Смерть прекрасна только в литературных произведениях как результат стремления автора скрыть уродства, присущие земному миру, принадлежащие реальности без прикрас и флера романтики. Лицо девочки исказила гримаса страха, очки съехали к правому виску и треснули посередине. Альбус склонился к телу, всматриваясь и будто пытаясь считать с остекленевшей, еще чуть влажной поверхности глаз навеки застывший образ убийцы. По телу пробежала уже знакомая леденящая волна, все это он уже видел, но с другими героями и в других обстоятельствах. Из темных глубин памяти восстала убитая сестра. Дамблдор распрямился и перевел взгляд на сетку цветных матовых ромбов высокого готического окна. Пришли колдомедики, осторожно, тактично посредством заклинаний перенесли тело на носилки тотчас же взмывшие в воздух и уносящие хрупкую Миртл в ее последнее путешествие. Опершись о холодную мраморную стену спиной, сцепив ладони в замок и ища глазами хоть какие-то зацепки, нити, за которые можно потянуть для разгадки произошедшего, Дамблдор поймал себя на мысли, что совсем не готов произнести проклятые слова «умерла, помним, скорбим». Ведь это он первый виноват в случившемся, что бы здесь ни произошло, это он не доглядел, не просчитал все возможности несчастных случаев, опасностей, грозивших детям в стенах замка. Он знал, что ни к чему теперь и оправдания и извинения, и весь завтрашний официоз должен был осуществиться сугубо ради формы. Если бы только можно было переложить ответственность, обязанность сообщить все это кому-то другому… но малодушия он не терпел совсем. Хотя бы потому, что однажды уже поступил как трус и теперь не простил бы подобного не только себе, но и другим.
Придумывать слова заранее он не стал, зная, что необходимое придет на месте, проистекая из самого сердца и тем лучше, честнее прозвучит. На лицах студентов покажется вся гамма чувств от недоумения до паники. Хотя, скорее именно первое. Пока ты молод, смерть воспринимается как нечто неизученное и будто бы существующее понарошку, так бывает в школьных спектаклях: актер упал, закрылся занавес, за которым поверженный герой вполне спокойно встает, отряхивается и как ни в чем не бывало идет пить тыквенный сок. Юная ученица Ревейнкло уже не встанет, не вырастет, не постигнет тайн взрослой жизни. Что она видела последние годы своего существования, за что умерла? А зачем погибла его сестра, так же бездарно и бессмысленно? Жизнь – штука в высшей степени несправедливая, но может свершиться еще большая, возмутительная несправедливость, если обвинить человека стороннего, совершенно непричастного. Чтобы докопаться до истины, придется быть особенно наблюдательным, почти прозорливым и дай Мерлин, чтобы наказание нашло своего «героя».
Затворив за собой дверь, в постепенно отступавшем ступоре Альбус еще некоторое время смотрел себе под ноги и мерил пространство коридора шагами. Уже где-то у лестничных перил Дамблдор еще раз взглянул вслед медленно продвигающимся колдомедикам. Небольшой силуэт под плотной белой тканью, свисающая из-под нее кисть руки – почти такая же белая, почти завораживающая своим страшным символизмом. В какой-то момент, нутром ощущая зов пробудившейся интуиции, Альбус повернул голову и перехватил взгляд черных сверкающих глаз, изучавших картину уже развернувшейся и свершившейся трагедии сверх меры внимательно. «Убийцы всегда возвращаются на место преступления», - пронеслось в голове, но Дамблдор, стараясь не быть предвзятым, тем более без доказательств, подавил в себе зарождающиеся сомнения и решил подождать последующих реакций со стороны молчаливого студента.

Отредактировано Albus Dumbledore (2017-05-04 00:59:22)

А ведь правильно говорят, что чужая душа - потемки. С тяжелым сердцем Дамблдор ловил себя на мысли, что за все эти годы - период обучения Тома - так и не смог добиться доверия. Насколько непроглядной была эта бездна, даже для столь опытного человека как Альбус, ступающий на ощупь в сложных перипетиях межличностных отношений. Такие дети столь же талантливы, сколь и трудны в понимании. Видит Мерлин и четверо основателей, за минувшие годы были предприняты все возможные попытки достучаться до сердца этого незаурядного подростка. А еще, было в нем что-то дикое, как у зверя, выросшего во враждебной среде. Парадокс. Хогвартс – одно из лучших мест на земле, ребенку, не познавшему родительского тепла, будет оказано должное внимание и даже больше. Проблема крылась в другом. Чем больше профессор наблюдал за поведением и жестами своего воспитанника, тем более утверждался во мнении, что юный Риддл, к несчастью и вопреки тактичным предостережениям, взрастил в себе тернии гордыни, в которых сам же и заплутал. Помимо всего прочего, общую картину дополнили своеволие и склонность к агрессии, пусть даже не явная. Свои дурные качества молодой человек неплохо скрывал за маской почтительности, на которую покупались многие, тем самым только утверждая Тома в мысли, что его тактика достаточно хороша и действенна. В позе, повороте головы, улыбке, приятных интонациях голоса разгадать наличие лицемерия и лести непросто, однако же Дамблдору удавалось. Бывает, видны несоответствия: человек улыбается, а глаза тем временем остаются холодны и безразличны. Во фразах проскальзывает равнодушие и отстраненность, причем наигранная. И даже не плохо в юные годы стремиться к самостоятельности, более того, профессор всегда ценил и выделял среди других смелых, не зависимых от чужого мнения студентов. У каждого человека должна быть твердая жизненная позиция, плохо только, что у Тома она заключалась в собственном возвышении над другими, более слабыми, менее умными детьми. Альбус ощущал, что Риддл рассматривает его как угрозу для себя и тут же ощетинивал все ментальные колючки, лишь бы посредством неосторожного слова не обнаружить собственные слабости или переживания. Открой Том свою душу, уступи хоть раз в этой странной негласной борьбе, гладишь и Дамблдор смог бы подобрать нужные слова, уверить юношу в том, что не все люди злы и лицемерие – не лучший способ защиты, а так же достижения собственных целей. Подобное качество скорее вредит своему обладателю и рано или поздно все-таки приводит к неутешительным результатам.
При виде смятения, смутно проступающего на лице студента, Альбус ощутил жалость, впрочем, сопряженную с немалой долей интереса. Не дожидаясь, пока Том в своей привычной манере сдержанно кивнет и скроется из вида, профессор преодолел несколько ступеней вниз по лестнице и остановился напротив.
- Порой судьба подкидывает нам неприятные сюрпризы. Можно ли предугадать, какой из дней станет последним. - Дамблдор взглянул на оппонента поверх очков-полумесяцев в тонкой, еле заметной золотистой оправе. - Вижу, тебе не спится, Том, а посему позволь предложить тебе пройтись среди этих древних стен. Быть может, они подскажут нам ответы на все невысказанные вопросы.
Пройдя вниз, еле касаясь гладких белых перил и совсем не глядя на собеседника, профессор медленно пошел по коридору в немом ожидании. Том непременно последует за ним, а юношеское любопытство подтолкнет к тому, чтобы завязать необходимую обоим беседу.

Дойдя до высокого мозаичного окна с его тусклыми из-за темного времени суток цветными частями, составляющими портрет одного из великих магов прошлого, Альбус остановился и обернулся назад. В долгом взгляде проскользнул немой вопрос, однако же, озвучен тот не был. Возможно, недосказанность и отсутствие ответов на четко поставленные вопросы в какой-то мере раздражали собеседника, но именно это и было нужно. Дамблдор поймал «струну», зажал пальцами и выжидал удобный момент, чтобы отпустить и послушать истинное ее звучание.
- Ты всегда был любознателен, Том. Это похвально…
Мерные шаги профессора тихим эхом оттолкнулись от серых каменных стен и полетели вверх по лестнице, вперед, на этаж выше. Казалось, весь замок прислушивался, превратился во внимание, каждой колонной, каждым звеном в цепи, на которой висели грузные средневековые люстры. Загубленная душа взывала об отмщении, и ей вторил могучий дух окутанного древней магией замка.  Миновав статую Горбатой Ведьмы, Альбус приблизился к тяжелой кованой двери трофейного зала. Легкое движение волшебной палочки отворило створки настежь, приглашая проследовать в давно изученные, но по-прежнему будоражащие воображение глубины помещения. Факелы на стенах зажглись в одно мгновение сами собой, постепенно разгораясь и даря залу теплое желтовато-оранжевое освещение. Вдоль длинных рядов стояли столы и постаменты, усеянные множеством золотых, серебряных, бронзовых медалей, кубков и значков. Благодарственные письма под стеклом, колдографии, открытки – все свидетельствовало о богатой истории и ценном наследии школы. Дети и юноши прошлого достигали поистине блестящих результатов, о чем свидетельствовали полные живых двигающихся изображений журналы и выпуски газет. Все эти подростки ныне превратились во взрослых людей, нашедших собственную нишу не только на полках трофейного зала, но и в жизни такой непредсказуемой и многогранной. Иные документы, усыпанные вязью кое-где расплывающегося чернильного письма, пожелтевшие и потрескавшиеся по краям, соседствовали с совсем новыми, светлыми пергаментами, что свидетельствовало о продолжении традиций новыми поколениями волшебников. У студентов была неплохая возможность сравнить и сделать для себя определенные выводы, а именно: достижениям в предметных сферах, в спорте, а так же геройству и добрым значимым для общества поступкам есть место и спустя века.
- Необязательно родиться во времена основателей, чтобы проявить свои таланты, заявить о себе всему миру. Любой честолюбивый  юноша, такой как ты, мечтает прославиться, существует лишь один важный нюанс: будет ли твое имя вспоминаться с радостью или же слезами на глазах.
И опять этот пытливый взгляд. Нет, Альбус вроде как и ни на что не намекал, хотя рассчитывал мягко, осторожно и планомерно вывести Риддла на откровенность, хотя бы частично, а там, по итогам беседы сделать для себя определенные выводы относительно… да, причастности этого юноши, прямо или косвенно, к смерти бедной Миртл. Заложив руки за спину, профессор встал рядом с усыпанными кубками полками, жестом приглашая Тома сесть в кресло напротив.
- За свою жизнь я слышал много теорий и мнений. Более того, я сам когда-то был молодым человеком, мечтающим прославиться, завоевать всенародное внимание и любовь. Скажи мне, только ответь первое, что придет в голову. Какую память ты желал бы после себя оставить?

Том не лжет – Альбус читает это в его взгляде.  Темный взгляд непроницаем как обычно, но сейчас барьера даже не ощущается. Том открыт, как книга – и в этой книге правда.
Он не лжет – и Альбус с ужасом вспоминает, что был еще один шестнадцатилетний мальчишка, который без слова лжи говорил о благе для мира волшебников. Этот мальчишка также не лгал, глядя прямо в глаза, а потом он вырос в мужчину, который мог не лгать глядя в глаза уже по огромному количеству других вопросов.
Вопросов, которые касались блага. Всеобщего блага.
Есть теория о том, что времени нет – и если она верна, то это петля и воронка, из которой нет выхода. Или это всего лишь судьба – раз за разом проживать одно и то же, слышать одно и то же, надеясь лишь на то, что это возможно изменить. Безумие – повторение одного и того же действия в надежде на другой результат? Быть может.
В каком-то смысле это даже жестоко – одни и те же слова, одна и та же вера… И одна и та же тьма, которая с каждым вздохом мостит дорогу к пылающему аду, построенному на крови.
Но только Альбус теперь далеко не семнадцатилетний волшебник, только-только сделавший первый неуверенный шаг в самостоятельную жизнь. И этим шагом разом напоровшийся на стекло чужих слов. Нет, Альбус изменился – и теперь он видит все, что скрывается за этими словами. За этим искренним взглядом, за этой верой в собственные слова. За благом.
И если это напоминание от самого времени, судьбы, если это его искупление – то он не имеет права ошибиться еще раз. Он не имеет права подпитать эту веру в мифическое благо, но не имеет и права загубить на корню хоть какие-то порывы порывы в душе этого ребенка. Какая бы тьма не скрывалась в нем – он все еще ребенок. И пусть сердцем Альбус считает, что руки мальчика в крови – он не судья. Он не имеет права судить его до тех пор, пока не поймает за руку.
Иначе все, что они делают – бессмысленно.
Альбус вновь проходится вдоль витрин с кубками и письмами, трофеями, грамотами и значками. Он касается витрины также, как сделал это мальчик до того.
- Великая память… И что ты можешь назвать великим, Том? – Альбус вновь ловит его взгляд и смотрит твердо. Это игра, что-то наподобие шахмат – и он все равно еще не вправе… не вправе перевернуть доску, потому как жизнь – это совсем не игра. Жизнь, которая была отнята не может быть разменной картой игры, даже если игроки мнят себя великими. Он не смог объяснить это единожды – но его долг объяснить это сейчас. – Разве не может считаться великим… к примеру, учебник Ньютона Скамандера, по которому вы все занимаетесь, и вклад мистера Скамандера в жизнь магических животных? А, например, мистер Огден – он спасает жизни в Мунго, ежедневно – величие ли это? Или же… даже чемпион Англии по игре в плюй-камни, - Альбус внимательно смотрит в темные, непроницаемые глаза мальчика. – Что есть величие? И какова его цена? – Альбус не хотел говорить последней фразы, но и не стал обрывать себя. Его голос был мягок, безусловно, словно это все еще беседа с учеником, к которому он проявлял внимание. К старосте школы, на вопрос которого Альбус так и не ответил.
«Кто это сделал», - спросил Том.
«Кто убил», - спросил Том.
Это ты должен сказать мне, мой мальчик, - Альбус не отводил взгляда, но и не собирался применять к Тому магию. Презумпция невиновности – напоминал он себе, но…
Косвенные доказательства. Предчувствие.
Он никогда не был ни пророком, ни толкователем. И сейчас был этому лишь рад. Дети не должны убивать других детей.
- И… я боюсь, Том, что величие нашей школы может рухнуть. Наследие каждого, кто когда-либо учился в этих стенах… - Альбус тяжело вздохнул и убрал пальцы от витрины – они не оставили следа на стекле. Повернулся, будто бы рассматривая переливы огня на кубках у другой стены. Он сам разорвал зрительный контакт. – И будущее наследие тех, кто сейчас учится, а потом и тех, кто только будет учиться – это все может пойти прахом. Хогвартс закроют, - Дамблдор снова повернулся и вновь поймал взгляд Тома, своего студента. Только лишь студента? Нет. Тени прошлого, проклятья «дня сурка». Больше, чем студента. Подозреваемого. – Боюсь, ты не сможешь остаться здесь на лето.

Альбус думает о том, что между Томом и Геллертом пролегает огромная пропасть – один совсем себе на уме, другой же… другой же в шестнадцать по крайней мере, умел сомневаться. Но Геллерт превратился в монстра – и что же ждет Тома?
Не монстр ли говорит с ним уже сейчас?
Альбус не может ответить на этот вопрос. Подозрения и догадки – это не ответ. Будь его воля – напоил бы он Тома Веритасерумом. Но… Он более чем уверен, что ответы на вопросы будут не теми, что он ждет. Он почти представляет это:
- Ты убил Миртл Уоррен?
- Нет.
И все, для аврората это доказательство уже не подойдет. Нет, конечно, он может быть причиной косвенной, гибели по неосторожности… И это значит, что его выгонят из школы. Не единственный студент, которого выгнали из школы. Не единственная гибель, в конце концов.
Геллерт вылетел из школы в шестнадцать – и чем это закончилось.
- Дело не в том, что это – один случай, Том, - Альбус говорит это созвучно со своими мыслями. Да, гибель в школе – это большая редкость, но… Но такое случалось. Гибель, тяжелые травмы, смертельная опасность. Это случалось и раньше. Да, безусловно, это было очень тяжело и для школы, и для учителей, и студентов. И для директора в первую очередь. Тяжело, неприятно – но это не было показанием к закрытию школы. И даже если бы нашелся убийца – даже если это был бы Том – то… не все было бы так катастрофично.
Так, как ненайденный убийца.
Так, как убийство из-за… убеждений.
- Дело в том, что сейчас… В каждой школе происходят страшные вещи. Страшные, чудовищные вещи, - сейчас не тот год, Том, в который ты мог бы убивать просто так, - хочется сказать Альбусу, но он молчит.
Геллерт берет магический мир за горло. За самое ценное и дорогое – за будущее. За магические школы, за детей.
Вся Британия тщетно надеется, что ее это не коснется – и Альбус надеется тоже. Он надеется, что мальчик перед ним причастен, и что был просто неудачный опыт. Неудачная Авада – но не было и следа темной магии.
Колдовстворец – три суцицида в главном зале. Империус – или нечто более страшное, под Империусом заставить себя убить невероятно сложно, но… нет ничего невозможного для сильного мага.
Это было совсем недавно, месяц назад.
Шармбатон – похищения студентов. Просто пустая спальня. Пустая спальня, в которой в числе прочих была сестра лидера французского партизанского сопротивления. Двенадцать лет.
Четыре месяца назад, дети не найдены еще.
Альбус может повторять этот список дольше. Хогвартс это не затронуло. Не затронуло не потому, что он здесь – Геллерт не сентиментален, это чушь – но потому что в Британии нет настолько яркого движения. Британия не затронута им, Британия – враг. Но враг, который хорошо охраняет себя.
Но в каждой защите есть брешь – в этом случае…
Если эта брешь прямо у Хогвартса…
- И убийства могут продолжиться. Никто не оставит детей в опасности здесь – и я прекрасно их понимаю. Лучше толпа недоученных волшебников, чем толпа мертвецов, Том. Студентов отсюда никуда не отправят. Но школу закроют. Откроют ли когда-нибудь… конечно, да. Но нескоро, - Альбус видит, что Том побелел как мертвец. Он хорошо контролирует себя, да – но это маска и ложь. Мальчик очень эмоциональный, это правда. Он эмоциональный, вспыльчивый – и, признаться, настоящий Том нравится Альбусу даже больше, чем эта его маска. Она фальшива насквозь – а настоящий он, хоть и неприглядный, неприятный и откровенно плохой человек, хотя бы… Не марионетка в его собственных руках. Том с самого первого дня в школе отлично играет примерного смиренного юношу – но сложно играть то, о чем не имеешь ни малейшего представления. И здесь – он точно не имеет представления о сочувствии. Вообще.
Альбус понимает, что ему плевать на мертвую девочку. На Хогвартс – не плевать. А на мисс Уоррен – совсем. Альбус с трудом не отшатывается.
- Ты не сможешь остаться в Хогвартсе, - повторяет он, подразумевая не столько это лето, сколько… в принципе. Многое. Школа должна быть безопасной – а оставить здесь чудовище… нет. Нет. Впрочем, он хочет попробовать воззвать к совести и… сыграть.
Тому дорога школа, это видно, это чувствуется. Значит, ради школы он готов на многое.
- Школу закроют, если не найдут убийцу. Если не будут уверены, что убийства прекратились.

- Если убийцу найдут – да, школу не закроют, - Альбус видит, как блестят глаза Тома и говорит то, что действительно является правдой… и то, что мальчик хочет услышать. Да, школу действительно не закроют, если окажется, что это – простой несчастный случай.
Конечно, будет много шума, много проблем, суд – но сама школа будет в порядке, ее не закроют. Хогвартс и его судьба волнуют Тома куда больше судьбы бедной девочки – и это чудовищно.
Но…
Он же убийца, он не может не быть убийцей, некому больше – и сейчас… Говорит ли он о том, что сознается?  Он ведь… он ведь не может не рассматривать этот вариант. Школа ему дорога.
Том должен знать, что многие маги были отчислены и ухитрились стать достойными людьми. И что отчисление – это действительно не конец, что магический мир все равно может принять, что экзамены, в конце концов, можно сдать экстерном…
Альбус смотрит на своего студента внимательно. Он бы хотел знать, что творится в его голове, очень хотел знать.
Может, он обманывает себя и Том просто ищет пути к отступлению? Но чувства на его лице написаны очень ярко.
Школа дорога ему. Альбус опасается, что это – то немногое, что ему дорого в принципе в жизни. Пойдет ли Том… на то, чтобы сохранить это дорогое, но пострадать?
- Если это был несчастный случай, то… В стенах этой школы всякое бывает. Студента исключат, - Альбус качает головой со вздохом. – Но я помогу ему, Том, - он внимательно и неотрывно смотрит на него. Признайся, мой мальчик. Я помогу тебе, обещаю. Просто признайся.
Дело даже не в школе – но и в школе тоже.
Убийство можно искупить раскаянием. Тому неведомо это чувство – за столько лет Альбус хорошо это понял. Мальчик рос у него буквально на глазах – только увидеть, как он менялся было почти невозможно.
Но шанс все еще есть. Шанс на то, что Тома можно вернуть.
Что это несчастный случай.
У это ведь не было никаких идеологических причин, Том?
Впрочем, этот вариант Альбус даже не рассматривает. Он хорошо знает, как горят глаза фанатиков – молодых и вбвивших себе в голову, что они-то знают как правильно. Том менее всего похож на такого.
Скорее всего – ритуал, заклинание, зелье… Да что угодно. В жизни молодого талантливого мага многое может пойти не так, особенно если ему помешали.
Ничего, даже если это было то-то по-настоящему темное – Альбус не обманывался насчет сферы интересов Тома – пусть. Они как-нибудь с этим разберутся. Альбус готов костьми лечь, чтобы помочь – главное, чтобы… Чтобы мальчик сделал правильный выбор.
Главное, чтобы он смог через себя переступить, чтобы он смог… чтобы он признался.
Давай же, Том. Я обещаю помочь тебе. Только вернись на правильную дорогу.