Внутри склеп Мальсиберов был не менее примечателен, чем снаружи: лоск каменной резьбы и торжественная витиеватость семейных вензелей переплеталась в толи мраморе, толи алебастре, - Том затруднялся сказать. Гладкая поверхность, на ощупь такая же холодная и непроницаемая, как его собственная кожа, отражала скудные звёзды и луну, заглядывающие в решетчатые высокие окошки, добавленные затейником-архитектором бес знает с какой целью: мёртвых не волнует вид из могилы. Мёртвые молчат. Ровена Мальсибер молчать не умела. Ее крикливый рот, словно огромная чаша гнусной лжи и змей, мог разразиться бесконтрольным потоком никому ненужных слов. С поводом или без повода. И дело даже не в уровне шума, который Том не любил никогда, а в том, что это бестолковое создание, жена Мальсибера, совершенно не умела держать себя в руках, что, при известных обстоятельствах, недопустимо. Именно по этой причине Том Риддл сейчас был вынужден вдыхать остатки разложения бабушки Эдди, ожидая появления своего ничего не подозревающего подданного. От скуки он даже сотворил надпись, ничуть не уступающую по красоте оригинальным творениям художника, украсившим соседние ниши, каждая из которых содержала прах членов достопочтимого семейства. Том придирчиво осмотрел верхний элемент буквы «М», и, едва уловимо поведя палочкой, добавил пару штрихов к своей надписи: «Ровена Мальсибер». Шорох и шаги. Он отошёл в сторону ровно в том момент, когда глаза вошедшего мужчины уткнулись в свежую могильную табличку.
- Добрый вечер, Эдвард, - Риддл щёлкнул пальцами, гася свет палочки Мальсибера, бивший в глаза, - у твоей жены красивое имя, - он лишь слегка повёл взглядом в сторону соседних табличек, пока свободных, - но Доминик и Марцелл в камне будут бесподобны, - небольшие факелы на стенах склепа с тихим шипением вспыхнули в темноте, наполняя помещение рыже-красными отблесками огня, заплясавшего в глазах двух мужчин, разделённых парой шагов и напольным вазоном с белыми цветами.