«Препарировать» - очень странное слово для того, что можно делать с магией. Но при мыслях о совместных занятиях чем-либо с Мальсибером это казалось наиболее точным описанием.
После разговора над уничтоженным трупом – вот уж что Барти не мог рассчитать, так это то что убийства сближают – свободный вечер для взаимного повышения уровня знаний выпал только на субботу в конце месяца. К тому моменту на всех фронтах стало «полегче» и можно было заняться изысканиями для будущего.
Договорившись с Домиником о времени, Крауч много размышлял о месте и в итоге остановил выбор на одной из лесных полян, какие у него были заготовлены как промежуточная точка при сбрасывании хвостов. Давно облюбованные несколько полян в различных районах вокруг Лондана и совершенно разных лесах сближало только три фактора – они все были крайне не посещаемы магглами, а потому удобны для внезапных появлений и исчезаний. Все – никак не связаны с личностью Крауча младшего какими либо воспоминаниями или иными ассоциациями. И главное – из лесники в среднем не любили бродить по выбранной точке леса, а значит не успевали найти цепочки следов начинающиеся и заканчивающиеся в нигде.  Глушь – одно слово.
Координаты этой Барти дал предельно точно, описав в записке не только точку на карте, но всю местность вокруг своими словами. Конечно, Доминик мог бы попробовать прийти ногами, но тогда ему грозило бы заблудиться в лесу. А погода не располагала к часам брожения кругами.
Записка была передана из рук в руки и не защищена никак – лишняя паранойя только привлекает к себе внимания.
В назначенный день, ближе к полудню, Крауч ждал Доминика, кутая руки в мантию. Хвойные леса были частью маленьких страстей – в них всегда потрясающе пахло чем-то таким же, как в башней Рейвенкло.
Сегодняшний свитер из числа тех, что Крауч носил давно, еще до встречи с Рудольфусом, на постоянной основе хорошо согревал, но неумолимо напоминал об обстоятельствах «знакомств» с Мальсибером.
Прежде, чем устроится на выступающем из земли корне, с которого было хорошо видно всю небольшую поляну, Барти обошел ее несколько раз и близлежащий  периметр на предмет поиска человеческих следов. Как и всегда – ничего. Магглам не сдалась эта полянка – слишком глубоко в лес, слишком густой еловник то и дело.  И погодка та еще.
Появление Доминика Барти встретил кивком. До того он все думал, удержится ли Мальсибер на скользковатой, не до конца покрытой снегом земле.  Сам бы он с непривычки может и навернулся бы, но уже слишком часто проделывал этот фокус, что бы не вошло в привычку.
- Раз уж мы решили отложить трупы на следующий раз, есть что-то из того что я могу… препарировать, что тебе было бы интереснее всего? От чистой теории наверное зубы сведет, да? – После приветствия Барти поднялся и подошел, все еще пряча ладони в свитер. Замашки невротика он постарался оставить дома, однако вещи которые не были игрой присутствовали все еще – неловкий взгляд, вжатая в плечи голова, попытка постоянно кусать губы например.

Аппарация – одна из повседневных и вместе с тем очень сложных вещей. Барти всегда нравилось сравнивать, как это делают разные люди. Возможно, в контексте внимательного наблюдения за тем, как авроры покидают штаб-квартиру. Как не крути, они все делали это чуточку по-разному. И Доминик тоже явно обладал своим, неповторимым стилем.
Вид насупившегося медведя отлично сочетался с  лицом Мальсибера, хотя на вкус пробывшего здесь уже некоторое время Барти было достаточно тепло. По крайней мере, для того, что бы он только поправлял то и дело шарф.
С трансфигурации всегда было приятно начинать. У нее был свой собственный привкус и совершенно потрясающая многомерность. С ней можно было играть долго, разбирая каждый частный случай. Это не просто общее «из не живого в живое» - такой подход для дилетантов – это всегда очень конкретное не живое в относительно конкретное живое.
- Почти любая трансфигурационная чара подходит под твое определение, Доминик. Превращение одного в другое и есть вся суть этой дисциплины. Transfegio, ты прав, из таких. По праву базовое заклинание – его проще всего выполнять и результаты его действия всегда укладываются в сознании волшебника. Едва ли я встречал случаи, когда проблемы трансфигурации, вроде ограничения сознанием, задевали бы действия этой чары – Крауч прикусил губу, на всякий случай пытаясь вспомнить хотя бы какой-то пример. Но в работе с веществами с подобными примерами было тяжелова-то.  – Самое простое для чего это заклинание используется это манипуляции с агрегатными состояниями. Так же в части любых веществ, не обладающих магическими свойствами и не являющимися едой, оно является действенным. Единственный его минус такой же, как и у всей остальной трансфигурации. В зависимости от волшебника эффект может быть даже очень длительным, но не вечным.
Крауч задумчиво покосился в стороне близлежащего сугроба. Понадобилось совсем не много усилий, легкий взмах палочки и уверенность. Ясная картинка в голове – без обращения жидкостью кучка снега плавно перетекла в форму пара. Земля под ней остается холодной и сухой.
- Transfegio. Если использовать разумно, то временность эффекта теряет значимость. Например, это облако пара никогда к нам не вернется. Оно поднимется вверх и обратится снегом уже наверху, откуда упадет в какое-то другое место.
Увлеченный этой темой Крауч представлял из себя легкую мишень для любого, кто рискнул бы напасть на них. Мало того, что он стоял спиной к лесу, так еще и вовсе не замечал ничего лишнего. Впрочем, а чего боятся, когда вы не занимаетесь ничем противозаконным? Пока.

Что же, Доминик был лучшим собеседником, какого можно было ожидать в лесу зимой. Сразу после Рудольфуса и его отца. Может быть еще где-то в чем-то Дункана, который был столь же блистательно увлеченным идеологом. «С высоты полета мысли важно порой озираться на землю» - напомнил сам себе Крауч.
Барти кивнул сосредоточенно. Вопрос был понятен и… интересен.
Подобно Доминику он подумал о том, что бы сесть. Мысль скользнула по белому снегу, послушно вылепляя в сознании линию за линией, оформляя небольшую кучку снега в вполне себе стул. Почему-то пенек, который был бы проще и очевиднее, совсем не пришел Барти в голову. Зато табуретка с четырьмя ногами – легко. Повинуясь мысли снег сменил цвет, покрылся структурой – дерево куда приятнее снега для сидения. Критически оценив образ в голове, Барти дорисовал ему мысленную спинку. Там, в его сознании до этого стула уже можно было коснуться – вместо холодного под пальцами осталось бы ощущение лишь прохладной древесины. Если провести рукой на удачу то можно было даже получить в руку не придуманные, но подставленные сознанием занозы.
- Ferovertum – Самое любимое заклинание Барти из всего, что вообще преподают в школе. То, которое всегда могло подсказать ему нужный образ, стоило только вспомнить как оно ощущается на языке.
Усмехнувшись результату – вышло более чем сносно, хотя пару лишних сучков на спинке он не планировал. Конечно это была грубая работу – стул словно бы был сбит из первых попавшихся досок – но у Крауча у нему были совершенно практические чувства, а все искусство осталось в процессе обращения.
- Тогда можем пойти с самого начала, - Барти поискал нужные слова в голове, устраиваясь на стуле, - Ты ведь не будешь спорить, что Магия в некотором смысле энергия имеющая отличную природу от большей части иных энергий не только по сути своего распространения, но и по форме взаимодействия с окружающим, атомным миром? Как ты считаешь – что позволяет случаться всему, что мы сотворяем?

Никогда бы он не решил, будучи в трезвом, как сейчас, уме, что из Доминика может выйти такой хороший собеседник. Для этого стоило поставить с ног на голову всю систему ценностей. Стоило отдать должное Мальсиберу – к этому процессу он подошел достаточно гуманно, что бы для Барти изменение в окружающем пространстве связей не стало критическим. Совсем не так, как магия подходила к изменению вещей вокруг.
- Не совсем тот вопрос, который я задал, Доминик. Попробуем еще раз – что позволяет нашему волшебству случиться? Что именно дает толчок, который далее, этап за этапом, вербализируется, систематизируется, обретает форму знаков и взмахов, которая направляет магию, указывая ей наиболее точно наше желание? О, опять вопрос с ответом, - Крауч покачал головой, - Здесь все просто. Когда-то давно магам это было не нужно, но с тех пор мы перешли черту герметизации магии, а затем пошли по закономерному пути упращения.
Сложно было представить древнего колдуна, который бы с серьезным лицом произносил что-нибудь в духе «Вингардиум ЛевиОса». Барти даже усмехнулся, скидывая наваждение быстрым движением плеч.
- Иными словами мы отстранились от свободы в пользу скорости, от силы в пользу гарантированности эффекта. Это привело к созданию заклинаний и жестов, которые плотно в сознании каждого волшебника, еще в детстве, связываются с каждым конкретным эффектом. Ты никогда не обращал внимание, что вне школьных скамей все маги выполняют чары не идеально? Мелкие отклонения, свой собственный, узнаваемый стиль погрешностей? Это следствие того, что для мира важно не что мы сказали или сделали, а некоторая другая структура, - Барти вспомнил разговор около месяца назад в кафетерии Министерства и сделал паузу, вопросительно глядя на Доминика. То, каким абсолютно отсутствующим выглядел Сириус было не тем, что хотелось бы увидеть от Мальсибера. Все просто: там он разговаривал с Дунканом и мнение человека, что не закончил Рейвенкло, а значит нет гарантии что привык легко использовать такое количество мысленных построений в диалоге одновременно, в том числе о сложности освоения данного материала могло отличаться. Скорее всего отличалось.
Погруженный в процесс с головой, Крауч сейчас не заметил бы и чего-то более существенного и очевидного для волшебника, чем чужое присутствие.

Хочется покачать головой, как преподавателю на занятиях. Доминик словно боится пойти дальше, шагнуть за границу.
- Ответ на первый вопрос я так и быть подскажу. Я сторонник теории о Воле Волшебника, знаком с ней или тебя миновало? – Барти улыбнулся. Это не школьный курс – не студенты Хогвартса задаются вопросом почему вообще магия случается и что происходит на самом деле. Не все студенты, - Что же до второго: с одной стороны да, эти жесты. А с другой стороны заметная разница в эффектах. То же, что явнее всего работает на трансфигурации. Помнишь занятия? Скорее всего и у тебя был однокурсник, который всегда делал так же хорошо, но другое.
Крауч поразмыслив склонил голову на бок.
- Вот, например, если я попрошу тебя трансфигурировать этот камень, -Барти кивнул в сторону ближайшего валяющегося на полянке, - в птицу? Что это будет за птица?
Конечность ресурса – сомнительная тема. Вот, например, Милорд явно не был похож на конечный ресурс, хотя Крауч задавался порой вопросом, не сама ли магия его породила? Биологически невозможно, но и ворон из камня по тем же законам не возможен, так?
- Именно так, Доминик. В сути своей это сложная символьная система, читаемая нами и магией одинаково. Новый, более простой язык, для выражения нашей, волшебной, воли. А почему нельзя как ранее… Есть разные теории. Во много я склоняюсь к тому, что можно, но дело в воспитании и обучении. Процессы герметизации науки неизменно ведут к ее упрощению, дальнейшему изложению и приспосабливанию под массовое обучение. Что бы сделать школьную программу работающей необходимо добиться равных возможностей у заведомо не разных студентов, а такое возможно только выбросив всю детальность, все поле возможностей сведя к простейшим единицам. А дальше…  С упрощенной системы на обычную почти невозможно перейти.
«Если вы, конечно, не Темный Лорд» - Барти улыбнулся этой мысли.
Беспокойство пришло само. Тогда, когда где-то на границе зрения мелькнул и исчез человеческий силуэт. Крауч потянулся к палочке и решил оставить ее пока в руках. Удивительно тихо было даже для зимнего леса, но никаких мыслей отчего бы такое могло быть не приходило. Напротив, мысли довольно легко и задорно подкидывали варианты постепенной трансфигурации камня в разные виды птиц.

С Домиником было удивительно легко. Возможно, именно поэтому Барти и забылся. Или увлекся наукой?
Впрочем, антиапарационные барьеры захлопываются, как известно, беззвучно.  Да и не мало волшебников, способных провернуть такой фокус на небольшом пространстве. Например, лесной поляне.
Барти даже не вздрогнул, впрочем – с чего бы? Он не оставлял никакой магии в таких местах: во первых, кто знает что забредет в лес, а во вторых не хотелось никаких, даже самых не очевидных связей между ним и какими-то отдаленными опушками вокруг Лондона.
- В некоторых источниках при объяснении любого магического действия используется определение «выраженная и направленная воля волшебника». В данном случае Воля это структурирующий и придающий силу фактор, в зависимости от определенности и силы которого задаются те или иные изменения. Направляется магия, которую мы с тобой сегодня уже определили как энергию, - Барти пожал плечами, почти не глядя на булыжник, на который указал Доминику. Только краем зрения его зацепив. И все же.
Говорят, волшебство проще творить не уставившись впрямую на объект. Это не верно, как не верно и обратное. Все индивидуально. В случае Крауча отпускать мысль было проще, чем постоянно завязывать ее узлом. Если этого не делать, то сознание пыталось продумать слишком много факторов, что неизменно приводило не только к нервно дрожащим рукам, но и к распаду трансфигурационного образа.
Края камня посерели, проступили перья на поверхности.
- В единичном случае они действительно сильнее. Дело не в том, что их Воля сильнее, а в том, что они не придумали себе ограничений, - Барти пожал плечами.
Камень нервно дернулся, приподнялся на не существующие лапки. И Барти сдался, переведя взгляд с Доминика на него. Конечно, вне рамок его сознания серый булыжник так и лежал на поверхности снега, когда Крауч потянулся к нему уже сознательными мыслями.
Перья прорастали медленно, сбрасывая с себя мох. Чуть удлинился выступ, образуя голову. Вот каменное изваяние перемялось с ноги на ноги. Отряхнулось, словно скидывая последние остатки оцепенения. Дернулось, расправляя крылья. Большие крылья – больше, чем был сам камень до того. Клюв дернулся и открылся в едва слышном звуке.
Едкие глаза вцепились в Доминика, когда Барти шепнул заклинание, проведя палочкой по воздуху. С земли сорвался орел, расправляя перья и устремляясь сначала к Мальсиберу и лишь на подлете уходя выше.
- Прости, - Барти виновато улыбнулся и прикусил губу, - Я как-то не думал…
«Я не хочу тебе навредить. Этой воли не могло быть…» - Барти озадачено посмотрел на птицу и только после этой мысли, наконец, понял. Целью был не Доминик.  Целью птицы был силуэт на краю поляны, которого прежде волшебник просто не замечал.
«Маггл? Откуда в этом лесу?» - Чуть было не растерявшись, выпускник Рейвенкло сходу придумал десяток объяснений птице из камня, но палочку не убрал. Что-то подсказывало ему, что это было бы опасной спешкой ведь в такой глуши не появляются люди просто так.

Барти чуть улыбнулся.
Воля может быть и не инструментом. Она может быть самой сутью – в этом и есть вся прелесть определенных теорий. Когда это не то, что заставляет происходить некоторые события, а то «почему» они происходят.
Впрочем, мысль о том, что безумие и является основным фактором силы волшебника не мало позабавила Крауча. Как-то не получалось самых сильных и значимых волшебников представить безумцами: уж не Милорд, не Рудольфус… Но вот Отец отчаянно казался Барти каким-то особенным видом сумасшедшего: совершенно досадливым и оттого – отвратительно раздражающим. У него было что-то отвратительное, что проскальзывало в ощущениях от слова «псих». Хотя, если верить традиционному восприятию, стабильность психики у упомянутых выше вероятно была ниже… Вот ведь загвоздка: ровно на мгновение юноше показалось, что шуточная теория Мальсибера может быть верна.
А потом стало совсем не до этого.
Камню нельзя внушить волю неосознанно – для этого надо действительно задуматься об этом. Но все, что делает волшебник, берется не только из его мыслей, но и из его подсознания. Как непродуманные детали сплетаются из образов скрытно от четких мыслей, так и характер живому существу из предмета созданному может быть задан одним только бессознательным. Например, чувством опасности, что несколько минут как взбудоражило Барти но не было осознано им до конца.
Птица облетела поляну и приземлилась на плечо Доминика, готовая вспорхнуть при любом резком движении, но чуть цепляющаяся за рубашку. В этой птице сейчас было не мало от самого Барти, что поднялся на ноги, но остался стоять, где был, чуть прикусив губу. Он не равный боец, но поддержкой быть может неплохой.
То, что дело дойдет до драки – висит в воздухе. Слишком тихо было несколько мгновений назад. Слишком спокойно.

Почти с материнской нежностью Грейс поглаживает палочку и вздыхает. Что за непослушные завелись дети? Впрочем, эти явно предпочтут драться, а не только выкрикивать громкие фразы, что само по себе уже скорее неприятно, чем иначе. Она не любит «портить шкурку» и всегда старается избежать драки, пока это возможно: в конце-то концов зачем нужен грубый бой, если на то, что бы преподать урок есть изящные в своих действиях истязания?
Легкий жест – поправить локоны – и он же сигнал дорогому братцу. «Начинаем по моей команде».
- Суббота, время к вечеру, а вы о крови! Ваша матушка не говорила вам, что не стоит угрожать незнакомым людям? – Коллинз продолжает улыбаться, медленно поглаживая палочку в своих руках. Словно бы если бы держала огромного кота. Тот бы, наверняка, был бы персом и взирал на мальчишек с выражением абсолютного собственного превосходства. – Ты так стараешься произвести впечатление… Хотя бы раз сработало?
Не малое число ее жертв не могли отвести взгляд от этого простого жеста и пропускали первый удар. Никто, кроме Эверрета доподлинно не знал в чем именно спрятался жест: в том, как она скользит по палочке руками или в том, как приподнимает бровь, выражая свое осуждение.  Или, что стоило бы предположить любому с самого начала, в том, как она наклоняет голову: ведь иного не видно с другого конца маленькой поляны.
Тот самый высверк, что пронесся по поляне слева и – о, какая жалость – врезался в дурацкую птицу. Первый ход, способный сразу покончить с боем. Если удается попасть в цель. И какой расчет!
А ведь можно было все закончить очень быстро: здесь минимум трое волшебников в двое старше этих мальчишек и, если смотреть на то, как нервно оглядывается тот, что позади, впятеро опытнее.
Глупые детские забавы с «изящной» магией – бесполезно.
Слаженная тройка – один на защиту, двое в бой – что может быть сложнее для всего двух и вряд ли сработавшихся юнцов? Такая тройка, боевая пара и отдельная волшебница, которая, впрочем, пока больше наблюдает.
Кларенс начинает со столь родного ему «Variare virgis». Грейс с некоторым ехидным удовлетворением думает о том, что розги – то что не хватает таким наглым юнцам. Его напарник использует «Expelliarmus» с довольно выразительной задержкой – чары достигнут цели не одновременно, но почти подряд. Слишком быстро – возможно, мальчику даже придется выбирать от чего закрываться.
Что ж – Грейс пока может просто понаблюдать, оставшись готовой поставить щит в любую минуту времени.

[NIC]Grace Collins[/NIC]
[STA]My touch is black and poisonous[/STA]
[AVA]http://s9.uploads.ru/EbYyC.jpg[/AVA][SGN]

[/SGN]

Пожалуй, Барти бы не пожелал Доминику оказаться в бою с собой. Есть куда более опытные маги, куда более надежные или равно полезно предыдущему – жестокие в бою. Те, кто при столь же малом опыте легко перехватили бы на себя инициативу и тем самым сделали бы их положение чуть менее неприятным. И все же он не сказал бы что он худший из возможных сторонников. Кое чему Крауч успел научиться и хотя пока пускать это в бой было бы просто глупо, но в удачной ситуации… что же, время покажет подвернётся ли такая. Страх же тоже оружие. Пускай бороться с собственным страхом ему приходилось то и дело оглядываясь на Доминика.
Это другой страх. Не животный – исполняющий ужаса и заставляющий опустить руки. Не привитый – заставляющий отступить и затравленно озираться. Это страх ума – когда глупо не боятся. Вокруг них – минимум пятеро волшебников. Из них как минимум одна – заведомо и порядочно старше. И не только одна, судя по тому, что превратило птицу обратно в камень: слишком сильное заклинание что бы на него ставить высокие ставки в начале боя, до того как оценишь противника с ног до головы. Если только оно по возрасту тебе сложнова-то, а не по опыту.
«Спасибо», - Думает, но не озвучивает Барти глядя на то, как заклинание Доминика продирает пространство и ударяет в ноги нападающим.
А произносит другое:
- Protego – На Доминика, не себе. Вторая чара слишком хорошо прячется в первой с его ракурса да и Барти приходится сразу же обернуться к своим противникам, что бы заметить из действия и передвижения.
Один отпрыгивает, перекатываясь кубарем и вынужденно покидая тень. Его изувеченное не только боями, но видимо и жизнью лицо, озлобленно смотрит на людей в центре поляны. Это лицо кажется Барти крайне отвратительным и юноша с трудом сдерживает порыв сделать шаг назад. Уже не ребенок, что бы такие образы действительно пугали его, но Крауч порой позволяет себе легкую наивность в восприятии. Кому как не ему знать – ты защищен надежнее, когда тебя не до оценивают.
Вот скажем – остаются в рамках понятных боевых чар.
Второй тихо материться, но оранжевая вспышка сбивает куда-то в не очень ясном направлении чару Доминика. Крауч обещает себе помнить о ней, так как ее свойства… могут всем им выйти боком, если позволить себе забыть.
«Defendo» - надежнее поставить превентивно и тихим шепотом. Это все равно лучшее, что сейчас он может предложить в этом бою, а оставаясь на виду у противника лишнее ощущение спокойствия – небольшой плюс.
Второе – взгляд бегает под ногами и Крауч прикидывает – способен ли он достаточно быстро после падения щита – а тот неизбежно падет от первой же чары, трансфигурировать что-нибудь из того, что есть под ногами да еще во что-нибудь полезное…
Любой боевик прекрасно поймет, что его арсенал в школьные щиты – не простая случайность. Да и не будет ожидать иного от малолетки… Значит, ничего другого в бой не идет потому что… не умеют или не хотят провоцировать большую агрессию у того, кто лучше обучен?
Впрочем, слишком мало времени.
Высверк чары, встретившейся со щитом перед самыми глазами. И он отчаянно подавляет ответ даме «Да, на меня вот до сих пор работает» оставляя его усмешкой. Рискованно, но…
- Petrificus Totalus – Продолжая показательно не знать ничего из темной магии, Барти выбирает второго, остающегося в тени противника мишенью. Надежда вовсе не на то, что не сумеет защититься, а скорее на то что предпочтет просто уйти с линии поражения. Возможно – помешав своему коллеги. Или в то, место, где заклятие Мальсибера обращало чудеса природы в свою волю. Или хотя бы узнать степень сработанности двойки напротив себя узнать.

Ошибка новичка – обернуться на звук падения, на хрип. Но какие правила, когда ты уже проиграл? Из них двоих – разве что Нику под силу было сделать что-то.
Барти делает шаг – отчаянная попытка сократить расстояние с Мальсибером и все же рискнуть убраться отсюда. Совсем не нужно быть наблюдательным что бы понять – это провал.
Заклятие не позволяет ему пройти далеко – резко изменившийся наклон горизонта заставляет закрыть глаза, вдохнуть слишком судорожно. Достаточно промедлить, что бы тяжелая сеть придавила к земле.
И если в начале боя еще был бы смысл в судорожной аппарации, то сейчас это больше похоже на мысль о быстром и болезненном самоубийстве – Крауч замечает стоит только открыть глаза как слегка крениться выстеленная снегом поляна перед глазами. Это эффект чар. Эффект, который однозначно скажется на четкости восприятия.
Стоя на коленях подле Ника он пытается собрать разбегающиеся мысли. Голова кружиться.
Вдох.
«Ник, прости. Очень глупо вышло».
Лес. Чуть южнее. Знакомые заснеженные поляны. Собраться. И можно будет…
Только перед мысленным взором лес тоже склоняется на бок. Трескается.
Барти падает на снег, теряя сознание.
Последнее о чем он успевает подумать – надо будет выбраться из этой истории до Имболка. И лучше до того, как их хватятся.