Лондон, Лютный переулок, паб "Белая Виверна"
02.07.1947 года

Гарван скулил, как побитая собака. Будь у Тома чуть больше времени, он бы даже успел высказать все, что по этому поводу думает, но времени не было совершенно. Он только рявкнул на мужчину пару раз, когда тот, фигурально выражаясь, уже готов был целовать носки его ботинок, лишь бы Том передумал и остался в лавке.
Оставаться в лавке Том не планировал. Этот факт не мог изменить ни скулеж Боргина, непрерывно заикающегося и пытающегося поймать Риддла за руку, ни обещания повысить зарплату (денег у Тома было в избытке и они его сейчас не интересовали), ни наступившая после этого тишина - уяснив, что Том собирается уехать и ничего его решения не изменит, мужчина бросил принимать лекарства и самым низменным образом запил, так что помимо шума различных артефактов лавка теперь полнилась его пьяными всхлипами и тяжёлым запахом перегара. Все это Тома бесило так сильно, что он с трудом сдерживался, чтобы не оборвать жалкое существование Боргина прямо здесь и сейчас. Останавливало его, пожалуй, только то, что убийство бы не удалось провернуть незамеченным. Впрочем, младший брат Боргина, Сайлас, ему бы ещё и доплатил за устранение единственного препятствия на пути к наследству. Пачкать руки не хотелось. К тому же, глядя на то, как Гарван заливается дешёвым виски, Том полагал, что надолго его не хватит.
Как бы то ни было, ранним утром первого своего безработного дня, Том отправился сначала в Гринготтс, где поменял мешочек галлеонов на фунты, потом в кассы, где, недолго думая, приобрел два билета на паром из Дувра в Дюнкерк на сегодняшний вечер. Склоняясь к белокурой маггловской девушке в форме, он даже мгновения не помедлил, прежде чем попросил именно два билета - все уже было решено давно и прочно. Оставалось только уведомить своего спутника о том, что ему тоже предстоит путешествие.
Впрочем, это Том оставил на более поздний срок - Антонина он уведомил о своём ожидании его в конкретное время ещё вчера, место тоже уточнил в письме с вечера, а потому время до встречи проводил малоинтеллектуально: собирая в дорогу различные необходимые вещи с расчетом на полторы персоны - в том, что остальное Тони соберет сам, Том не сомневался и мгновения. Впрочем, в его собственные сборы входили вещи тривиальные, в частности, среди них был дневник в черном кожаном переплете (не иначе, как для ведения дорожных записей), странная карта на староанглийском, несколько смен одежды и прочие бытовые мелочи, а так же, помимо прочего, обсидиановый кинжал, складной нож, кастет, медальон с изображением змеи и прочие крайне необходимые в дороге мелочи.
В паб Том Риддл прибыл в более чем неплохом расположении духа, озаботился тыквенным соком, на Антонина рассчитывать не стал - мало ли чего тому захочется, и, развернув купленный в Косом кровавый леденец, сунул его в рот, принимаясь ожидать Долохова.
На столе, рядом с нетерпеливо барабанящими по столешнице пальцами, лежал конверт, а в конверте - билет на автобус до Дувра и билет на паром все от того же Дувра. Оба - на сегодняшний вечер и оба не его.

Том тоже не слишком заботится внешними приличиями. Он с лёгкостью подхватывает этот момент, будто Тони и правда едва-едва вернулся с перекура - и пяти минут не прошло. Мелочи же. Даже никто не заметил. Словно разговор был прерван буквально только что, хотя не виделись они... ну, недели две так точно не виделись, не до того было, Том больше был занят тем, чтобы подчистить хвосты и спланировать свои дальнейшие действия. Так он аккуратно сдал Максу все свои немаленькие сбережения, насчитывающие три тысячи галлеонов чистыми, без всевозможных налоговых вычетов, которые он, как честный налогоплательщик, оплатил заранее. Потом не меньше тысячи поменял на фунты и франки, решив, что после парома времени на это будет не слишком много, а билет на ночной поезд или хотя бы автобус, как повезет, до Парижа им придется покупать до открытия официальных обменных пунктов - "следить" неофициальным образом Том не торопился, как и оставлять магический след вплоть до момента, как они пересекут границу с Албанией. Он вообще не собирался оставлять магический след, если уж быть точным. Ни для тех, кто мог догнав надрать уши за самодурство, ни для тех, кто мог бы оторвать и голову - а парочка таких была.
Именно потому у него были в примерно таком же конверте, вместе с его билетами, два потрёпанных удостоверения личности и россыпь других бумажек, которые было не так уж сложно добыть у сквиба в маггловском квартале за флакон Фелициса и один качественный обливиэйт, после которого и с флаконом расставаться не пришлось. Конечно, чем мучиться с маггловском прикрытием, проще было обратиться в посольство Британии и получить портключ... но желания такого у Тома не было, как была и уверенность, что вопросы к его сопровождению возникнут и возникнут неумолимо.
Как бы то ни было, теперь он сидел напротив Тони Долохова, разгрызал кровавый леденец и собирался говорить о вещах, которые, пожалуй, только Тони и мог понять, с его-то лёгкостью и поспешностью.
- Здесь, - Том пододвигает к Антонину конверт, - билеты на сегодняшний вечер.
Вокруг них рябит воздух от нескольких защитных заклинаний, но Том движением палочки накладывает ещё одно. На всякий случай.
- Автобус до Дувра в пять часов. Потом паром из Дувра в Дюнкерк в шесть пятнадцать. Оттуда до Парижа и дальше. Конечная точка назначения - Албания. Мне нужна твоя помощь. Выедем из страны как магглы, документы я приготовил и как миновать аврорскую проверку перед паромом придумал, там не слишком проверяют.

Отредактировано Lord Voldemort (2017-06-20 10:53:13)

Том безразлично пожимает плечами. Подумаешь, завтрак, подумаешь, обед, подумаешь, ужин... Но, если по честному, он за эти три дня так забегался, что и про еду забыл вовсе. Вот сейчас разве что зашёл в кондитерскую лавку...
И ладно бы хотелось. Том догрызает леденец, обсасывает палочку и откладывает ее в сторону, впервые задумавшись, а не купить ли ему здесь ну хотя бы тот сендвич с пупырчатым бирюзовым огурцом... Но нет, пожалуй, что все же нет.
Он делает глоток тыквенного сока и сцепляет пальцы в замок.
- Не говорю, - соглашается Том легко и следит за тем, как Тони открывает конверт и смотрит на билеты. Потом вытаскивает из кармана брегет, отщелкивает крышку, смотрит на время и, щёлкнув крышкой снова, убирает брегет обратно в карман.
- Собери что тебе нужно. Деньги и документы я собрал. Всякие другие... полезные вещи, тоже. Если решишь, что без чего-то нам будет не обойтись, я не стану спорить. Время до автобуса ещё есть.
Он медлит и встречается с Тони взглядом.
- Остальные... не знают об этой поездке и я хочу, чтобы они и не узнали о ней. Я попрошу тебя никому не сообщать, куда мы отправимся, по какой причине и как надолго. Что бы ни произошло в процессе.
Том задумчиво усмехается, стучит пальцами по краю стакана с тыквенным соком. Внешне он спокоен, но при желании можно уловить оттенок нервозности. Конечно, он замел все следы, прошло достаточно времени, но...
Но.
Том стучит ещё немного, укладываясь в какую-то мелодию и снова поднимает взгляд после паузы.
- Я могу попросить тебя сохранить все в тайне?

Том сейчас слишком задумчив для того, чтобы прицельно копаться в чужой голове и это, по-своему, тоже маркер.
- Все, - спокойно резюмирует он, пожимая плечами - его нервозность чуть притихает после того, как Тони дает свое обещание, не потому что Том боится, что кто-то узнает, а потому что...
Ну, к примеру, потому что нечто подозрительно похожее на его труп должны выловить из Темзы через какое-то время. И Рикарду и прочим лучше об этом не знать и вообще не ввязываться. О том, что его будут искать, Риддл даже не задумывается, этого вопроса попросту нет в его системе координат, поэтому ситуацию он выглядит несколько однобоко. Они не должны знать где он, чтобы их за это не могли прижать, а то что волноваться будут... Ну, это же частности. Незначительные совершенно.
Он поднимается, оставив на столе россыпь монет за свой сок и упаковку от леденца.
- Тогда встретимся перед автобусом.

Дорога в автобусе дается не так уж сложно - Том отлично разбирается в маггловском транспорте, да и Тони тоже, так что сложностей про "это что, маггловские деньги?" не возникает ни у одного из них. Вещи упакованы в рюкзак, расширенный изнутри заклинанием, сам он рядом с Тони похож на обычного мальчишку-путешественника - привычное облачение Тома, привыкшего носить тщательно подогнанную одежду, теперь сменилось на вполне себе потрепанную рубашку и обычные брюки, а волосы не уложены, а художественно растрепаны. Том задумчиво стоит на причале, облокотившись на ограждение и откусывая шоколад прямо от плитки - простой, маггловский шоколад, без всяких изысков.
- Через пятнадцать минут садимся.

Нет меня - я покинул Расею, -
Мои девочки ходят в соплях!
Я теперь свои семечки сею
На чужих Елисейских полях.

Том бросает комнату, выделенную ему в мансарде лавки Боргина так, словно его там никогда и не было. Комната остается безликой – идеально, почти по линейке, заправленная кровать, выскобленные до светлого оттенка деревянные доски пола, шкаф с закрытыми плотно дверцами, скрывающий пустое нутро, лампа с чуть закопченным зеленым стеклом и трещиной, что идет от самого основания вверх, до кромки…
Даже если кто-то зайдет вовнутрь, у него останется впечатление, что он попал в номер гостиницы (впрочем, нет, скорее притона), но притона безукоризненно чистого – от Тома Риддла здесь не осталось ничего. Ни крохотного волоска, упавшего в раковину или на пол и незамеченного, ни обрезанного ногтя, ни чешуйки кожи, ни капельки крови на изгибе раковины или в любом другом месте. Ничего.
Впрочем, если присмотреться, можно понять отсутствие еще одной вещи – каждая поверхность протерта с особой тщательностью так, что едва ли не блестит и даже на зеркале в ванной не видно и мельчайшей отметины, даже мимолетом оставленного отпечатка. Ни одна вещь в этом помещении не может показать, что здесь был Том Риддл.
Кроме, пожалуй, хозяина дома.

Всю дорогу, а дорога занимает всего ничего по общим меркам, Том имеет возможность смотреть в окно и думать о своем. Ему не так уж и нужно, чтобы Тони следил за рюкзаком - все самое важное, деньги и документы, спрятано по карманам, в рюкзаке же ютятся скромные Томовы пожитки из тех, что он не сбыл в Лондоне. Одежда, книги, какие-то личные вещи... Ничего, в целом, особо важного, кроме завёрнутых в темную плотную ткань двух вещей, укрытых сильными заклинаниями - чаши и медальона. Впрочем, рюкзак снабжён маглоотталкивающими чарами и ещё защитными поверх, так что едва ли у кого-то появится возможность запустить туда руку.
Догрызая шоколад и педантично складывая бумажную обёртку, Том меланхолично смотрит на их средство передвижения.
- Пришвартуется, - бесстрастно сообщает он, не показывая никаких признаков волнения. И чуть заметно дергает уголком губ - из манжеты показывается узкая треугольная мордочка.
- Уйди, - мягко произносит Том на парселтанге и снова переводит на Тони взгляд. И тут же скользит дальше - видно, как Том едва-едва подбирается, заметив кого-то, как сужаются его глаза... и все сходит на нет, когда оказывается, что он обознался.
Его спасает не только избыточная худоба, но и бледность - кожа у Тома словно вовсе не тронута солнцем, а под глазами темные тени: один из пассажиров даже предложил ему воды в автобусе. Но одежда да, одежда бросается в глаза, но даже ради маскировки пренебречь своим удобством Том не желает.
Пропускают их без особых проблем: то ли влияет общий болезный вид Риддла, то ли отсутствие проблем в багаже и документах. Тем не менее, проверяющий долго пытается копаться в рюкзаке Тома в попытках найти что-то недопустимое, но так и не находит в ворохе поношенного тряпья ничего, что могло бы вызвать интерес.
Класс оказывается третьим - Том явно не готов всю дорогу проводить среди наседающей на него толпы, да и выглядит он в целом так, словно вот-вот рухнет прямо здесь и сейчас, но рисковать и вызывать интерес к своей персоне не хочет тоже.
- Почти... - произносит он негромко, устроившись на деревянной скамье так, чтобы иметь возможность видеть большую часть палубы. Но не проходит и пяти минут, как голова Риддла склоняется. Пару раз он дергается, просыпаясь, ерошась как большой воробей и щуря глаза, но потом усталость оказывается сильнее и всю дорогу до конечной точки Том спит и из-за шиворота его на Долохова смотрит золотистыми глазами змея.

В дороге Том спит, не просыпаясь, собственно, до того самого момента, как Долохов его расталкивает. Лишь тогда он, с заметной паузой, долгой, в не меньше пары десятков ударов сердца, тревожно вскидывает голову и сразу же рефлекторно тянется во внутренний карман, туда, где под защитными заклинаниями лежит палочка. И только потом он расслабляется, переводя дыхание и поднимается на ноги.
Поутру он выглядит отчего-то ещё хуже, чем с вечера, бледный, встрепаный, с ещё сильнее проступившими тенями под глазами и чуть нервными движениями. И явно мыслями находится где-то далеко не здесь, умудрившись дёрнуться всем телом ещё в момент, когда кто-то из пассажиров трогает его за плечо, пытаясь что-то спросить. Всего на мгновение взгляд у Тома становится темным, густым, словно патока, взглядом человека готового на убийство здесь и сейчас. А потом ресницы смыкаются и когда Риддл снова открывает глаза, взгляд его спокоен и бесстрастен. Он благодарно кивает Тони и уходит.
Больше всего в походе в уборную ему нужно даже не то, что подразумевает Тони. Куда острее стоит необходимость наскоро, довольно скудно умыть лицо, позволяя мыслям прийти в норму. И уйти ночным кошмарам.
О еде Том даже не думает. В рюкзаке у него, вопреки мнению Тони, лежит россыпь лягушек (которые и едой-то не назовешь) и кусок уже основательно лежалого хлеба, но Том в принципе ел нормально, кажется, что-то там ровно в тот момент, когда они с Тони встретились в баре, и с тех пор только пил воду да бросал в рот шоколадные дольки, толком и не жуя. Впрочем, он и особой тяги к еде не испытывает, а потому рассеянно вручает Долохову обратно хлеб, яблоко принимает, но так и не найдя ему применения, тоже сует в рюкзак, словно уйдя мыслями куда-то не туда. Слишком далеко, чтобы вылезти обратно.
В таком же молчании (Том позволяет Долохову ходить куда угодно на его усмотрение) они проводят и время в ожидании поезда - Риддлу, кажется, чуждо всё человеческое, поэтому больше всего он напоминает мраморную статую и практически не размыкает рта, пока сидит, склонив голову, на вокзальной скамейке.
Впрочем, стоит им оказаться в поезде, как Том немного, но оттаивает. Здесь у них тоже не лучшие условия: никакого купе, лишь ряды твердых кособоких, наскоро сколоченных скамеек.
Риддл добирается до окна - ехать до Парижа всего ничего, но ему хочется видеть. Видеть, впрочем, не только вид из окна, а ещё и зачем-то проход, потому, резко сменив курс, садится он с краю. Так сподручнее бежать.
- Пересядем в Париже, - произносит он, так и не назвав ни разу конечную точку их маршрута. Впрочем, билеты на последний поезд он ещё и не купил. Достаточно и Парижа.
- У тебя семья во Франции? - Что-то он такое помнит, но не сейчас.
- На обратном пути будет больше времени.
Только если будет он, этот обратный путь.
А пока Том Риддл бежит из Англии, словно ему прижало хвост и не знает толком, почему больше. Потому что что-то гонит его с родных берегов или потому что его влечет то, что в Албанских лесах?

Про свадьбу Тони Долохова Том даже что-то такое помнит, вернее помнит вполне даже много, но... Но не сейчас. Сейчас мысли Тома заняты другим - он похож на туго натянутую тетиву, на пружину, зажатую между двумя брусками, у которой нет уже иного направления движения, кроме того, что кажется совершенно естественным в данной ситуации. Направления вперед.
Кажется, вопросы денег Тома волнуют мало, впрочем, как и вопросы шоколада. Змея сидит в его рукаве, а сам Том в процессе поездки, в раздумьях, проверяет собственные карманы - там почему-то оказывается целая пригоршня мелких монет, словно Риддл пару дней провел на паперти. Сам же молодой человек выглядит словно едва-едва удивленным таким уловом. Впрочем, и светить им в поезде не собирается.
- Зависит от того, с собой у тебя тот... артефакт, о котором я помню или нет, - уже в Париже Том поднимает на него задумчивый, темный взгляд. - Мне нужно узнать его технические способности. Я знаю, что он должен работать по координатам и у меня есть координаты, но... насколько далеко?
Они стоят перед потрепанной картой, рядом с которой висит не менее потрепанное расписание, а Том с интересом крутит в пальцах маггловские французские монетки. Выражение лица у него довольно забавное - надо же, деньги и так выглядят.
Впрочем, откуда у него внезапно взялись маггловские французские деньги, Том тоже не уточняет, разве что можно припомнить, что на выходе из поезда он как-то особо неуклюже запнулся и почти повис на каком-то почтенном джентльмене.
К этому моменту будущий Лорд выглядит даже вполне прилично. Во всяком случае, уже куда меньше напоминает восковой труп, а глаза у него светятся каким-то нехорошим азартом.