Адвокат миссис Джорджии Вейн - высокая темноволосая молодая женщина в строгой мантии - оказалась настойчива. Гавейн попытался перенести ее визит на не рабочее время, но ничего не вышло. Позже - уже прочтя письмо - он прекрасно понял почему.
   Вертя же в пальцах конверт под выжидательным взглядом, Гавейн искренне недоумевал: кто есть миссис Вейн и что ей от него понадобилось.
   Письмо начиналось тривиально: "Если вы это читаете, мистер Робардс, то меня вероятнее всего нет в живых." Не тривиальным было то, что вместе со сложенным листком бумаги, на стол упала фотография совсем еще юной девушки, позировавшей на фоне некой статуи: кажется веронской Джульетты, но Гавейн мог и ошибаться. Лицо еще явной Хогвартской студентки сразу показалось ему знакомым, но вспомнил его Робардс только через несколько мгновений: "Мисс Совушка" из "Сытого дракона". Понятнее не стало.
   "Ты возможно меня не вспомнишь, староста, так что получи набор кодовых слов: "выпускной", "ты не святой", "Ванная".
    Гавейн вспомнил, и в этот момент по спине пробежал неприятный холодок предчувствия - ничем хорошим это чтение для него не закончится. Но сама мысль, что женщина с которой он чуть меньше двадцати лет назад спал - мертва, никак его не задела.     Вокруг умирало слишком много людей, каждый чертов день, чтобы  продолжать чувствовать.
    "Когда ты прочтешь это письмо до конца, ты на меня разозлишься, но помни: о мертвых либо хорошо, либо никак. Я скрыла от тебя нашу дочь. У меня были причины: хотя бы то, что я уже планировала свадьбу с другим."
    Гавейну понадобилось перечитать два этих предложения три раза, чтобы наконец осознать, что она имела ввиду. Он коротко взглянул на фото, примеряя на улыбающуюся "мисс совушку" слово сочетание "Моя дочь". Снова перечел нужную строчку - и нет: слова магическим образом не изменили свое значение. Искоса взглянул на мисс адвоката, рассматривающую свои ногти, в ожидании, пока он ознакомится с письмом, и продолжил чтение, мысленно посчитав месяцы с конца мая по февраль, и убедившись: все верно.
    Девять.
    Робардсу все еще казалось, что он спит или попал в какую-то поистине идиотскую ситуацию. Покушение, свидание, и не успел он еще толком прийти в себя: "Здравствуйте, я ваша дочка!"
   Из могилы Джорджия - "Моя кто? один раз за бывшую считается?" - продолжала:
"Не стану скрывать, я бы предпочла оставить тебя в неведении навсегда. Но Пожиратели все изменили, и опасаясь худшего, я решила перестраховаться. Ты сможешь ее защитить, староста, или лучше говорить, аврор? Я рассказала Маргарет правду, и тебе не стоит опасаться, что она тебе не поверит."
   Дальнейший текст был посвящен дочери. Гавейн узнал: что Маргарет Вейн учится на Хаффлпаффе ("Как будто это многое мне объясняет"), подрабатывает на каникулах в баре, играет на скрипке, любит готовить. И еще кучу разнообразных мелочей, больше похожих на "Инструкция по уходу за человеческой особью "дочь" - одна штука."
   "P.S. Мне, правда, стыдно перед тобой." - шло сразу после подписи.
   "Сильно сомневаюсь", - Гавейн еще раз посмотрел на фото перед тем, как вместе с письмом аккуратно убрать его в конверт. Девочка была абсолютно ни в чем не виновата. Жертва материнского самодурства.
   Он перечтет его еще раз, когда адвокат уйдет, и тогда будет определяться со своими эмоциями относительно новости.
- Ознакомились? - суховато поинтересовалась адвокат. Гавейн кивнул.
- Будете оформлять опекунство, мистер Робардс? - она несколько театральным жестом опустила перед ним на стол папку, показывая что по мимо личного письма миссис Вейн озаботилась рядом документов.
- Разумеется, - согласился аврор, и ему показалось, что в ее взгляде мелькнуло нечто похожее на сочувствие.
- Хорошо, вам ни о чем не придется беспокоиться: я буду полностью представлять ваши интересы. Большая часть моей работы уже оплачена, - от этих ее слов Гавейн отмахнулся: вопрос денег перед ним не стоял, - Мы можем подробно обсудить этот вопрос завтра, после похорон. Но я должна кое-что вам сообщить прямо сейчас.
  "И это что-то плохое." - предсказал Гавейн и не ошибся.
- Вейны продали свою квартиру и погибли не успев выкупить выбранный дом. Единственная недвижимость, которая сейчас переходит в собственность мисс Вейн - бар "Сытый дракон".
  Пояснять Гавейну очевидное: там его чадо сейчас и обретается, адвокат не стала.
Робардс никогда не курил, но сейчас ощутил необходимость и закурить и выпить. Не каждый день узнаешь, что у тебя есть ребенок семнадцати лет, который живет в баре. В том самом баре, который облюбовали твои подчиненные.
  «Совпадения? Или коварная месть, которую как в любимых магловскими старушками сериалах готовят семнадцать лет? Что я тебе сделал, женщина?!»
    Он провожает мисс адвоката, на обратном пути заносит заявление на неоплачивыемый отпуск на несколько часов по случаю похорон Руфусу, и кратко пересказываем ему письмо. Лицо Скримджера не выражает ничего. А реплику: «Сочувствую. Рад за тебя» можно перевести как минимум тремя разными способами.*
   Потом Эшлинг. Ей Гавейн просто дает прочитать письмо, так как не уверен, что сможет подобрать адекватные слова.
   Ее реакция гораздо лучше, чем он мог ожидать.**
   Сообщить своим экс-стажерам причину своего завтрашнего отсутствия.
   И наконец самое сложное: дойти до бара, забрать ребенка, отвести домой, накормить, уложить спать.
   Кормить, кажется, нечем. Но всегда можно изобрести бутерброд.
   
   Он представляет себе, как будет стучать в закрытый по поводу смерти владельца бар, и общаться с ребенком через дверь, но дочь обретается снаружи, где она… руками. Без помощи магии. Пытается. Стереть. Следы. Вандализма.
   Несколько мгновений Гавейн созерцает раздосадованное бросание тряпки в ведро и подходит ближе.
– По законодательству магической Британии ты уже – скоро как будет – год можешь использовать заклятия вне Хогвартса, – Гавейн опускает руку на плечо девушке, оглядывая пустое, словно утерявшее душу здание, – Впрочем, не важно. Не стирай улики, юная леди, мои подчиненные любят тут пить. Будут любить и убирать следы вандализма. Пойдем внутрь? Нам, я полагаю, надо поговорить.
   Второй рукой он достает значок и отправляет Дункану и Кайлану два одинаковых сообщения: «Сытый дракон. Вандализм. Разберитесь добровольцами. И хитам сообщите. Даю десять минут форы»
   "Моя дочь. Даю себе десять минут на то, чтобы научится называть ее так и не сбиваться".

*согласовано
** согласовано

В голосе девушки нотки истерики: совсем не удивительно, совсем не непривычно. Его работа заключается и в том, чтобы наблюдать подобные истерики у родственников покойных коллег или жертв, у выживших. Только здесь и сейчас, он не заместитель главы аврората - бесстрастная функция, воплощенный закон. Он мужчина, который пару часов назад узнал, что у него есть ребенок. И вот он этот ребенок, оплакивающий тех, кто его воспитал, пока настоящий отец работал, ни о чем и не подозревая.
    "И снова, спасибо, Джо" - поджимает губы внутренний циник. А вторая паникующая часть: "Что значит, мы закрыты, но я соображу? Ты готовить собралась? Даже не думай."
- Не стоит, я не голодный, - жестом отметает предложение. Она не заметила или не пожелала заметить, что он сразу взял менее официальный тон, чем обычно. Менее нейтральный.
    Но почему-то Гавейн ждал, что его встретят уже зная почему и зачем он пришел. И пояснять ничего не придется, не придется неловко искать слова. Однако дочь - Маргарет, Мэг, Марго, Совушка - совсем не торопится воспринимать его появление как должное, как естественное и ожидаемое.
    И как-только Гавейн уже почти придумал, как начать разговор, она убегает на кухню. Умыться, наверняка, доплакать и умыться. А ему на значок приходит ответ от Дана. Экс-стажер со свойственным ему чувством юмора вопрошает, интересуют ли Гавейна скальпы вандалов.* Робардса сейчас не интересует ничего кроме вопроса: "Кто виноват ("Нет, я в курсе, что я, и надо было не заниматься сексом в школьной ванной") и что делать?", но он отвечает: "Нет, спасибо, можете оставить себе."
    Девушка выходит, когда он уже было собрался ворваться в святая святых "Сытого дракона" - сиречь на кухню: она действительно умывалась. И продолжает вести себя так, словно причина его появления для нее тайна за семью замками. Но Джо писала, что она все знает. У Гавейна нет причины не верить Джо.
- Нет, - он качает головой, присаживается напротив, и вновь собирает растерянные за три минуты ее отсутствия слова, - Первое: сегодня днем мне пришло письмо от твоей матери, второе: я не помню сколько времени оформляется опекунство, но насколько я понял, процесс уже начался. Хотя, учитывая, что по нашим законам ты уже совершеннолетняя... Не важно. Третье... - а что собственно третье? "Мои дети никогда не ночевали в баре, и начинать эту традицию я не намерен, даже если тех детей до сегодняшнего дня у меня и в помине не было?"
    Гавейн опускает руки на плечи Маргарет и заглядывает ей в глаза:
- Я очень сожалею о том, что их больше нет, - Робардс крепко ее обнимает, почти машинально касаясь губами волос, как обычно обнимает младшую сестру, - Но в течении пяти минут здесь будет толпа жаждущих мести силовых структур. Где твои вещи?
   "И вести эту беседу в месте, где все  скорей всего напоминает как минимум о... назовем его "И.о. отца" - Эдвард, кажется... - плохая идея."
   
*согласованно

Девушка плачет, а Гавейн не знает, что ему делать с ее последней фразой: "Обязан" - звучит канцелярски не верно, а "Твоя мать меня уже обидела, скрыв твое существование, не продолжай ее черное дело" - не к месту, не вовремя, не справедливо. Он прикрывает глаза и ждет, пока второй поток слез схлынет, и она сможет ответить на его вопрос. В его голове крутится разом множество совершенно не своевременных и лишних мыслей. Например, где она планирует жить: у него есть лишняя комната, которая до этого использовалась как... да ни как в целом не использовалась. В ней ночевала Джессика, когда избегала бывшего парня и наставлений матушки и сестры. В остальное время Гавейн, как правило, вспоминал о ее существовании только когда решал провести генеральную уборку. И звезды легки просто прекрасно, учитывая, что обычно он это делал как раз перед Рождеством, опасаясь что матушка решит навестить холостого сына и поужасаться на беспорядок, найдя в этом повод снова попенять ему на отсуствие невестки и внуков. С другой стороны, он вполне мог позволить себе снимать для дочери квартиру, если ей будет угодно жить одной. Думать об этом было по всем параметрам рановато: девушка еще не закончила школу. То есть вопрос откладывался минимум месяца на четыре. Ключевой же повесткой дня было вовсе не практичное: где жить, что есть - а сугубо эмоциональное: как найти общий язык и поддержать в скорби. Он - уже утешает - был с ней хотя бы шапочно знаком зарание волею судеб. "Интересно, Джо, насколько тебя забавляла мысль, что я ее вижу, когда прихожу в бар, но и не подозреваю, кто это." Вопрос: "Что я тебе сделал, женщина?!" - оставался открытым.
    Гавейна с одной стороны восхищает то, что она способна думать о баре, когда в ее совсем не долгой жизни случилась первая серьезная трагедия.
- Стоп, насколько я помню - похороны завтра. И открывать бар до похорон, действительно, очень плохая идея. Мои люди переживут, если вечером он не откроется. А тебе через неделю в школу, и потому за эту неделю в первую очередь надо оперативно решить вопрос руководства баром в учебный отпуск хозяйки, а не носиться тут с тарелками и пивом. Потому сейчас мы берем твои вещи и идем домой: а о своей работе ты забываешь до завтрашнего вечера. Договорились?
    Он не добавляет жестокое: "Сперва попрощайся с родителями как подобает" - потому что - не справедливо. И он даже понимает, почему Маргарет так рвется открыть бар. Носясь между столиками и на кухню, она надеется отвлечься от произошедшего. Упахаться в край, чтобы не осталось сил думать и, особенно, чувствовать. Гавейн назвал бы это детским способом, но слишком многие взрослые использовали именно его. "Еще есть отличный вариант не есть, и уморить себя страданиями. Не в мою смену."
    У него была почти ровно неделя до четвертого января, когда дочь уедет в школу, чтобы помочь ей разобраться с баром: ну не могло такого быть, что тут единственный бармен, повар, официант, хозяин и уборщик. Кого-то же нанимал ее отчим, когда ребенок учился. Гавейн никогда не обращал особого внимания на персонал в те редкие моменты, когда бывал в "Драконе". Но был уверен, что видел другие лица.
    Он снова думал о практичной ерунде, вместо того, чтобы признать: у него есть восемь дней, чтобы найти общий язык с дочерью, которую он почти не знал. С учетом его графика: сутки и десять-шестнадцать часов. И это оптимистичный расклад.

- Хогвартс, - вырывается у Гавейна машинально, и в свое оправдание он может сказать только, что успел проглотить и не озвучил саркастичное "Слыхала о такой?", - Отложим все трудности на завтра, договорились?
   Для нее - на завтрашний вечер, а ему бы начать разбираться с этим еще сегодня: хотя бы написать адвокату с просьбой сообщить контакты управляющего, если у них есть управляющий. Вполне возможно, что мистер Вейн не нанимал лишнего работника, решая эти вопросы самостоятельно. Очень даже вероятно. Иначе где этот управляющий? Почему не суетится возле новой владелицы, ведь это от него уходит прибыль? А если он все же есть, то это еще один человек который будет в курсе, что заместитель Руфуса Скримджера неким образом связан с дочкой Вейнов. Можно попробовать решить этот вопрос через мисс адвоката, которая уже и так в курсе. Ладно, сперва выяснить существует ли он вообще в природе. Гавейн надеялся, что существовал, как и бухгалтер. Но если в Маргарет упорство воспитал мистер Вейн, то с него станет быть и тем, и другим, и третьим.
   Девушка показала ему куцую горку чемоданов: не слишком маленькую, но и меньше, чем ожидал РОбардс. "Просто у страха глаза велики, вот ты и думал, как все вместить в комнату." Робардс окинул ее взглядом, раздумывая сможет ли его порт-ключ перекинуть это хозяйство целиком за одну ходку. "Пожалуй, нет."
   Дочь подзывает заклятием только два из всей груды.
- Мы забираем только это? - в остальных чемоданах вполне могут быть вещи родителей или какая-то мебель для нового дома, но спросить надо, - Или мне позже забрать остальное?
    Он вспоминает рекомендацию Эшлинг: ту самую, которая "ты предлагаешь заму главы аврората напоить свою семнадцатилетнюю дочь?" но на взгляд Робардса, пока в таких радикальных мерах нет необходимости. Он берет первый попавщийся чемодан за ручку и кладет свободную руку дочери на плечо.
- Готова? - и только после утвердительного ответа активирует порт-ключ.
   Делая привычно-машинальное движение к выключателю в гостиной, Гавейн думает, что второй раз за последние сутки понадобиться расширять список тех, кто может без последствий для себя входить в его квартиру. Потом типичная аврорская мысль, что он даже не подумал проверить, а дочь ли это: вдруг враг под обороткой. "Странно, Аластор вроде меня не кусал. Во всяком случае, я такого не помню." Слишком уж сложный и хитровыкрученный план для покушения: навести справки, подстроить аварию, написать письмо, похитить девочку.
- Не разувайся, - останавливает дочь Гавейн, выходя в коридор, - По левую руку входная дверь, туалет и ванная, прямо - кухня, а сейчас направо будет твоя комната.
    Новая обстановка тоже не плохой вариант занять девичью голову, не думать о ее родных.
   В комнате окно, раскладывающийся диван, стол, стул и шкаф.
- Обставить ее можешь как угодно, в принципе делай с ней, что захочешь, - Гавейн ставит чемодан и поворачивается к Маргарет.
   Все дела и слова закончились, теперь они втроем: новоприобретеные отец и дочь, свалившееся на последнюю несчастье. С ближайшее время, если не возникнут не предвиденные обстоятельства появится Эшлинг.
   "В любой непонятной ситуации вспоминай свой план действий: отвести домой - выполнено, накормить и уложить спать - осталось."

Перед дверью Эшлинг поймала себя на ощущении, что будет здесь сегодня лишней. Не в первый раз за вечер, если честно, но до этого момента его как-то удавалось отгонять, а тут случился острый приступ, до того, что она наверное с минуту гипнотизировала взглядом кнопку звонка, не решаясь нажать на нее. Семейные отношения - дело деликатное и для посторонних не предназначенное, учитывая обстоятельства - деликатное особенно, какая им обоим сейчас польза от ирландки-аврора, с которой один провел пару ночей, а вторая несколько раз разговаривала в баре? Ну кроме на всякий случай купленного ужина - Гай мог забыть или не успеть об этом позаботиться, а в холодильнике у него обретались в лучшем случае пол-десятка яиц, сыр, колбаса и батон хлеба, даже молока в прошлый раз не нашлось к кофе. А еще к ощущению неуместности примешивалось идиотское чувство, словно она вдруг оказалась любовницей давно женатого мужчины, и теперь чтобы сохранить отношения нужно еще завоевать расположение его взрослой дочери от этого союза, иначе ничего не выйдет. Это злило. Кололо, как камешек в ботинке. Злость и помогла в итоге справиться с нерешительностью, потому что какого черта, в самом деле? Глупо ревновать к несчастной девочке, только этого всем тут не хватает для полноты картины. Еще глупее - нарушать обещание и обижать Гая из-за такой бессмыслицы. Уйти, в конце концов, никогда не будет поздно.
- Привет, - Эшлинг улыбнулась, коснувшись руки Гавейна, но не больше - она еще не была уверена, что хочет обнимать его при Маргарет, демонстрировать близость, а Совушка здесь:  в коридоре стоят чемоданы, и в прихожей может появиться в любой момент. - Все в порядке? Я принесла еды, новости по следам блиц-расследования дела о вандализме и маленький сувенир для Совы, с чего начать? - "Гениев", рискнувших обозвать авроров и хит-визардов грязнокровками, написав это "послание миру" прямо на окнах практически их собственного бара, объединенными силами нашли за пару часов. Всего-то надо было опросить работников окрестных заведений и тщательно перетрясти Лютный, а связываться с раздраженными сотрудниками Департамента ради каких-то не отличающихся умом малолеток никому там не хотелось. Ну а поскольку Робардс разрешил поступить с их скальпами как аврорам захочется, Эшлинг не отказала себе в удовольствии воспринять это разрешение чуть более буквально и отхватила одну зеленую, спасибо идее О'Брай насчет маркирующих защитных чар, прядку в качестве доказательства поимки виновных. Может Маргарет это порадует или хотя бы позабавит.

На перепалку о волосах, Гавейн только головой покачал. Он бы в общем не удивился: притащи она и полноценный скальп. Последнее время авроры, конечно, еще не настолько озверели, чтобы вести себя как дикари, собирая военные трофеи пальцами или волосами, но прямо таки слетели с катушек, позволяя себе совсем не профессиональные мелочные шалости. Попозже надо будет провести с Дунканом беседу по поводу, где грань между его работой, общественным мнением и поводом для журналистов снова полить аврорат грязью. Те как обычно будут защищаться выдвигая вперед себя пресс-атташе. Как будто ей больше делать нечего, только за ними подтирать. И как будто, это так просто, заставить написать опровержение на приукрашенную, но правду. Последнее время журналисты чертовски осторожны в этом вопросе. Правда, правда, ничего кроме правды – лишь акценты чуть смешены. И невинная шутеечка, не там оброненное слово, превращается в лавину.
   Ну вот... он опять думает не о том, и не там.
   Мэг весьма удачно отвлекает его своим комментарием относительно пакта о благочестии. И в первый момент глаза Гавейна расширяются, становясь опасно синими в желтоватом свете ламп, а потом сужаются. Будь он ее отцом с детства, то обязательно поинтересовался бы, что маленькая мисс дочь себе позволяет. Но Гавейн не хочет вызвать нагоняем целую бурю, а тем более подтвердить ее догадку. И пожимает плечами. Поговорить с ней о тактичности стоит – но после.
   Встретившись с Эшлинг взглядом, он лишь покачал головой: «Я ничего не говорил».
– Скальп, это конечно чудесно. Но бар-то в порядок вы привели? – мешаться двум женщинам на кухне – а, следовательно, гарантированно попасть под горячую руку – он не планировал, потом присел на подоконник и сложил руки на груди. Чуть не дернулся, когда что-то живое притерлось к его ноге: Гавейн не привык в своей квартире к мелкой живности, но выдержка зама главы аврората не подвела. А скосив глаза вниз, обнаруживает там – ну надо же сюрприз! – кошку Мэг.
– Так как ее зовут? – он легко подхватывает животное на руки, и проходит пальцами по голове и спинке. «Вырваться? Милая, не мечтай. Ловцом я, конечно, не был, но такой большой, пусть и очень гибкий снитч удержу без проблем.»

Сама так сама, Эшлинг не стала напрашиваться в помощь: две хозяйки на кухне - к беде, скандалу и испорченному во всех смыслах ужину, это всем известно. Если бы речь шла о готовке - вообще бы не предложила, все с ней связанное было вотчиной Маргарет, и на месте девушки Эш в таком случае испытывала бы что-то вроде профессиональной ревности или, еще хуже, раздражения лезущим под руку неумехой. Ну разве что чай можно разлить, на это много таланта не нужно, и Сова уже села за стол, не станет отвлекаться. Себе в чашку она насыпала две ложки растворимого кофе, недавно купленного, без молока и сахара. Та еще гадость, но сейчас почему-то хотелось именно ее. - Привели разумеется, - горечь заставила поморщиться, - не рассчитала с дозировкой, усмешка в сочетании с этой гримаской вышла неприязненной, - только не мы. Точнее - приводят, еще не закончили, когда я уходила, - еще один глоток, - в "Драконе" сейчас трудовая терапия происходит, как в Хогвартсе: кто нагадил, тот и убирает, без применения магии. Ребятки там стараются под присмотром Сандерса и его команды. - Авроры в одиночку с этим делом разбираться не стали, нажаловались хит-визардам - вандализм все-таки официально по их части, и "Солнышко" решил поучаствовать, выгулять свой отряд - бар все-таки общий, "синим мундирам" это тоже не понравилось. До сломанного при "сопротивлении аресту" носа и вывихнутой руки. Эшлинг даже пожалела сейчас на пару мгновений, что во время  самого задержания другими делами была занята, - было бы на ком спустить пар, может сейчас бы спокойствие и способность к сочувствию не отказывали так легко, от пары слов, и не возвращались так долго. Или в тренировочный стоило выбраться... - Саваж играет в доброго аврора - сначала вслух перебирал варианты, как бы политический мотив к этой акции примерить, потом намекнул работникам ведра и тряпки, что может быть ударный труд им зачтется как чистосердечное раскаяние, и приговор смягчат до штрафа. - Вообще по мнению О'Флаэрти командиру отряда специального назначения достаточно было к палочке потянуться, чтобы кто угодно в чем угодно раскаялся тут же, но она не стала мешать коллеге развлекаться.  Эта мелкота из Лютного и так бы штрафом отделалась, пусть и немаленьким, но в законах там хорошо разбирались фигуранты покрупнее.

Сейчас Гавейн как никогда благодарен Эш, потому что один он бы не выдержал этого тоскливого ужина. В нем словно просыпается тот семнадцатилетний парень – отнюдь не святой, отнюдь не рыцарь в сверкающих доспехах, просто вспыльчивый, замкнутый мальчишка, который не просил себе этого сокровища на голову – и вспылить и наговорить глупостей ни в чем невиноватой девушке – так просто. Тем более, когда на тебя по мимо ребенка высыпалось слишком много всего: поломанные ребра, мунго, подозрение тех, кто ему так дорог… Если бы не Эшлинг, то он бы решил, что зебра-жизнь повернулась ему не лучшим из мест.
   В какой-то момент он низменно думает, что надо было бы звать и Кайлана с Дунканом. Последний легко бы нашел какую-нибудь легкую, забавную тему, чтобы все смеялись.
- Думаешь прядь волос позволит не задвинуть? Было бы не плохо… - Гавейн понимает, что отдел страшно оскорблен разрисовыванием «Дракона», он и сам видит в этом плохой знак, хотя не то, чтобы сильно привязан к бару.
   Он там редко пьет, хотя и находит это место милым и уютным, и сейчас тот заботит его исключительно из-за дочери. А парни… парни переживут, в их работе вредно привязываться и к людям, и к вещам, никогда не знаешь, когда потеряешь их раз и навсегда.
   Вопрос дочери в первый момент застает его врасплох, но Гавейн вовремя успевает остановить себя и не ляпнуть: «Это ее и наше дело» - самое дурацкое, что он мог сказать на данный момент.
– Да, письмо, – он спокойно и несколько печально улыбнулся, – В основном она пишет о тебе, о том, что ты любишь, а что не очень, и как стоит о тебе заботится. Она очень тебя любила, Маргарет, – он трет переносицу, а потом протягивает ей руку, – Мне очень жаль, что обстоятельства… – слов не хватает, он черт побери, воин, солдат, администратор, а не детский доктор, у него даже стажеров девочек никогда не было, - Извини, я не смогу стать ни ей, ни тем… кого ты считала своим отцом. Который действительно был тебе отцом. Я… буду стараться.
    Он уверен, что ее будет легко полюбить, как дочь. В целом он уже ее любит, был привязан как к той «девочке, Сове» из их бара, а теперь это чувство постепенно переплавляется в другое. «Моя дочь.»

- Нет, Визенгамот даже настоящим целым скальпом не напугаешь и не заставишь шевелиться быстрее обычного, - Эш с усмешкой покачала головой, - просто еще одна улика. - В общем-то они и сами справились с осуществлением правосудия, разве что штраф не взяли - это был бы уже грабеж, а грабить британских подданных Крауч Департаменту не разрешал. А помариноваться в камерах предварительного задержания у хит-визардов и подумать над неизбежностью последствий любого действия "художникам улицы" не вредно, ускорять рассмотрение дела "синие" вроде как не планировали. Может что-нибудь важное в голове задержится, хотя надежда и невелика.
Нет, эта часть письма Эшлинг не возмущала. Пишут же инструкции по уходу за младенцами и за детьми постарше, целые книги про правильное выращивание и воспитание, и никому это не кажется странным. Отправляя ребенка к родственникам, которые плохо его знают, им рассказывают о том же самом. В архиве аврората полно таких же эпистол на людей вполне взрослых - в их личных делах тоже упомянуты некоторые особенности характера и поведения, привычки, достижения и проколы, в досье на преступников - вообще насколько возможно полные психологические портреты. Вэйн и правда попыталась позаботиться о дочери как сумела. И у нее другое мнение насчет того, кто тут сейчас самая пострадавшая сторона. Девочку жалко. На протянутую руку почти смотреть больно, странно, что Маргарет не заметила. Или не пожелала заметить? А Эдварду Вэйну жена даже возможно не изменяла, как оказалось, по крайней мере после слов Мэг тот разговор в "Драконе" о том, что ее мать обманывает отца, а рассказать ему - только сделать все еще хуже, приобрел второе толкование. Дура Джорджия не утерпела и растрепала все дочери, подготовила к возможному сюрпризу. Боялась, что не успеет, или тайна язык прожгла?
- Эдвард Вэйн - счастливый человек, если конечно так и не оказался в курсе всей истории: хорошая жизнь, быстрая смерть - чего еще можно пожелать? Посмотри на ситуацию иначе, Сова, у тебя есть кто-то, к кому можно обратиться за помощью и поддержкой и получить ее, если понадобится, а могло и не быть. - А у Гая есть о ком заботиться, если конечно девчонка позволит и не влезет в бессмысленную гордость, как в раковину, как ее мать, так и не обратившаяся к аврорам со своими страхами, и это почему-то злило, при любом исходе. Откажется - сделает Гавейну больно просто ни за что, нет - станет в его жизни главной, той, в чью пользу всегда будет сделан выбор, если в нем возникнет необходимость. И с этой данностью придется просто мириться. Эшлинг готова была позаботиться о девушке, да мало кто из завсегдатаев "Дракона" останется равнодушным, можно с уверенностью сказать, но она, черт возьми, не подписывалась на наличие "падчерицы", это совсем другое. И никому не скажешь кроме отца Галлахера, иначе и тут последствия не заставят себя ждать.
Бутерброд отвлек ее от попыток запытать вилкой кусок мяса, никак не желавший разламываться пополам, и Эшлинг с удивленной полуулыбкой взяла неожиданное угощение.  - За что, Сова, за то, что вам не пришлось искать, где в это время суток еще продадут хоть что-то съедобное? Обращайся, если понадобится. А "Дракон" как работал, пока вы учились, так и будет работать, достаточно найти хорошего управляющего. Репутацию и надежность кандидатов наши друзья в синем проверят, как справляться будет - приглядят все заинтересованные, за бар можешь не беспокоиться.

Девочка краснеет, наконец, замечает его руку, и берет ее в свои. Частично это похоже на жест утопающего за соломинку, частично на одолжение. И тем трогательно. У Гавейна на мгновение даже перехватывает дыхание, когда тонкие пальцы дочери касаются его ладони и маленькая ручка ложится в нее. У нее нежные руки, куда нежнее чем у него или у Эш, но в тоже время это и руки девушки, что весь день готовит и носится с тарелками, творя свое маленькое барное чудо.
– Проведем тест, постараемся найти до твоего отъезда в школу тех, кто будет тебя полностью устраивать, - он задумчиво улыбается. В целом он даже не особенно будет возражать, если Маргарет примет решение не заканчивать седьмой курс, а удовольствоваться результатами С.О.В. и пойти в большой мир без Т.Р.И.Т.О.Н. Но подавать ей эту идею Робардс не будет: да и обратит ее внимание, что почти закончить школу и сорваться на трех месяцах – глупо. Бар никуда не убежит.
– Конечно, – он переводит взгляд на Эш, – В комнате Маргарет тоже диван, – комната очень легко в его голове стала «ее комнатой», вряд ли сама Мэг свыкнется с этой мыслью так же быстро, – Если у тебя возникнут трудности – скажи, - он провожает девушку, пока Эш убирает со стола, – Спокойной ночи, – но так и не решается поцеловать ее в макушку. Может быть потом. Например завтра.
    Когда Гавейн поворачивается на столе уже стоит бутылка и стаканы. Эшлинг мудра как никогда, и первую стопку он осушает залпом, а над второй долго висит, перебирая в уме сегодняшний день.
– Не думаю, что стоит тратить время. Не во всех смертях виноваты Пожиратели. Да и будь они виноваты. Они бы уже дали знать – а магловская машина не их методы. Так что – несчастный случай – дело закрыто. Меня больше волнует бар, – он задумчиво проводят пальцами по руке Эшлинг от косточки на запястье к пальцам, ласкает ее собственными, – вот уж в работе бара я совсем ничего не понимаю.

Гавейн смотрит на нее задумчиво и вздыхает.
– Я не думаю, что они бежали от чего-то более существенного, чем просто страх обывателей перед Пожирателями смерти. Иначе бы она написала об этом, сдала бы все пароли и явки, и каждого соседа, что посмел косо глянуть в сторону дражайшего семейства, она этого не сделала, а значит, боялась призраков.
   Гавейн медленно допивает второй стакан, думая о том, что завтра похороны, где он никого из друзей Вейнов не будет знать, и наверняка вызовет массу пересудов, среди пожилых кумушек («Интересно был ли у Маргарет крестный и есть ли шансы представиться им») и налаживание контактов с дочерью, да и вообще час уже поздний.
   А много ли их будет – тех друзей. Эта мысль поражает еще одно не приятное чувство – словно он копается в чужом белье.
– О нет, мне хватает того бедлама, в который вы превращаете элитное боевое подразделение магической Британии, – он едва слышно смеется, и тянется, касаясь кончиком носа скулы Эшлинг – «Да,да, я щучу» – Что бы браться еще за бедлам бара, и выслушать от Мэг, как я все делаю не так, – «Мне их даже Руфус не читает, хотя имеет право», – Пусть их выслушивает другой несчастный. И я не буду с тобой спорить, потому что могу разве что поставить на то, что раскритикованы и с позором будут выгнаны даже шеф повара самых дорогих магических ресторанов, – он допивает стакан и встает, – договорим в гостиной – тут мы прям под стенкой, и наверное, мешаем ей спать, – и едва слышно на ухо, – Ты же не серьезно про диван?