки и радостно смеется.
- Это прекрасная, прекрасная новость, дорогая. Спасибо. – он завершает слова поцелуем, усаживает жену в свое кресло и становится перед ней на одно колено. Потом, задумавшись, он целует ей руку.
- Но есть еще кое-что. Я знаю… - Мальсибер морщится как от зубной боли. Он – мастер недомолвок, но такие вещи нужно говорить прямо. Можно, конечно, озвучить «если тебя кто-то обидит, всегда обращайся ко мне», но это будет не так прозрачно. И… пожалуй, некие вещи можно оставить эвфемизмами, но не более того. Только ограниченное количество таких вещей – а в остальном нужно говорить правду.
Впрочем, имена Мальсибер не хочет называть.
- Я знаю, что у тебя есть некоторые… увлечения, дорогая. Я не… рад этому, но и винить тебя не стану. Больше того скажу – я не одобряю, это – не игра, а какое-то откровенное извращение. Это низко и противно. Я в недоумении, но – тебя я не виню. Себя, пожалуй – либо что-то не дал, либо, напротив, дал очень многое и оно приелось. Неважно, это – наше личное дело и не стоит вытаскивать его на свет, пусть прячется по углам как боггарт. Речь о другом, о нашем ребенке, - Мальсибер целует живот супруги и прижимается к нему щекой. – Если твое увлечение, Роу, будет… угрожать или попытается что-то сделать…. Не молчи. Я выверну его наизнанку заживо. Стоит тебе сказать хоть слово – Роу, я все сделаю.