Год начинался невесело. На этот раз у Урхарта не было ощущения, что вообще один период времени сменился другим и можно хотя бы попробовать вести новый отсчет, в некоторой степени начинать с нового листа, и так далее.
Декрет о Непростительных приняли. Собственно, после Кровавого Рождества просто не было шансов его не принять. После Кровавого Рождества это выглядело жесткой, но справедливой ответной мерой, воздаянием, так сказать. Элфинстоун понимал это так четко, что даже бросил сопротивляться этому решению. Куда уместнее было потратить силы на координацию работы Департамента, у которого прибавилось работы, но не прибавилось людей - а временно даже убавилось, потому что многие прилегли в Мунго. Ему одному из немногих повезло вернуться из Косого без единой царапины.
По иронии судьбы объясняться с подчиненными относительно нового декрета тоже выпало Урхарту. Люди собрались к назначенному времени, мариновать их в ожидании было неправильно, а Крауча где-то носили черти. Увы, как представитель руководства Урхарт не мог сказать им: "Да, мне это тоже не нравится, а что я могу поделать?" Эта реплика оставалась для личных разговоров за пределами Министерства. Подчиненным он должен был объяснить, почему все это не повод рассчитаться на сторонников и противников и насмерть оскорбиться друг от дружи. Люди и так были измотаны, а в этом состоянии оскорбляются с небывалой легкостью.
Пожалуй, только передраться между собой им тут и не хватало. В этом смысле Урхарт даже не знал, кому больше на руку нововведение, Министерству или Пожирателям. И то, что Крауч сегодня где-то пропадал, пришлось даже кстати - была у него привычка делать жесткие заявления, пусть справедливые, но не всегда уместные в напряженных разговорах.
Урхарт прошел в кабинет совещаний, уселся на свое обычное место, не претендуя на пустующее кресло Крауча, сложил руки на столе и оглядел все обращенные к нему лица.
- Всем добрый день, спасибо, что пришли. Бартемиус появится, если сможет, а до тех пор вопросы и предложения ко мне. Аластор, я услышал про некомплект, распорядок работы обсудим вторым номером. На первом сегодня декрет о Непростительных и что с ним делать.
Он сделал паузу, недостаточно продолжительную, чтобы дать повод вклиниться.
- Первый принципиальный момент. Нам разрешили применять Непростительные, но не обязали применять Непростительные. Второй принципиальный момент. Как и в целом в случае с Темной магией, у нас будут те, кто всей душой против, и те, кто готов воспользоваться предложением. Это не должно стать поводом для того, чтобы мы перестали друг другу доверять и начали друг друга доставать. Нам дали инструмент и инструкцию. Мы будем использовать его, если сможем и если он окажется нужен. А теперь я всех внимательно слушаю.

Да не надо по шву, подумал Урхарт, к черту куртку. Но вслух ничего такого не сказал, чтобы не вступать в дискуссию. Видимо, правильный маггл должен считать такое положение естественным. Он только слабо улыбнулся и кивнул доктору, надеясь, что она справится быстро.
И не будет издеваться с этими своими телефонными книгами, вынуждая его лихорадочно что-то придумывать.
- В Кардиффе, - господи, хоть бы у них не было справочника ещё и по Кардиффу!
Он дождался удивленного выражения на лице врача и пояснил:
- Ехал к теще, жена просила передать ей всякое к Рождеству.
Слабенькое объяснение, но ничего лучше Урхарт придумать на ходу не мог. Доктор Мюррей казалась приятной женщиной, и он взмолился про себя, чтобы она сейчас подумала, что это не ее дело, и перестала расспрашивать. Ему совсем не улыбалось стирать приятным женщинам память о том, как в больнице странно вёл себя человек с лицом главы хит-визардов.
Куртка наконец повисла на здоровом плече и можно было шевелить левой рукой, не беспокоя правую. Элфинстоун подбородком придержал воротник и начал медленно высвобождать руку. В следующей куртке крепление палочки будет таким, чтобы ее можно было достать с обеих сторон, потому что сейчас он только нащупал пальцами чехол, но отсоединить его незаметно не мог. Оставалось надеяться, что доктор отвлечется.
- Две таблетки аспирина.
Нет, отдавать куртку, пока палочка там, было нельзя. Урхарт вытянул руку из рукава и кое-как удержал куртку на плече.
- Если можно, оставьте. Я... меня что-то знобит.
Она собралась все-таки ставить эти жуткие уколы, значит, должна отойти хоть на минуту. Этого должно хватить. Он придал лицу самое страдальческое выражение, какое мог, чтобы ускорить этот момент.

Дафна спустила сияющий холодным светом магический шар ниже и теперь осторожно удаляла мертвую гниющую ткань, стараясь и не срезать лишнего, и ничего не пропустить. Работа требовала внимания и сосредоточенности, поэтому к голосам она не прислушивалась и отвлеклась, только когда услышала громко произнесенное Дунканом ее имя.
Мюррей раздраженно поморщилась - крови нацеди, старую отскреби, зеркало заглуши. Почему просто нельзя оставить ее в покое?! Ведь все, что могла, все сказала! Что за дурная следственная привычка по три раза уточнить, чтобы информацию по капле выцедить!
К тому времени прошло уже минут пятнадцать, повреждения были не такими уж большими и значительную часть работы она сделала, так что прерываться целительница не стала. Еще минут через десять она бросила в кювету последний клочок кожи с нанесенным на него ставом, туда же следом отправила перчатки.
- Demo infectum. Remedio.
Она завершила лишь первый этап, а это ремедио только начало восстанавливать плоть на месте проклятья и кожу там, где был нанесен став.
Вот теперь можно передохнуть и сделать то, о чем ее просил Дункан. Мюррей достала из своей сумки небольшую металлическую коробку, переложила оттуда несколько обычных шприцов и ампул в соседний мешочек, а потом набрала в шприц немного венозной крови. Иглу она закрыла крышечкой и положила шприц в коробку.
Дафна уже чувствовала, что устала и к дополнительным идеям отнеслась без энтузиазма, но все-таки оторвала небольшой клочок обоев, на которых были пятна крови - пусть сами их скребут, если делать нечего, а записки мало.
К обрывку она добавила еще короткую записку на пергаменте: "У юноши на внутренней стороне левого предплечья светлый знак в виде черепа и змеи. И без крайней необходимости больше мне НЕ МЕШАТЬ!"
Молодой человек говорил о том, что потеряет работу. А на кого может работать пожиратель? На других пожирателей. Так что будет лучше, если Эш и Дункан будут понимать, с чем имеют дело и кого им ждать ближе к утру.
За окном уже маячила на метле Кэтрин. Дафна открыла створку, бросила пару комочков из обычных обоев в один и тот же угол, чтобы девушка смотрела именно туда, куда надо, а потом перекинула ей коробку. Теперь можно было возвращаться к "Винсенту" и долечивать его ремедио, сжигать остатки става в металлической кювете и накладывать на зеркало заглушающее заклятье.

- Ну конечно любя, - Саваж улыбнулся, сдвинул очки на макушку и потрепал Шиэн по ушам заячьей шапочки. Кто бы сомневался, что эта задача достанется рэйвенкловцам. Кто бы знал, насколько он в такие моменты терпеть не мог ритуалистов с тягой к экспериментам и богатой в них практикой... У них тут сплошная крайняя необходимость вообще-то, и расспросить жертву экспериментов хотя бы через Дафну  стоило попытаться. - Мюррей! Подлатаешь этого любителя дурацких татушек, - обездвижь, приведи в чувство и попробуй узнать у него, как и во что он вляпался. А еще лучше - убедить его снять барьер. И активируй защитные артефакты, если есть. - На всякий случай. Мало ли, как отреагирует барьер на воплощение их идеи на практике.
О'Флаэрти увела младшую тренироваться на маглах, оставив их с Шиэн разбираться, и Дункан заглянул назначенной ему напарнице через плечо. - Погоди, не порти улику. У нас тут кое-что получше есть, чем пятнышко двухчасовой давности. - Шприц со свежей кровью разумеется остался им, и именно этим шприцом Саваж покачал перед Шиэн. - Вообще-то я имел в виду не на человеке его рисовать, тем более по словесной  инструкции, - воображение услужливо подсунуло картинку с возможным результатом использования на живом существе "рунической алохоморы" с тем самым значением, которое он подразумевал, да такую живописную, что отгонять пришлось тряхнув головой, - а на двери. Твое мнение - если нанести став на барьер его кровью, магия может воспринять это как волю самого "ключа" снять защитный контур или открыть в нем проход? А для любого воздействия на "ключ" по-моему потребуется симпатика посерьезнее. Что-то типа куклы вуду, рисунка с таким обозначением оригинального объекта может не хватить для образования устойчивой связи подобия и оригинала.

- На это я и рассчитывал, - просто отзывается мужчина, чуть заметно усмехаясь. Действительно, он рассчитывал на то, что Герберт Крейн такой, каким выглядит в своих статьях и что он скорее удавится на собственном галстуке, чем упустит возможность издать под своим именем интервью самого Волдеморта.
- Боюсь, я вынужден настаивать, - кофе приземляется на плиту, но Лорд в это время смотрит совершенно спокойно, неотрывно, на журналиста перед собой.  - Наш разговор может затянуться на довольно продолжительное время. Я же заинтересован в том, чтобы прошел успешно. Как, наверняка, заинтересованы и вы.
Он протягивает руку и чашка с шоколадом прыгает в его ладонь, словно только и ждала этого жеста. Мужчина делает несколько глотков, а потом устраивается поудобнее, откинувшись на спинку дивана совершенно вольготно и продолжает держать чашку в руках. Если бы не этот взгляд и общее ощущение, его вполне можно было бы принять за любого дружелюбного волшебника.
- Вы отличаетесь некоторым... пожалуй, что фанатизмом. Тягой к правде, к срыву покровов. Именно этого я и хочу от вас. Чтобы вы написали правду. Если бы мне нужен был журналист, который написал бы то, что я от него потребую, я бы обратился к любому другому. Но меня привлек ваш талант. И я надеюсь, что вы оправдание мои ожидания.
Он допивает горячий шоколад и кружка сама по себе неспешно левитирует в мойку, где сначала споласкивается, а потом ныряет на свое место.
Лорд спокойно позволяет Герберту себя осматривать - опознать его тот не сможет при всем желании, даже по тем чертам, что останутся в его памяти, а что до остального... Зачем искать того, кто уже десяток лет как мертв?
- Вы ошибаетесь, я ждал от вас этого вопроса. Но, пожалуй, не ждал другого, - он чуть заметно усмехается. - Да, я знаком с Библией. Куда ближе, чем, вероятно, хотел бы, но тем не менее я не солгу, если скажу, что эта книга оказала на меня определенное влияние. Что до названия, - он дергает уголком губ, едва заметно, выдавая усмешку. - Чего вы ждёте от меня в ответе на этот вопрос? Расшифровки, почему так, а не иначе? Срыва покровов? Боюсь, что здесь все слишком банально для вас, Герберт. Но раз уж вы упомянули Библию, то с этимологией вам все понятно и без моего ответа.
Мужчина чуть заметно усмехается, но в глубине его глаз впервые вспыхивают опасные багряные огоньки. Впрочем, они тут же гаснут, словно уголья в камине залили водой.
- Вам не нужно время для того, чтобы придумать вопросы, в этом вы заблуждаетесь - или осознанно лжёте. Потому что вопросы у вас точно такие же, какие и у всех других волшебников. Главный из них "почему?". После него идёт "зачем?". Следом - "для чего". Это то, что люди хотят знать.

Со стороны Примроуз кажется, что они кружат друг вокруг друга, словно пара присматривающихся акул. Осторожно и деликатно. «ой нет, ой да, вы будете так милы, надеюсь оправдать ваши ожидания» и прочая светская манера вести речи. Забини любила подобные игры. Рискни – проигрыш или выйгрыш за риском, а в таком кружении можно лишь попытаться понять где именно прыгнуть за предволительно подложенные подушечки. «Интересно, Рита не хотела бы чуть покопаться в дипломатах?»
- В любом случае ввиду вашей профессии, вы разбираетесь в политике куда лучше меня, Элсбет, а я была полной дурочкой, если бы думала, что в деле Пожирателей замещены только социальные убеждения, да пренебрежение чужой жизнью. Нет, нет, думаю политики здесь не меньше. Вот только… кому знать: правда ли они радеют за традиции чистокровности или хотят своими бесчеловечными акциями навлечь на подобных нам гнев толпы. Но… пустое, - он чуть зябко повела плечами вдруг задумавшись о судьбе русской магической аристократии, что в начале века не сильно отстояла от магловской. Трагедия, все же…
А вот на вопрос Мейер Забини хлопает ресницами, как заправская дурочка.
- Оу, а вас разве не охраняют. Или дипломатическая служба безопасности – не панацея. Если честно, все мои защитные артефакты заказывает муж, а кое-что подарили брат и отец… Так же, Департамент охраны правопорядка распространял какие-то листовки… - Забини наморщила чистый лоб, думая и покусывая губы, - Я могу узнать и прислать тебе письмо со всеми подробностями.
Примроуз не кривила душой – в мастерах защитных артефактов она не разбиралась совсем. Зачем это тщательно охраняемому мужем, братом и отцом оранжерейному цветку.
- Но по мне, откровенно говоря: лучше порт-ключа в защищенный дом и тренированного домовика защиты нет, - смущенно призналась она, - Но я не специалист. Даже дуэльный клуб в Хогвартсе не посещала. О к слову, - она не громко позвала домовика по имени и приказала ему принести шкатулку из своей комнаты, под кодовым названием подарочная, задумчиво посмотрев на свою собеседицу выбрала один мешочек, и протянула ей.
- Всегда держу небольшой запас подарков для подруг, голова дырявая вечно забываю когда у кого День Рождения , - она улыбнулась, - Эта брошь защитный артефакт аналогичный заклинанию Рефлекто.
  Брошь была не броская, маленькая, сусального золота цветок на серебристом стебле.

Тихие, уверенные аплодисменты раздаются над головой Лестрейнджа, и, спустя мгновение, Эзра Эйвери сигает с балюстрады небольшой лесенки за спинами мальчишек, вставая в полный рост во всей красе своих одиннадцати лет.
- Прошу прощения, что влезаю в столь интимный разговор, но, вроде как, твой протеже, Рикард, нас всех касается, - мальчик кидает короткий взгляд на все ещё воспалённую бровь Эдварда, - Мальсибера, вон, непосредственно, - он понятия не имеет, как сокурсник получил свой знатный фонарь, но в его авторстве не сомневается. Просто потому что никто другой на Слизерине не ударил бы без громкого повода сына Мальсиберов. Здесь принято сначала думать, а уж потом, в отсутствие иных способов устранить проблему - бить. Водянистые, прозрачные глаза Эзры практически сливаются с тонкой светлой кожей, кажется, у него по сосудам течёт вода, а не кровь. Ну или последняя, только голубая настолько, что изнутри просвечивает до тошноты. Темные волосы мальчика к концу года  отросли чуть больше нормы и топорщатся во все стороны непослушными космами, как ни укладывай - бесполезно, а потому Эйвери решил перестать стричься: эта дурацкая процедура ни к чему хорошему не приводит. Лучше потерпеть пару месяцев и завязать гриву в хвост - никаких проблем. Кроме, пожалуй, цепких лап одного змееныша: Эзра помнит, как, разозленный очередным подколом, Риддл вцепился что было сил в лицо и волосы Эйвери, деря бешеным зверем кожу чистокровного белоручки и стараясь как можно скорее выцарапать глаза. Слава Мерлину, Эзра просек моментально цели противника, а потому отделался лишь парой царапин, клоком выдранных волос да сильным ударом в низ живота - Том явно метил в другое место, просто не свезло. Или наоборот - это как посмотреть. В общем, с момента того происшествия, если не ещё раньше, Эйвери для себя совершенно точно определил: равнодушным к Риддлу он не будет. Равно как и любить его вряд ли станет. Дело в большей степени было именно в гнусном характере пришлого мальчишки, нежели в вопросе крови: неуважение к ценностям и традициям Слизерина Эзра, в силу возраста и личных качеств, мог спустить на тормозах. Но совершенно неконтролируемый и, очевидно сильный, умный, а, следовательно, потенциально опасный сосед, резко ограничивавший его личную свободу действий будущим и неминуемым диктатом, был скверным подспорьем. И это беспокоило, свербило в одном месте, не давало спать спокойно аж до такой степени, что изначально нелюдимый Эйвери, предпочитающий общаться с сокурсниками исключительно по делам учебы, влез в беседу настолько бесцеремонно и нагло. - Так вот, по делу, - если весьма способные для своего возраста мальчишки до сих пор не затыкают ему пасть физически или с помощью магии, то тема является, скажем так, животрепещущей. И слизеринец продолжает, - лишь дурак не заметит, что этот выродок со своим истинным положением не согласен и, должен заметить, весьма уверенно подминает под себя ситуацию. Вы думали о том, что будет дальше? - темноволосый мальчик выдерживает паузу, беря со стола яблоко, и крутит его в чистых, ухоженных руках, - с такими успехами в учебе можно и старостой стать, - Эзра подбрасывает фрукт, и тот со шлепком падает обратно, точно в его ладонь, - староста-грязнокровка. Крутая перспектива, м?

Он уверенным толчком открыл дверь. Если быть точнее - сшиб её к чертям. Он так устал и был так зол, что не обращал внимание на такие мелочь, как дверь. Ботинки, заляпанные какой-то непонятной бурой жижей, оставляли огромные уродливые следы. Не успел он сделать пару шагов от места преступления, как из воздуха появились непонятные домовые эльфы& Они услышали шум и поспешили к его источнику.

К слову сказать, непонятными домовые эльфы быль только для Сивого. Он относился к ним, как к мелким вшам, которые бегают по его волчьему и иногда и человеческому телу. Они его только раздражали и заставляли чесаться.

Эльфы были просто в ужасе. Дом готовили к прибытию высоких гостей, чей сбор объявлен Повелителем. Перекошенная дверь поскрипывала и больше не закрывалась так, как следует. Они испуганно светили около двери, а парочка пыталась затереть следы, которые оставлял Фенрир Сивый. Ругать нежданного гостя эльфы не смели, поэтому молча следовали за ним с тряпками.

А Фенрир очень устал. День выдался нелегким. Волан-де-Морт отправил оборотня посланником к великанам. Те, конечно, послание приняли, но без должного уважения. Пытались даже прогнать гонца. Вообще идея быть посланным куда-то оборотнем не пришлась ему по душе изначально. Но Темный Лорд становился могущественней с каждым днем. Что-то внутреннее, может первобытный инстинкт самосохранения заставлял независимого оборотня проявлять чудеса послушания.

Выполнив данное ему поручение, он отправился обратно в штаб, ждать следующего задания. На собрания чистокровных Пожирателей он не ходил. Его, правда, туда и не звали, но нос от этих снобов он воротил всё равно. Начищенные до блеска рожи. Белые лица, будто в муку обмакнули. Наверняка, и задницы свои отбеливают до сияющего блеска… Оборотень в голос засмеялся, красноречиво представив Люциус Малфоя за обозначенным делом.

После собрания всегда неизбежно следовали новые указания, а значит смысла тащиться обратно в свою глушь не было. Вот Фенрир и решил отдохнуть в «приличных» условиях. Он дошел до малой гостиной. Когда Сивый затормозил у двери, назадачливая парочка эльфов, что всё ещё подтирала грязь ним, натолкнулись на волосатую громаду.

Сивый издал низкий утробный, и крайне недовольный звук. Эльфы испарились за секунду. Оборотень посмотрел на свои ботинки, и те правда не производили хорошее впечатление даже на него. Недолго думая он снял ботинки и поставил аккурат у двери. Массивные ноги мужчины остались в разодранных носках, которые ещё ко всему прочему скверно пахли.

Комната выглядела крайне непривычно для Фенрира: чистые полы, натертая до блеска деревянная мебель, сияющее стекло и серебряные украшения. И он в оборванной свободной рубашке с оголенной волосатой грудью, штаны в пятнах, но чудом оставшиеся целые, и разодранные носки.

Недолго думая он прошел к дивану и завалился прямо на него. На кофейном столике около волчьего ложе стояла тарелочка с мармеладом, красивыми кружками из перламутрового фарфора и горячим чайником. Конечно, эльфы накрыли это всё вовсе не ради блохастого названного гостя. Но Сивый не стал отказывать себе в удовольствии попробовать диковинный десерт в сахаре.

Он вонзил желтый ноготь в маленький кусочек красного цвета. Повертев сладость на ногте из стороны в сторону и осмотрев по внимательнее, он немного откусил. Фенрир никогда не пробовал мармелад. НИКОГДА. Он ощутил невероятную сладость во рту от присыпанного сахара и самого мягкого десерта. На долю секунды он даже закрыл глаза от удовольствия. Вкусно. Пойдет. Надо будет заставить этих крючковатых носов дать мне с собой мешок этой вкуснятины

Крайне довольный собой Сивый доедал мармелад, напевал мотив какой-то похабной песни и чувствовал себя настоящим королем этого момента.

- То есть еще немного и он обеспечит недельную раскрываемость? Ты учти, на морде у него не только улики, но и проблемы. Он разодрал нашим ребятам руки, потом вспорол брезент, пометил мне стол, - она огляделась и выразительно подняла брови. - И у тебя свой порядок навел. Шустрый парень. А так бери, куда он мне, - с легкостью открестилась от питомца Мюррей. - Я его все равно собиралась подкинуть кому-то из старших авроров в качестве сына полка. Только еще не решила кому именно. Будет хитовским сыном, или общедомповским, - она ухмыльнулась и покосилась на Шиэн, вспомнив о вечном соперничестве. - Голубем мира между отделами.
Ну а что? Какой мир - такой и голубь.

"Голубь" тем временем уловил в слове "усыплю" какой-то совсем уж неприятный подтекст и зашипел в сторону Дафны. Лексикон О`Брай был ему ближе - особенно про что-то теплое и про пузо. Когтеточку он проигнорировал. До сих пор он сам решал, что или кто станет его когтеточкой. Вообще вокруг было слишком много неизвестных и переменных, к которым он пока не выяснил свое отношение. Сияющая штука на шее раздражала и рождала воспоминание о мерзких собачонках, которых можно было прибить ударом лапы. Помещение было тоже так себе - еды, как он выяснил, тут больше не водилось, даже цветок оказался несъедобным, к тому же что ни ткни, то сразу билось и начинало пронзительно вонять. Но самой подозрительной оставалась хозяйка кабинета - череп и невинно убиенных братьев, пущенных на воротник, так просто со счетов не сбросишь. В сочетании с ласковым голоском и самым невинным видом смесь получалась убийственная. Знавал он как-то одну сиамскую кошечку, которая ласково мяукала и изящно гнула дугой спину, с не меньшим изяществом она же потом вцепилась ему в ухо и оторвала-таки кусок, стерва. С такими лучше быть настороже. Прикинув все и так, и эдак, Сволочь все-таки спрыгнул, но не на руки Шиэн, а на пол. И начал демонстративно вылизывать заднюю лапу, выставив когти и нагло сияя ворованным чокером.

Планы хорошо провести вечер накрылись медным тазом, и Алиса О’Доннел познала все прелести сакрального ирландского счастья по-сассанахски.
В гости.
К англичанам.
Лонгботтомам.
И никаких компромиссов, даже несмотря на новую, еще ни разу нечитаную, книгу по углублённой трансфигурации.
Лонгботтом…драть и колотить – вот же фамилия у человека!
А вот брату-то хорошо, братец на дежурстве, мысленно позавидовала она успешно отвертевшемуся родичу.

Алиса сделала большие глаза и если не шлепнула челюстью об пол залы, так только потому, что запрещалось этикетом. Алиса спешно продолжила улыбаться. Лонгботтом ухитрился сделать почти невозможное и смутить мисс О’Доннел всего лишь одной фразой.
Кольцо?! На палец?! Розу?! В зубы?! Поколотить канделябром и утопить в британском фонтане Магического Братства, он все равно у них по-дурацки выглядит!
- Понадеюсь на вкус хозяина, – дипломатично нашлась Алиса.
Если запустить рейвенкловку в библиотеку, то выманивать ее придется на эти самые правила приличия. Вряд ли миссис Лонгботтом понравится, что гостья уткнулась в книгу и никого не слышит.
Нет, ну право. Сидит себе девушка на диванчике, никого не трогает, разве что домой и о книжке уже, наконец, мечтает, а тут намечается развлекательная программа с розами в зубах.
- Бедный, – искренне посочувствовала она зверушке. – Конечно, заглянем. Нужно спасать лукротруса от  прыгающей флоры! И да, я ничего не имею против просто Алисы.
По правде говоря, до сих пор вершиной садового творения Алисы была мята с шипами, и что тогда пошло не так и когда, наконец, братцу надоест над этим подтрунивать, она не понимает до сих пор.
Наверное не стоит упоминать, что от знания гербологии Алисы О’Доннел первые четыре года профессор был в постоянном «восхищении» и смотрел с искренним сочувствием. Потом ей кто-то намекнул, что к невыразимцам принимают лишь с «выше ожидаемого» по знаниям о зубастой герани и иже с нею; после чего девушка со смирением начала готовиться к экзамену и будущему расширенному курсу гербологии.
После успешно сданных СОВ, дед порадовал, что у невыразимцев отдела исследований сия магическая наука была не обязательна, что послужило хорошим утешением.
Отдел Тайн – мы сами не знаем, над чем работают наши сотрудники.

В общечеловеческом мире, в котором человеком Риддла считали немногие, оный Риддл не понимал многого. Он не понимал, как можно валять дурака на всех предметах школьной программы, если можно дурака не валять и таким образом выигрывать на самом деле немало свободного времени и автоматический отвод от половины подозрений заместителя-директора-будь-он-не-ладен-Дамблдора.
Он не понимал, как можно было болеть за такую совершенно бесполезную игру, как квиддич (и не менее бесполезную игру во взрывающиеся карты или плюй-камни), которая не несет в себе никакой смысловой нагрузки.
Он не понимал, как можно было за столько лет не выучить, что класть чистые новенькие перья вместе с грязными в один ящик - моветон и крайне, к тому же, неудобный способ хранения.
А еще он не понимал, какого черта все его окружение вдруг решило самыми ударными темпами взять и начать жениться.
Возможно, будь он каким-нибудь другим человек, он бы признал, что ревнует своих друзей к той семейной жизни, которую они так старательно себе навязывали. Но Том был самим собой, потому одновременно недоумевал и бесился - женщины, в его представлении, были особами достаточно недалекими, даже лучшие из них. А всей той тяги к беспорядочному размножению Риддл как не понимал, так и собирался не понимать.
И у него были на то причины.
Когда Долохов сгребает их всех в охапку своих объятий, Том шипит, словно придавленная змея - его макушка возвышается над всеми остальными макушками, кроме Тониной, дюйма на три, что добавляет приятных ощущений ребрам, в которые втыкаются всякие чужие локти. Не говоря уж о том, что объятья будущий Темный Лорд совершенно точно ненавидит.
Потому когда тесный дружеский клубок распадается, Риддл морщится и отступает на полшага, аккуратно разглаживая незапланированные складки на собственной одежде. Настроение у него и правда чудовищное, только проблема в том, что оно в этой качественной категории совершенно бесконечно.
Зато выражение глаз более чем красноречивое, поэтому Эзра моментально, с первого полуповорота головы получает взгляд, который весьма подробно описывает, что еще одно слово - и вышеупомянутый наследник благородного рода на букву "Э" остаток своих дней проведет практически в оргии с огромным количеством богатых женщин. Разве что отделить останки этого самого наследника от тех, древнеегипетских, не сможет ни один маггловский археолог.
Впрочем, язык у Эйвери без костей совершенно, а потому буквально уже на следующей фразе взгляд Риддла темнеет. Если бы все остальные не были так заняты перетиранием подробностей всех этих многочисленных свадеб, может быть, они бы даже заметили это - а еще повисшую, несмотря на пересмеивания и обмен шутками, недобрую тишину.
Еще минут пять, еще пара неосторожно брошенных фраз и крышечка на этом закипевшем котле точно начнет нетерпеливо подпрыгивать.

Тишина действует оглушающе, но ни один из них не произносит и слова, погрузившись в свои мысли. Каждый из них принес жертву, и для каждого она значимая, и, так или иначе в будущем, возможно, еще скажется.  Нотт же стоит, как вкопанный и сжимает кулаки с такой силой, что короткие ногти наверняка оставят следы-полумесяцы. Белое полотно с рисунком, частью которого стало и его подношение, растворяется на глазах. Теодор молчит, ощущая внутри такой холод, что кровь в жилах стынет, и хочется закричать. Мужчина прикрывает глаза и выдыхает. Копается в сознании и ищет убедительную мотивацию переплавить разъедающий душу чертов холод в огонь абсолютно любой природы, будь хоть зависть, хоть чистая ненависть - без разницы. Он останавливается на раздражении, потому что сил на более яркую эмоцию у него просто нет.
С самого чертова начала ему не нравилось абсолютно все.
В предстоящей, а теперь уже завершенной авантюре - Ему. Не. Нравилось. Абсолютно. Все.
Конструктивного разговора с Рикардом не планировалось даже в зачатке. Нотт прекрасно знает, что если Лестрейнджу что-то пришло в голову - исключительно во благо их Лорда, - переубедить или донести собственные доводы - занятие не только бесполезное, но и неблагодарное. Пусть где-то на задворках сознания, понимание подобных манипуляций - это необходимость, потому как последствия бездействия разгребать будут они, в лучшем случае. Если разгребать вообще будет что и кому, но....
Да, да, да - это чертово “Но”, что пожалуй не раз уберегало рассудительного и, временами чересчур, осторожного Нотта от необдуманных решений и поступков.
Он не стал спорить, как и не стал рассказывать о своих опасениях или, прости Мерлин, несогласии с проведением  подобного мероприятия. Но для себя решил твердо: сделать все, что потребуется, сохранив здравость рассудка и суждений. Чего не мог в последнее время сказать об остальных. Однако одно наблюдение –  еще не статистика, требуется больше фактов, а значит – стоит набраться терпения и довериться? С последним у Нотта были некоторые проблемы, хотя, пожалуй, никто из них не мог похвастаться подобной добродетелью. Чего не сказать о первом: если у Нотта и есть терпение, то, всенепременно, ангельское.
- Прибраться не помешает, - он первым нарушает всеобщее молчание и мысом ботинка шкрябает по полу, если не нервируя присутствующих, то возвращая с небес на землю.
Небольшой бардак не смущает - раздражает, и Теодор делает шаг, разрушая круг. Он присаживается на корточки и с минуту смотрит на пустую колбу. Страх мелькает едва уловимой тенью, толком не затрагивая сознание, зато ему на смену моментально приходит смутная, безотчетная тревога. Нет, Нотт не боится, но за шкуру свою, все же, переживает.
Он переводит взгляд на Тони и Эда, не замечая, что вертит в пальцах опустошенный сосуд:
- Надеюсь наши усилия не пройдут даром, - он не договаривает о своих опасениях, впрочем, как и всегда. Хмыкает, неспешно поднимаясь с пола, и выпуская бесполезную склянку из рук.

Жизнь в Министерстве бурлила невероятно яркими красками. Эта оживленность давала такой эмоциональный подъем, которого Гарольд не испытывал давно. Он оставался в шаге от кресла Министра магии. Такая близость к заветной цели опьяняла невероятной эйфорией. Поэтому новость о назначении нового Главы Отдела Тайн Гарольд тоже воспринял очень позитивно.

Рикард Лестрейндж. Во-первых, фамилия чиновника уже говорила о многом. Чистокровная семья, учеба на факультете Слизерин, оттуда и самая разнообразная вереница знакомств. Во-вторых, Рикард очень уверено шел по карьерной лестнице, и его назначение было вполне ожидаемым. Всё же Гарольд, привыкший к необычным поворотам судьбы, ждал до последнего. Сегодня о назначении говорило всё Министерство.

Правда, в этой новости для Минчума была неплохая ложка дегтя. Он слышал, что Рикард Лестрейндж на предстоящих выборах будет поддерживать Тома Риддла. Гарольд успокаивал себя тем, что это всего лишь слухи. Он получить эти сведения от первоисточника. Деловой обед будет прекрасным поводом для начала общения… Или же его концом..

Кривая усмешка на мгновение появилась на лице Гарольда, но он быстро взял себя в руки. Он хотел отправить ему записку в день назначения с приглашением на деловой обед, но судьба была крайне благосклонна к Минчуму. Они столкнулись у лифта в здании Министерства. Рикард ждал кабину, в которой было бы поменьше людей, жаждущих высказать своё восхищение назначением.

Минчум не преминул возможностью подойти к нему и высказать своё почтение. Скупые поздравления, больше для соблюдения этикета. Гарольд перешел сразу к делу и предложил пообедать вместе. Он даже не стал указывать тему встречи, это было итак понятно обоим. В школе они только виделись. Нелюдимый Гарольд, регулярно получавший нагоняи от его сестры Ровены, не горел желанием общаться с ещё одним представителем семьи Лестрейндж. Сейчас пришло время узнать друг друга получше. При любом раскладе они были чиновниками высокого ранга, да ещё и выборы на носу…

Гарольд уверены шагом подходил к ресторану, где они условились встретиться. Минчум пришел первый и остался этим доволен. Он пришел как раз вовремя. Официантка тепло поприветствовала его и проводила в кабинет, который уже приготовили для их уединенного обеда. Минчум позаботился о том, чтобы им никто не помешал. Этот ресторан Гарольд очень любил, сюда он частенько приглашал иностранных гостей, которых принимал по долгу службы. Хозяйка ресторана, волшебница с утонченным вкусом, всегда с удовольствием выполняла просьбы Главы Департамента.

Вот и сейчас им приготовили отличный отдельный кабинет с виражными окнами, где они могли бы спокойно обсудить все дела. Гарольд заказал свой любимый Эрл Грей и несколько закусок, чтобы стол не был пустым. Когда официантка оставила его одного, Минчум развернул принесенный свежий Ежедневный пророк и принялся читать продолжение статьи с первой полосы.

- Беллс, а для чего мы это делаем?
Изо рта у кузена поднимается облачко пара, а голос из-за шарфа звучит приглушенно, видно только серьезные, большие, такие Блэковские, глаза и кусочек носа. А еще - опаленную бровь и уходящий под волосы ожог от зелья, с которым пока не так уж шустро справлялись лечащие чары.
Храбрый мальчишка, с одобрением думает Беллатрикс о Регулусе. Милорд не был конкретен в своем задании, но вышло все более чем великолепно, если не считать, конечно, этих ожогов. Только вот задает глупые вопросы.
- Как для чего? - Беллатрикс затягивается не без удовольствия, выдыхает терпкий дым и смотрит на маленького кузена сквозь сигаретную пелену, зябко кутаясь в пальто. - Потому что это приказ, Регси, вот почему. Милорд приказывает - мы делаем и не задаем вопросов. Потому что Его планы всегда намного обширнее, чем мы можем себе представить. Мы - шахматные фигуры, а Он - игрок.
Регулус смотрит на нее недоверчиво, а потом всматривается в темную деревню, расстелившуюся у их ног.
- И что, мы должны будем отвести в портал всех этих людей?
Беллатрикс кивает и тушит сигарету заклинанием, тут же превращая окурок в пепел, осыпающийся на снег.
- Да. Потому что таков приказ, Регси. И если ты не хочешь скатиться с этого склона, отойди на два шага назад.
Она усмехается отходящему от края кузену и хлопает его по плечу.
- Не переживай, Рег. Все пройдет отлично. Ты знаешь, что делать.
Они вдвоем возвращаются обратно к поляне, на обозначенное место встречи.
Беллатрикс думает, прикурить еще одну или подождать. Но нервы натянуты, как канаты, а это она еще и Рега успокаивает.
Она обводит взглядом свою небольшую группу.
- Все помнят, что мы делаем? Максимум обаяния и убедительности. Никакой паники и тревоги. Магию использовать только в самом крайнем случае. Мы спасаем их, - Белла старательно вспоминает формулировку, - от утечки газа. Смертельной. Как только аварию удастся устранить, они вернутся домой к своим вещам. Скоту ничего не грозит, только людям. Вывести их надо как можно раньше.
Белла неожиданно ловит мысль, что, может, разумнее было бы всех усыпить, но... но хорошая мысль всегда приходит последней.

Согласно требованиям озвученным в отцовском письме, Марцелл ждал там, где указано. Он никогда не был в «Клубе», только слышал о нем украдкой от нескольких слизеринцев. Но к таким «особым» - «тайным» - заведениям доверия не имел. Наверняка, там торгуют из под полы какой-нибудь гадостью, чем-то запрещенным, да еще и ведут беседы на тему: «А не хотите ли вы присоединиться к нашему славному движению: за Геллерта Гриндевальда/ За Лорда-того-кого-нельзя-называть/ за то, то бы отомстить тем гриффиндорцам, что косо смотрели на нас за завтраком и так далее и тому подобное, нужное подчеркнуть».
   Марцелл ждал, и мысленно прогонял в уме заученные фразы. Он знал, что не скажет и половины того, что подумал, что представил, как говорит отцу, когда только получил письмо. Во-первых, это невежливо. Во-вторых, не правильно. В-третьих, вряд ли переубедит папу. Как же это сложно отстоять свою точку зрения против взрослых.
   Он не хотел потерять их из-за Селины. И Селину из-за них. Не хотел омрачить все чудесные воспоминания своего детства гневом этого письма и разговора. Но так уж устроены взрослые: им просто не обходимо все усложнить.
   Родители должны были вот-вот подойти, и Марцелл повел плечами, глубже запихивая руки в карманы.

Сегодняшняя ночь, по сути, даёт фору всем тем бессонным гулянкам на французском побережье, которыми они наслаждались с Малфоем в присутствии юных прелестниц. Разве что очаровательных девушек сменили разной степени потёртости мужики. На всё воля Лорда, - с усталой усмешкой думает Эйвери, приближаясь к отчему дому неспешным шагом, и, на мгновение замирая у приоткрытой входной двери, все же, заходит внутрь. Природная осторожность на уровне инстинкта спит мертвым сном, но Эзра, привыкший к поговорке «доверяй, но проверяй», все же корчит скорбно-удивленную мину, одинаково подходящую как для своих: «ребята, такое случилось!.. давайте выпьем», так и для гостей незваных - «ребята, а что случилось? Давайте выпьем..». Внезапной проверки собственного дома он не боится от слова «совсем», потому как найти в этом самом доме хоть что-то отдаленно наводящее на мысли о сложной Темной Магии просто невозможно (разве что Том Риддл или Антонин Долохов спрячутся в шкафу или уснут на кушетке - тогда пиши пропало): он с детства приучен не путать игровую комнату со спальней, а потому все свои «игрушки» держит подальше от места, предназначенного для отдыха. Да и так ведь гораздо спокойнее - можно хоть самого главу аврората с визитом позвать без последствий. Нынешний же гость вышеупомянутым главой не является, чему хозяин дома несказанно рад.
-Ты один? - вопрошает Эзра, появляясь на пороге гостиной и поглядывая на вместительный шкаф слева, содержащий фамильный сервиз прабабки по отцовской линии. Мысль о предметах Темной Магии сама по себе наводит улыбку, и Эйвери пару раз вопросительно ударяет костяшками пальцев по сандаловой дверце. Мало ли? - Давай выпьем.

Саммерс печально вздохнула, но флакон с зельем достала и торопливо ушла, рассчитывая вернуться до того как МакГонагалла вылечат.
- Тогда запиши героическим Уоллесом, - хмыкнула Дафна, искоса взглянув на шотландца. - Мне для бумаг главное, что не задержанный. А под каким соусом вы его отпускать будете - ваше дело. И нет - здесь не секретариат, не комната отдыха, и даже не кабинет О`Флаэрти, так что со всеми документами к себе, мне, пожалуйста, конечный результат.
Сочтя на этом разговор законченным, Мюррей сделала знак МакГонагаллу идти следом за ней и отправилась в другую комнату. Ушла Элейн или нет, Дафна не отследила, предоставив ей право самой выбирать между лишними десятью метрами коридора до родного отдела и мелочной злопамятностью Мюррей, очень не любившей, когда медблок использовали не по назначению.
- То, что вы не бандит - это прекрасно, - извиняться за неловкость Дафна, похоже, не собиралась. - Потому что если даже небандиты ломают носы, то можете себе представить, кого мне привозят после бандитов. Кстати, вы так расквасили нос этому пареньку, что мне пришлось удалять хрящи. Теперь несколько дней будет ходить в "наморднике", пока новые не вырастут. Это весьма неприятно, про эстетику я уж и не говорю. Так что, мистер МакГонагалл, вы как-то соизмеряйте свою силу, когда защищаете честных граждан. Некоторые могут и не выжить.
МакГонагалла Мюррей вспомнила сразу, как он назвал свое имя. Он учился, кажется, на Хафлпафе и был ее года на три старше. Каждый, кто в это время пробыл в Хогвартсе хоть несколько дней, запоминал младшего МакГонагалла надолго. Прежде всего, он ухаживал за девицами. Делал это Роберт открыто и с размахом, так что об этом знала вся школа, а его факультет регулярно лишался баллов. Чего стоили метлы, которые при взлете складывались в имя возлюбленной (кого волнует, что на метлах были ученики и некоторые в результате повисли кверху ногами), ободранные на букет экзотические лекарственные растения, привезенные для школы специально из Бразилии, походы за ландышами в Запретный лес (а что такого-то? Мелли непременно хотела ландышей) и холл, превращенный в джунгли*. Но это было еще не все. МакГонагалл играл на волынке. Вернее, не играл, а учился, что было куда печальнее, потому что он-то думал, что играет. Место за школой, где он пытался репетировать, очень быстро стало пользоваться дурной славой и среди учеников пошли разговоры о баньши, предвещавшем чью-то скоропостижную кончину. С бедной Лидией, как и Дафна учившейся на Рейвенкло, случилась истерика, когда влюбленный шотландец исполнил у нее под окном некое произведение, которое считал лирической балладой. В общем, Роберт МакГонагалл был очень запоминающимся человеком и, судя по всему, таковым остался.
- Ладно, это все лирика. Плечо сильно болит? Когда двигаетесь или в покое тоже? Попробуйте поднять руку и отвести назад. Только не через силу, сколько сможете.

- Пожалуй, это слишком далеко укатилось, - Мальсибер не поддерживает шутки жены, но обнимает ее коротко и целует в щеку. Да, в детстве он тоже влюблялся по уши и хотел глупить, но… Но, всегда было но. Он хотел этого от явного недостатка свободы – но своим детям он ее дал в достатке. И, видимо, дал излишне.
Он знал своего сына – и Марц при всей его рассудительности, в которой он, пожалуй, на голову перекрывал Доминика, все равно был законченным идеалистом. Пока он был таким с наблюдательной позиции, Эдвард ничего не имел против. Немного идеализма никому не вредило – но теперь его сын хотел действовать в том же ключе, и Эдвард не понимал, где же упустил.
Роу знала о его школьных глупостях, да она вообще о всех глупостях знала – Эд ничего от жены не скрывал и не желал этого – но она пусть шутливо, но попрекала. Впрочем зря.
Мальсибер отлично понял – сам обжигаясь – что женщина его идеалов и его круга – именно то, что нужно для счастья, не больше, но и не меньше. Остальные просто не могли понять – верности своему роду, своей семье. Они были как упавшие с дерева плоды – а не как новые ветви.
И Эдвард не хотел видеть Марцелла таким. Не старшего сына Блэков – Сириуса. Но и давить на собственного ребенка, запрещая… Запретный плод – он сладок вдвойне.
- Здравствуй, Марцелл, - Эдвард ждет, пока жена обнимет своего любимого младшенького, а потом обнимает его сам. Он действительно любит сына – и старшего любит, хотя тому нужны совсем иные проявления любви, нежели отцовские объятия, и младшего он тоже любит, потому и позволяет не быть кем-то, кому от рождения семья промывает голову, вбивая определенную идеологию. Таким был самый юный Пожиратель, Регулус – и откровенно говоря, мальчишку было очень жаль. – Идем, - он проводит семью в «Клуб» - он зарезервировал комнату на втором этаже, в конце концов, им нужно поговорить обстоятельно. И не столько насчет этой девицы – она, скорее, тот спусковой крючок.
Они рассаживаются по креслам у камина, Мальсибер некоторое время щурится на огонь, ностальгически припоминая, сколько всего связано с этим местом, а потом серьезно смотрит на сына.
- Ты ведь понимаешь, Марц, что мы не ругать тебя пришли?  И уж точно не за уши таскать как маленького. Мы семья, Марцелл, и это как приятные вещи вроде понимания и поддержки, так и тяжелые, вроде обязательств и правил. Ты знаешь, я не поборник чистой крови, - Мальсибер взмахивает палочкой и накладывает мощной заглушающее, а поверх – запирающее. – Да, несмотря на мои взгляды и преданность – я всегда говорил, что дело не в крови. Есть некоторое количество магов, к чьей крови не придраться, которые при этом предпочитают наш мир их миру. И, Марцелл, твоя подруга – она из такой семьи. Из семьи тех, кто плюнул в тот мир, который дал им все. Это несколько сложнее чем «она не твоего круга» или «вы не пара». Этот вопрос того, воздухом какого мира дышит человек. И к чему в последствии он поведет себя и других. Расскажи об этой девочке, Марцелл. Чем дышит она?

Сегодня ему не спалось. Он встал очень рано, когда солнце только начало свой путь к зениту. Настроение было паршивым. Фенрир даже не мог уверенно сказать, почему именно, но факт уже свершился - встал он явно не с той ноги. Грейбэк чертыхался, пока одевался и ходил по дому.

Он надеялся, что на улице ему станет легче. Воздух был свежим и прохладным. Утренняя свежесть приятно наполнила легкие после глубокого вдоха. На мгновение отвратное настроение начало отступать. Тогда Сивый решил прогуляться в надежде, что эффект от свежести утра окажется долговременным.

Оборотень спокойно вышел за пределы деревни. Рядом была небольшая река, и Фенрир решил дойти до неё, чтобы освежиться, раз погода так благотворно на него влияла. Птицы только просыпались после ночи и уже начинали приветственно чирикать друг другу, разлетаясь по своим привычным делам. Скоро и стая также проснется. Он медленно шел к реке, пока не услышал движение, не характерное для утреннего леса.

Инстинкт сработал, и вожак сразу притаился. Он принялся медленно подбираться к реке и пытался рассмотреть, кто так шумит. Когда он подошел достаточно близко, Фенрир сделал глубокий вдох, чтобы услышать запах. Это была волчица. Новенькая. Аннет.

Настроение Грейбэка резко ухудшилось. Какого черта она тут делает в такую рань? Оборотень нахмурился, но пока не выдавал своего присутствия. Скоро он увидел её саму. Девушка тоже услышала что-то, но видимо недостаток опыта не позволял ей в полной мере прислушаться к внутреннему волку. А вот Грейбэк прислушивался и наблюдал.

Фенрир услышал, как её сердце забилось чаще. Она испугалась. Значит есть, что скрывать… Аннет, несмотря на своё состояние, осталась у воды. Тогда оборотень вышел из своего укрытия и быстрыми шагами пошел к ней. Вожак как раз подошел к воде, когда лицо её было близко к водной глади. Оборотень быстро схватил Аннет за волосы, удерживая в нескольких миллиметрах от воды. Его рука сильно стягивала локоны, а пальцы уверенно переплетались с волосами, что любое движение девушки головой вызвало у неё боль.

- Не хочешь объясниться? - голос его был спокоен, говорил он прямо рядом с её ухом.

Спокойный и ровный тон Грейбэка не сулил ничего хорошего, наоборот - это был показатель, что он на грани бешенства и с трудом держит себя в руках. Он готов был окунуть её голову в воду сразу и без объяснений. Но толика здравого смысла пока еще удерживала его сознание в границах разумного…

Ночью мысли всегда ярче, чувства – острее, и даже дышать получается полной грудью, позволяя холодному воздуху иголками впиваться в легкие. Нотт стоит на поляне, обдуваемый всеми ветрами этого Гриндевальдом забытого места, но даже виду не подает, что ему чертовски холодно. Холод бодрит. С учетом того, что Нотт едва не проспал и не опоздал, оставался самый действенный на данный момент способ – немного померзнуть. Мысли понемногу собирались в единую картину, а вместе с ними по телу пробегали мурашки вдоль спины и к загривку. Эйвери стоит позади него, наблюдает за его работой, кажется, краем глаза Теодор замечает Мальсибера и Белл, но все его внимание сосредоточенно на создании портала. Губы кривятся, шепча заклинания, палочка плавно рассекает воздух, рисуя невидимые символы и Нотт буквально спиной чувствует взгляд Эйвери. Ждет. Нотт готов поставить пять галлеонов, что со стороны может показаться, будто он полностью поглощен созданием портала. Правда, но отчасти. Нет, Мерлин свидетель, Теодор выполняет свою часть безукоризненно от начала и до конца, а по завершению отступает на полшага и, чуть покачнувшись, улавливает едва заметное колебание воздуха перед собой. Портал готов и Нотт кивком отвечает на прозвучавший вопрос Эзры, после чего разворачивается на пятках и подходит к другу.
- Филигранная работа, – губы кривятся в самодовольной ухмылке, но темных глаз показное веселье не касается даже тенью. Нотт запрокидывает голову и, в который раз за эту ночь, втягивает носом прохладный воздух. Легкие заполняются резко, обжигая на вдохе, опьяняя сознание прильнувшим кислородом. Адреналин по венам пульсирует не позволяя рассеять внимание ни на мгновение, но мужчина не сомневается в точности создания портала, ошибок быть не может. Но, кое-что его беспокоит, самую малость, о чем, пожалуй, все же не расскажет даже Эйву или Эдду.
Тео проспал. Нотт, всегда пунктуальный, дотошный, не допускающий ошибок – проспал. Время сбора заранее не оговаривалось, только даты, посему Теодор и решил вздремнуть пару часов, набраться сил.
Вздремнул.
На вызов буквально слетел с кровати, а из поместья он аппарировал в чем пришлось. Мантию только сверху накинул и прихватил все необходимое.
Мужчина прикрывает глаза и хмурит брови, тут же чувствует толчок в плечо от вездесущего Эзры и кидает вопросительный взгляд на друга, зябко дернув плечом:
- Что? – смотрит в упор на Эзру.
«Интересно, только я в пижаме под мантией, или он тоже» –  скользнув оценивающим взглядом по Эйву и, сделав очевидный вывод, что тот выглядит бодрячком, волшебник почти страдальчески вздыхает.
«Только я».
- Просто не выспался, Эйв. Работы, знаешь ли, навалилось за последнее время, – отвечает на молчаливый вопрос и рефлекторно проверяет мантию, лишний раз убеждаясь, что ничем себя не выдал.

Ровена часто предполагала, что ее периодические прогулки на свежем воздухе поздним вечером в одиночестве выйдут ей боком. Но, несмотря на подобные мысли, что чаще и чаще блуждали в голове достопочтенной леди, продолжала прогуливаться, ощущая себя в полной безопасности. И то, что что-то не очень приятное произойдет так скоро, да еще и при глупых обстоятельствах, она как-то не рассчитывала.
Сердце гулко стучит о ребра, разгоняя кровь по телу. Кровь стучит в висках, приглушая звуки извне. Ровена ощущает, как подпухли глаза от слез, вызванных жгучей обидой – на нее, чистокровную волшебницу из благородной семьи, посмел напасть какой-то мерзавец! Маггл! А она даже опомниться не успела, не успела достать волшебную палочку – все произошло слишком быстро. Попытки отбиться не дали ровным счетом ничего – была бы она хотя бы в плечах пошире, стало бы попроще. Но Роу даже думать не хотела о том, если бы Селен не оказалось рядом. Тогда миссис Мальсибер, вне всякого сомнения, не взглянула бы даже на Статус, если дотянется до волшебной палочки. Но думать о плохом не пришлось. Маггл наказан, а сама ведьма отделалась стрессом и несколькими царапинами, которые, как назло саднили, напоминая о произошедшем. Собственно, по этой причине, госпожа Мальсибер нервно оглядывается по сторонам чуть заснеженной аллеи. Все было тихо. Даже слишком. Не иначе, как затишье перед бурей.
Ровена щурится от приносящей дискомфорт боли, стоит кончикам пальцев, покрытых тонкой тканью перчатки, коснуться саднящих царапин, что выглядывают из-за высокого ворота. И мысли отчего-то возвращаются к Грейбэку. Ведьма осматривается вокруг. Ей очень хочется заметить его где-то вдалеке. Почему-то сейчас Фенрира не хватало особо. Мальсибер сглотнула, ощущая образовывавшийся ком в горле, а с губ сорвалось что-то наподобие всхлипа – в последнее время с ней такое бывало. Дрожь стремительно пронзила женское тело, заставляя ведьму поежиться, и отдается противной слабостью. Но вместо ожидаемой массивной фигуры оборотня к ней навстречу приближалась женщина, с ног до головы окутанная в черные одеяния. Взгляд незнакомки был устремлен к Ровене, а Мальсибер – отводит свой равнодушный. Она смотрит куда-то впереди себя, намереваясь обойти женщину, но та останавливается. Машинально становилась и Ровена.
Светлые брови Мальсибер немного приподнимаются, выражая удивление, а глаза чуть округляются. Но не от услышанных слов – она узнала женщину напротив. Это была та самая магглорожденная волшебница, которая помогла Роу лет пять назад на улице Лютного, когда Ровену приняли за какую-то иную барышню. Дафна… Она помнила имя. А вот фамилию, признаться, подзабыла. И вообще, память на лица у урожденной Лестрейндж была прекрасная. Как и на незначительные, но яркие события.
Зато ее давняя спасительница, похоже, напрочь забыла Мальсибер. И это было даже к лучшему. Особенно после необычного знакомства с ее сводной сестрой. С этим беззащитным котенком, которого чудом удалось спасти из цепкой хватки Фенрира.
Тень легла на бледное лицо Ровены, а губы сжались в плотную полоску. Помощь медика ей, действительно, была необходима. Только в несколько ином направлении. 
Женщина отрицательно покачала головой – она будет в порядке лишь тогда, когда вернется в теплые стены поместья. Где ее никто не тронет против воли. Где Роу будет чувствовать себя в безопасности. Где рядом будут теплые руки и согревающие объятия.
– Помогите мне найти выход, – произнесла Ровена, сквозь мимолетно натянутую улыбку. Взгляд ее устремился к Дафне, а глаза лихорадочно блестели в темноте от света фонарей. – Я заблудилась, наткнулась на какого-то ма… – она едва не произнесла «маггла», но вовремя прикусила язык, – на какого-то странного вида мужчину, – на одном дыхании выпаливает Мальсибер, легко махнув рукой куда-то в сторону. Мол, незначительное что-то. И уже чуть тише добавляет, – хочу убраться подальше от этого места – ужасно себя ощущаю тут.
Она делает глубокий вдох и ощущает, как морозный воздух врывается в легкие, приводя сознание в порядок. Пусть слова Ровены были неуместны (сам парк прекрасен, да), но сейчас было не до этого.
Мальсибер разворачивается, прикрыв шею от пристального взгляда Мюррей, приглаживает чуть растрепавшиеся от недавней «встречи» волосы.  И делает шаг в сторону, не желая задерживаться здесь.

- У вас есть сведения о рабочих сменах авроров? - Эшлинг удивленно вскинула брови и усмехнулась, впрочем не восприняв эту реплику всерьез. К тому же Снейп промахнулся на пять с половиной часов, сведений тут явно не хватало. Его, кажется, заносило, или он просто до сих пор ни разу не сталкивался с работниками Департамента, или все вместе, но так или иначе интересных оговорок она уже набрала ворох, одна лучше другой. И сейчас или потом, но их стоит вытащить под запись. Надежный друг, которому можно доверить ценную вещь на хранение... шкурки бумсланга что ли, или что-то из зелий, или тот пузырек с воспоминаниями? Или что-то еще, что они упустили, несмотря на быструю реакцию? Продолжать спрашивать о МакГонагалле Эш не стала намеренно, не хотела упустить значимые детали, но пока можно попробовать зайти с другого конца. - Кто вам такое говорил о Министерстве, мистер Снейп, если не секрет? - еще одна короткая усмешка, шуточная, это чудесное мнение, не лишенное отчасти оснований, можно в любой газете подцепить, тут источник "сведений" уж точно не может быть секретом. Ну или парень и о шпионах внутри что-то знает, но даже если так - вряд ли скажет. - В моих стандартах работы вы можете быть уверены, как и в моих друзьях, их честности и профессионализме. А если хотите помочь вашему, вам придется для протокола повторить то, что вы сказали, потому что отсутствие ваших показаний будет истолковано не в его пользу. Вы считаете, что он вас подвел?