Не то чтобы Герберт любил интервью с политиками. Не то чтобы Герберт часто их писал. Нет, у него был совершенно свой взгляд на все вот это – его совершенно не интересовали чужие мнения в контексте пересказа их на газетную полосу. Крейн никогда таким не занимался, да и мнение чужих людей в собственные статьи добавлял лишь в том случае, когда не имел своего.
Но тем не менее, он не пропускал практически ни одной пресс-конференции, да и в принципе был в курсе многих мнений публичных людей. Он не писал о таком, предпочитал читать то, что писали другие люди – но руку на пульсе держал постоянно.
Особенно, если дело касалось кандидата в Министры. В первую очередь, если дело касалось кандидата в Министры и ее команды с удивительно прогрессивными взглядами.
Например, миссис Багнольд и ее взгляды на оборотней. Миссис Багнольд и ее взгляды на будущее магического мира.
Миссис Багнольд и ее вероятное выдвижение в министры, в конце концов.
Герберт не был знаком с ней лично – но много читал материалов и много расспрашивал людей. Да и в принципе, сложно было не заметить этого политика – а то, что глава отдела магических катастроф была в первую очередь политиком… О, это даже не обсуждалось.
Она была довольно известна, довольно популярна. И по сути, Герберт, пожалуй, был единственным журналистом, который не выбрал себе политика, которого считал «своим» кандидатом.
У него не было пока статей на эту тему в принципе – да и не интересна ему была эта политическая грызня. В конце концов, ни один из лозунгов в нем не разбудил желания прислушаться к этому человеку.
Нет, конечно, когда предвыборная гонка начнется, Герберт точно не сможет смолчать, так уж он устроен… правда, скорее всего он будет говорить не то, что все остальные. И миссис Багнольд тоже не уйдет от внимания его пера.
Но сейчас ему глубоко неинтересны все эти политические препоны. Абсолютно.
Герберт Крейн явился с конкретной темой.
И эта тема тревожит его уже не первый день.
Оборотни.
В начале месяца он встретился с оборотнем, он говорил с ней… и он написал о ней. И, Герберту признаться, эта статья далась тяжело. По большей части не с творческой стороны.
Но об оборотнях и их положении он знал сейчас однобоко. Он, по сути, в этом вопросе был потрясающе плох, а для журналиста, который собирается выпустить скандальное интервью, даже не интервью, а портрет… О, он невежда.
И кто как не человек, которого права оборотней и впрямь волнуют – кто как не этот человек может ему помочь?
- Спасибо, мисс, - он кивнул секретарше, которая пустила его в светлый просторный кабинет. Герберт вежливо улыбнулся миссис Багнольд и занял кресло перед ее столом.
- Здравствуйте, мадам, - он все же позволил себе взять ее руку и коротко поцеловал тыльную сторону ладони, а после снова опуститься в кресло. – Прошу прощения за бестактность – я даже не написал письма. Дело в том, что мне очень нужно ваше мнение, ваши знания – мои прискорбно ограничены. Я хотел бы задать вам несколько вопросов, но куда больше – услышать рассказ без купюр о том, что творится на самом деле. О чем молчат. Я… недавно видел и слышал кое-что, но это… это всего лишь краткий взгляд за ширму. Вы, мадам, смотрите за нее уже очень давно, - Герберт взял перо и открыл записную книжку. – Поделитесь, пожалуйста. Если вы не хотите, чтобы я писал со ссылкой на вас – этого не будет. Если же вы хотите высказать свое мнение на всю страну – позвольте мне стать вашим рупором.

- Да, мадам, оборотни, - Герберт пожал плечами, совершенно не скрывая темы разговора. Он поднял взгляд на миссис Багнольд думая о том, что ему совершенно не интересны эти все политические дела. По сути своей, эти попытки политиков друг друга утопить руками журналистов… Он, пожалуй, не работал за гонорар в этом плане. И понять не мог.
То есть нет, он мог понять желание докопаться до истины. Он мог даже желание утопить какого-то политика по заказу другого, он мог даже понять желание заработать деньги. Но зачем? Зачем заниматься всем этим, если есть масса более важных вещей? Те же Пожиратели смерти, хотя на эту тему не проехался лишь ленивый.
Но нет – всем интересно лишь с кем снова перестал Максимиллиан Нотт, что сказал журналистам Крауч, в какой форме их послала миссис Скримджер от их дома…
О. это было невыносимо скучно. И глупо. Такие статьи забывались в миг и не несли ничего толкового. А также все эти репортажи, пересказы мероприятий, новости… Герберт признавал лишь статьи пропагандисткого, аналитического и обличительного толка – остальное же было совершенно бесполезно.
И то: то, что писала, скажем, Скитер… шум ради шума. Никакого вызова обществу, попытки его изменить. Крейн откровенно презирал ее, хотя Рите и были отданы первые полосы «Пророка», где он любил печатать свои тексты – из-за охвата аудитории.
Другой вопрос, что у него было имя – и было имя человека, который не проживет долго с таким подходом к работе. А Скитер – она была певчая птичка и пела то, что хотело правительство.
Что ж, не Герберту с его отказами в печати ее судить. У нее, по крайней мере, нет проблем с тем, чтобы протолкнуться туда, куда хочется.
- Я могу не упоминать, что все рассказали мне именно вы – ваше право. И я совершенно не собираюсь писать о вас – я собираюсь писать о них, - Крейн помолчал пару мгновений. – Я, мадам, плохо знаком с настоящей ситуацией. Да, законодательство, да, высказывания политиков, в том числе и ваши… Недавно в Лютном переулке я говорил с одним из них, - максимально уклончиво проговорил Герберт. – И я понял, что совершенно не представляю жизни в их мире, хотя казалось бы – он у нас один и тот же. Но нет. Поэтому, мадам, у меня и есть вопросы. И… я думаю, вы можете ответить на них. Начнем? Мой первый вопрос – почему оборотни не регистрируются? Все прекрасно знают о том, что для них есть процедуры, как и в законах, так и на практике… и все же – почему нет?

- Я, мадам, никогда бы не пошел регистрироваться. Я больше скажу – пожалуй, я бы сбежал куда угодно, лишь бы не проходить этот процесс, - Герберт сделал пометки себе и задумчиво кивнул, соглашаясь с миссис Багнольд всецело. – Дело тут даже не в любви с женщиной за деньги, - криво усмехнулся он, быстро записывая все, что ему говорят. Он был прав, что пришел именно к ней. Единственный политик, который говорил о том, что общество само толкает оборотней на преступления. И впрямь, у них не оставалось никакого выбора – либо влачить жалкое существование, либо же уходить даже не в тень – во тьму, жить вне общества и его законов. Среди оборотней было мало обученных магов, мало оборотней в принципе могли жить в нормальном социуме. Они были изгоями не просто как магглорожденные – социальная стигма, но ничего непреодолимого, равно как и предатели крови – а настоящими. Их в принципе исключали из общества, а по сути ведь это действительно была болезнь.
Не сознательный выбор.
- Почему так, мадам? Оборотни превращаются в животных лишь в полнолуние. В другое время лунного цикла они такие же люди, как и мы. Или нет? – Герберт знал, что не все так просто, но хотел послушать другого человека. В конце концов, он не собирался вскрывать карты до того, как будет приводить свою статью в итоговый вид. – Но оборотни – знают ли они, что действительно ждет их, когда они зарегистрируются? И еще – зачем в принципе их регистрировать? Сейчас они все равно… получают это клеймо. Невозможно не покинув город, страну скрыть то, что ты оборотень. Не сейчас. Хотя я слышал, что ведутся исследования, которые могут им помочь – но почему это не приоритет? К примеру… взять магглов. У них есть болезни, причем болезни смертельные и массовые. И они стараются лечить эти болезни, стараются делать на них упор. Почему у нас не так? Разве в нашем обществе столько напастей?

- Я знаю, мадам, что оборотней не любят после того, как несколько европейских стай активно участвовали в прошлой войне, - ровно проговорил Герберт думая о том, что это по сути своей ложь. Он не понимал причин, по которым оборотней считали за существ второго сорта – и на самом деле, они были готовы пойти за кем угодно, чтобы изменить это что тогда, что сейчас. Просто законодательство ужесточалось все сильнее и сильнее.
И в какой-то момент все магические существа как-то ухитрились стать тварями. Все, что не люди – вампиры, оборотни, нимфы, призраки, великаны… и бесконечен этот список. Между прочим, почти все магические существа так или иначе были разумны – а уж другие расы и подавно. А оборотни – они и вовсе не были другой расой. Они были… людьми, просто больными.
- Это называется дискриминация, мадам. У магглов это так называется, - Герберт задумчиво посмотрел в свой блокнот. – У магглов дискриминация была в какой-то момент по цвету кожи. Если не… ариец – светлые волосы, светлая кожа, светлые глаза – то ты человек второго сорта. Особенно если чернокожий, - Крейн пожал плечами. Матушка рассказывала ему, как случилось так, что именно светлокожий, светловолосый и светлоглазый мессир неожиданно стал идеалом для новой идеологии магглов. Ее это смешило, но Герберт… признаться, он вообще не слишком понимал концепцию дискриминации. Расовой ненависти – да. Магглы и маги – вражда навек, никакого взаимодействия и мира, только война до истребления. Просто не такая явная, более умная. Но…
- И стигматизация. Стигматизация больных чем-то. Это у магглов тоже есть – особенно, если болезнь… ммм… постыдная, - Герберт поднял на Багнолд глаза. – Но ликантропия – это не постыдная болезнь, она… скажем так, она передается не теми путями, о которых непринято говорить в обществе. Оборотень не отдает себе отчета в действиях – и явно атакует не со зла, а просто потому, что болезнь диктует. Нет, среди них есть те, кто атакует намеренно – приезжает в те места, где живет «цель» перед полнолунием, зная, что нападет. Маньяки и садисты – они есть. Но я не могу понять только одного – почему? Почему наши законы, все до единого… почему каждый человек уверен, что оборотни – животные, что они – зло, что они должны жить в… так, как живут, - сдержал Крейн довольно крепкое слово. – Это ведь может случиться с каждым. Укус оборотня. Не выгоднее ли для общества их вылечить? И вообще – искать способы лечения ликантропии. А сейчас знаете, что происходит?  Когда волшебника кусают – он вынужден все потерять. Вообще все. Неважно, кем он был – да хоть министром. Это – конец. Гражданская смерть. И некоторые предпочитают инсценировать смерть, переезд, просто пропасть без вести – лишь бы исчезнуть из нашего общества и попробовать начать новую жизнь. И я… я не понимаю. Почему законы – такие? Кому это выгодно? Оборотней ведь не так мало, чтобы просто выкинуть их на помойку. Не говоря уже о том, что они – прямая угроза этому драгоценному Статусу. Вы, миссис Багнолд – вы единственная, кто борется за права оборотней, - Крейн помолчал. – Вы – и Пожиратели смерти. Скажите мне, в Министерстве и впрямь сидят одни ненавистники оборотней и расисты – или причина в… не знаю, в деньгах?  В чем?

Герберт некоторое время молчит, а потом пару мгновений смотрит на женщину, думая совершенно о другом.
Он думает о том, что еще дописать в статью. И думает о том, как не кричать от бессилия со страницы газеты.
Он думает о том, что, пожалуй, придется прибегнуть к помощи Абраксаса, чтобы его вообще напечатали – потому что сейчас статья полна одного – обвинений. Герберт не мог прекратить обвинять.
Он, конечно, всегда старался тыкнуть пальцем в причину болезни общества, а не в конкретных людей – только проблема была в том, что здесь были виноваты конкретные люди.
В том, что есть Пожиратели – виноваты не конкретные, тут совокупность причин. Так вышло. Однажды революция с миром не случилась – и вот он результат.
Революция вырождается. То, что должно было случиться своевременно, не случилось в принципе. Потому и принимает уродливые формы террора.
Потому и полно лживых идеалов.
Потому и он не может свободно печатать то, что хочет – потому что он слишком громко кричит о проблемах.
Слишком неудобно тем, кто несет ответственность – каждый маленький кусочек.
Но оборотни, оборотни - это то, что он не может понять ни сердцем, ни умом. Он не может понять, как бояться человека просто потому, что он – такой. Потому что он болен.
Герберт думает о том, что встреть он оборотня в темной подворотне – он испугался бы. В полнолуние.
А просто – какая разница? Это такой же человек. Тебби была таким же человеком, как и он сам. Быть может, ему просто повезло встретить именно ее.
Быть может, все остальные оборотни – монстры в человеческом облике.
Только какая разница – суть-то в том, что «человеческий облик». Среди авроров и охотников тоже много сомнительных личностей, по которым психушка плачет.
И нормально, никто не шарахается.
То есть, шарахаются – только не ограничивают их в правах потому что трепетные лани шарахаются.
Герберт делает пометку в блокноте и, подумав, достает черновой вариант статьи, делает копию взмахом палочки. Передает его миссис Багнольд.
- Я говорил с оборотнем. Я написал статью о том, что сейчас происходит, - «и меня сожрут ваши политические противники» думает добавить Герберт, но решает не говорить ничего. – В обществе на какое-то время поднимется шум, вы… можете воспользоваться этим, - Крейн думает о том, что его тетушка – женщина, которую он не знал – наверное, борется за права оборотней где-то в Европе. Ну… ему хотелось бы так думать.
Его мать борется за Ирландию, а он сам… Ему тошно видеть несправедливость.
Ему тошно видеть то, как страх уродует чужие жизни.
- Спасибо вам, миссис Багнолд, - он встает и коротко кланяется ей. – Спасибо за то, что вы делаете, - он не говорит о том, что она делает мало. Он и сам… делает мало. Но если каждый будет делать хоть немного, может быть…
Может быть, у таких как Тебби будет шанс на нормальную жизнь.
На жизнь, а не существование.

статья (нет только последних нескольких предложений, заканчивается на "И мы можем прекратить")

Отредактировано Herbert Crane (2017-09-05 21:58:11)