Должно быть, существовали во Вселенной какие-то силы, которые сговорились сделать так, чтобы Амора Юджина Гэмп ни за что не была спокойной и совершенно счастливой. Только-только у неё в жизни установилось некоторое равновесие. Они с Итаном договорились о комфортной для обоих дистанции и даже смогли придерживаться договора. Она перестала психовать и смогла, наконец, мало-мальски сосредоточиться на учебе. В кои-то веки её не раздражала пустая болтовня по вечерам в спальне, наоборот, она начала находить приятные моменты в сплетнях о мальчиках, нарядах и даже обсуждениях заклинаний. Выпуск из школы еще не скоро, будущее её хоть и определено, но отложено на долгие полтора года. А то, что взрослые звали войной, так это вообще было где-то далеко и её пока не касалось. Можно было перевести дух и почувствовать себя совершенно счастливой.
Так нет же, война пришла в Хогвартс, а следом за ней, чуть ли не на следующий день, пришло письмо от матери. И если война оказалось короткой и тихой, просто исчез директор и некоторые учителя, а на их место пришли новые, то письмо выбило Амору из колеи. Мать писала, что семья окончательно определилась с выбором партии для Аморы Юджины, и переговоры практически завершены. Объявление будет сделано летом, чуть позже. Но сейчас мать уже просит свою взрослую и благоразумную дочь оставаться взрослой и благоразумной, это ведь совсем не сложно, не так ли?
А потом она увидела миссис Мальсибер в числе учителей и поняла, что ей просто придется, вот просто иначе не может, оставаться самой благоразумной девушкой на планете.
Амора мгновенно задохнулась в чувствах, потому как чувства у неё часто бежали впереди здравого смысла. Что это – нарочно? Зачем мать её жениха прибыла в школу? Следить за ней? Это часть договора? В другое время, касайся дело вопросов учебы, Амора вызвала бы Итана куда-нибудь в условно-укромное местечко посоветоваться и спросила бы его, как ей все это следует понимать. Но тут пришлось бы рассказывать ему о том, о чем она вообще не хотела с ним говорить. Спрашивать у подруг нельзя, помолвка не объявлена, нельзя допускать даже возможности слухов…
Амора помрачнела и снова стала капризной и невыносимой. И даже впервые за много недель нашипела на МакГонагалла, надо сказать, совершенно незаслуженно. Ей снова стало наплевать на уроки, и она за пару дней огребла на свою субботу несколько часов отработки. Так что когда миссис Мальсибер встретила её так приветливо и поинтересовалась её успехами в учебе, Аморе оставалось либо нагло соврать, либо красиво уйти от ответа.
- Здравствуйте, миссис Мальсибер. Благодарю вас, вы очень добры ко мне. Незаслуженно добры, я полагаю, потому что ученица я совсем не блестящая.
Черт дернул её за язык. Это все пагубное влияние правдолюба МакГонагалла!
- Позвольте мне выразить сочувствие в связи с вашей утратой. Мне так жаль, миссис Мальсибер! Если я вдруг могу чем-то вам помочь, пожалуйста, располагайте мной.

Амора даже не сразу поняла, что услышала. Была бы чуть сообразительнее, отреагировала бы сразу на сказанное, задала бы вопрос, может, и хороший, может, и уместный, но совершенно лишний. Так что хорошо, что она не очень умная, что интуиция у неё впереди разума. Прозвучали слова миссис Мальсибер, как золото и серебро на одной руке, как розовый и зеленый сразу. Амора вскинула на неё удивленный взгляд и затруднилась с ответом.
Миссис Мальсибер не изучала магловедения в школе. Она вряд ли изучала маглов в течении жизни, вряд ли жила рядом с ними – вот совсем не похоже. Так она пришла в Хогвартс – в самом деле преподавать Маггловедение? Или совсем для чего-то другого, а это только легенда, прикрытие? Тогда – во имя всех сил – для чего она тут?
Она не приняла формальной вежливой лести, возразила насчет доброты – неужели она не с добром пришла? Неужели в её словах угроза? Не может того быть, ведь если бы она не хотела принять Амору в семью, родители никогда бы не договорились. У таких женщин, как леди Ровена не может не достать духу, чтоб высказать мнение, возразить. Таких, как она, нельзя не услышать. Так что это было? Угроза? Знак? Или эхо каких-то своих мыслей, до которых Амора никогда не будет допущена?
Амора сморгнула, выдохнула – и вдруг улыбнулась так мило и застенчиво, будто в самом деле эту застенчивость ощущала.
- То, что мне нравится, в Хогвартсе не преподают, миссис Мальсибер. Рисовать и играть на фортепиано, читать, гулять по красивым местам, путешествовать и писать письма. Иногда мне бывает трудно сосредоточиться на учебе просто из-за хорошей погоды. Мне нравится История магии просто потому, что не требует практики, а только хорошей памяти.
Но тут Амора сообразила, что, возможно, копает сама себе большую и глубокую яму. Ведь если ей так не хочется учиться, то отчего бы не прекратить образование и не вернуться домой? Если леди Ровена выскажет такое предложение, родители не будут против. А вот она – будет, но ничего поделать не сможет.
- Пожалуй, еще Зельеварение… оно меня увлекает. Профессор Слизнорт умеет интересно преподать самые трудные темы. И хотя я знаю, что никогда не изобрету ничего нового, да и зелья варю неважно, но мне нравится этот предмет. Трансфигурация поначалу казалась мне очень трудной и скучной, но теперь я нахожу её очень занятной. Я редко подшучиваю над кем-то при помощи магии, но мне достаточно знать, что я это в принципе могу. А что увлекало вас? И что вам больше всего пригодилось в жизни?

Ровена пристально смотрит на Амору, пытаясь прочесть мысли по взгляду, по проскальзывающим выражением на  лице, наблюдает за мыслительным процессом, анализирует. Периодически кивает, показывая, что слушает девушку. Не перебивает. И отчего-то серьезно подходит к данной беседе, несмотря на элементарное любопытство и желание лучше узнать мисс Гэмп. 
– Вы разносторонняя, Амора. Это похвально. –  Леди Мальсибер легко улыбнулась, принимая откровения собеседницы. – То, что вам нравится вполне естественно для юной девушки. Многое еще впереди. Окончание Хогвартса – ступень во взрослую жизнь, где многое меняется. Увлечения. Взгляды на мир. Новые путешествия и знакомства. Многое меняется. Но что-то остается с вами еще на долгие годы.  
Большая часть путешествий урожденной Лестрейндж пришлась после замужества. Основная часть – еще до того, как родился старший сын. Весь мир был открыт для них. Молодость. Маленькие безумства на двоих и поведение, которое никак не приемлемо в высшем обществе.
– Вы пишите много писем? – не то, что бы Ровена заостряет внимание на этом. Скорее – утоляет любопытство. – Родителям? Кому-то из родственников? Или друзьям?   
Ее не радует тот факт, что Амора излишне напряжена, находясь рядом с ней, несмотря на то, что не раз, не два и даже не три виделась с Ровеной – значительно больше. Правда, при других обстоятельствах. Будто бы ждет какого-то подвоха. Неужели леди Мальсибер наводит подобные мысли?
– Как, вероятно, вы успели заметить, мисс Гэмп, в свое время я не изучала Маггловедение, как отдельный предмет. – Почему – и так понятно. – Но многое я черпала в те моменты, когда доводилось бывать среди магглов. Мне нравилось Зельеварение – профессор Слизнорт и тогда интересно преподавал свой предмет. Оно полезнее для меня и по сей день, чем Трансфирурация. – Женщина на несколько секунд замолкает, не вдаваясь в подробности. – Еще не встречала тех,  кто не зачитывался бы Историей магии – я нахожу ее интересной…
Миссис Мальсибер не договаривает, замечая в дверях кабинета МакГонагалла, который по невнимательности сегодня оставил после лекции свой дневник.
–  Спасибо. Проходите, Итан, – спокойно говорит Ровена, пока юноша замешкался у двери, поочередно глядя то на нее, то на Амору. – Можете забрать свой дневник. – Она проводит тонкой ладонью по его поверхности и чуть подвигает в сторону МакГонагалла. Она не читала его – только нашла  запись, которая указала, кто же забыл его.  – Я заметила, что сегодня на лекции вы были не согласны со мной, хоть и не высказали этого вслух. Может быть, желаете побеседовать на эту тему?
Будем говорить откровенно – преподавание совсем не ее. Но, раз уж есть минутка, она может ответить на возникшие вопросы.