[ava]http://sh.uploads.ru/t/m2SeY.gif[/ava]

За прошедшие с момента выпуска месяцы, - именно оно.
Антонин сидел, вопреки приличиям, верхом на стуле и даже почти не пил. Дня, чтобы он не пил совсем за последние пару месяцев с ним не случалось вовсе, но выпивка, более или менее забористая, брала его всё хуже: мир переживал поражение Гриндевальда. Долохов, получивший по внутренним каналам отмашку прикипеть задницей ко стулу, посещать Мунго как примерный пациент и дружить с Ирландией, исправно исполнял поручение. Не то, чтоб оно ему нравилось, но выбора особого не было: только идиот мог подумать, что Геллерта Гриндевальда может удержать в Нурменгарде просто сила, пусть даже этой силой был Альбус Дамблдор.
В это могли верить постоянные читатели "Ежедневного Пророка", да и просто англичане. Те, кто никогда в Нурменгарде не был и не видел, как там был Гриндевальд. Каким для него был Нурменгард.
Силой, ха!
За последние недели, об этом Тони вскользь в письме упомянул Теодорих Мейер, брат матери, "по грибы" ходили дважды, один раз даже вернулись... ни с чем. Значит обойдется без него, его дело - выполнять приказ и задание, недвусмысленно предлагавшие оставаться в Британии.

В Британии Долохову не нравилось - дождь заливал за ворот отцовской шинели, составлявшей примерно половину всего его наследства, дома были похожи один на другой, от беспрерывного общения на этом-их-английском-языке пухла голова, хотя никаких трудностей с языком Антонин не испытывал, говорил бегло, писал правильно, а за месяцы, проведённые у стойки, вдоволь нахватался полезных эвфемизмов, хотя для выражения своих собственных эмоций всё ещё предпочитал немецкий и русский.
Здесь даже пить было, в основном, нечего - разнообразие выбора, даже в баре, ограничивалось некрепким и негорючим, а в графе "крепкое" присутствовали в основном разные вариации одного и того же.
Виски.
От этого виски были одни неприятности - во всяком случае в последний раз, когда он явился в Мунго с бутылкой и весь как стекло. Дальше мнения расходились - Долохов считал, что он как стекло трезв и в доказательство читал хорошо поставленным голосом латинские стихи загнанным в  угол колдомедикам. Колдомедицина из угла говорила, что негоже являться таким, надравшимся до состояния стеклянных глаз.
Неприятностей из этого получилось довольно много, а удовольствия никакого.
После этого Антонин вот уже полдня практически не пил.
Правда в баре Клуба пряталось несколько бутылок, полученных с последней почтой из дома, но это были ценные бутылки, которые следовало выпить с умом и, Долохов отдавал себе отчёт в пагубности алкоголизма, не одному.

В общем, дни текли один другого краше, о чём Антонин незамедлительно поведал вошедшему. Благо этого человека Антонин и впрямь был скорее рад увидеть.
- Не знаю, как вы тут живёте без пары жабр, но, кажется, мне предстоит это узнать - похоже я застрял здесь чуть не до Самайна. Это ужасно, но это так. Придётся искать себе занятие, чтобы не сойти с ума от безделия... Искать пять сокровищ Ирландии, бороться за мир во всём мире, раз это нынче так модно, а может быть искать могилы Основателей. Что-то для ума, сердца и рук. Вы же уезжали? Как за пределами острова с делами для сердец и рук? Чёрт с ним, с умом - с ним и так всё ясно...

Отредактировано Antonin Yu. Dolohov (2017-05-17 18:42:36)

- Надеюсь, господа, вы не о погоде, а о мировом господстве? – Эдвард прошел к креслу даже слишком бодро и стремительно, особенно для отвратной погоды и хмурых лиц вокруг.
- Милорд, - быстро склонил он голову, а с остальными поздоровался обычным кивком. Субординация не была требованием Тома, но Эдвард ее все равно соблюдал. Были внутренние причины – это не унижало, было забавно и даже отчасти правильно.
В Клубе оказалось в этот час на удивление темно и мрачно, хотя казалось бы, встреча старых друзей, все такое…
Мальсибер как никто знал, что это так себе повод. На самом деле, дождливый Мабон был неплохим временем для встречи – в конце концов, очередной Поворот, все прочее… Но.
С момента выпуска из школы до сегодняшнего дня он, к примеру, не слишком радостно постигал настоящую взрослую жизнь. И это было не так уж и приятно. Ежедневные подъемы на работу, обязанности, довольно скучная рутина – в конце концов, Эдвард устроился не куда-то, а стажером в отдел Надзора, и помимо обычных проблем с адаптацией у него обнаружилось внезапно немалое количество работы. Причем не самой интересной, зачастую – достаточно рутинной… И он ожидал не этого.
Тем не менее, это явно было достойнее, чем быть ставленником отца, как тот хотел. Впрочем, Эдвард умело разыгрывал сомнения и крутился подле Визенгамота в свободное от службы время. До сих пор шли суды над англичанами, якобы – и не якобы – работавших на Гриндевальда. В основном, конечно, от обвинений всем удавалось откреститься, и Эдварду было крайне интересно – эти все слезливые истории про искреннюю верность Англии действительно были рассчитаны на то, чтобы кого-то из Визенгамонта убедить или это все было просто постановкой очистки доброго имени? В конце концов, всех оправдывали вот уже несколько месяцев, хотя что авроры, что сами судьи старались производить самое суровое впечатление. Англичане, которых обвиняли в связях с идеями Гриндевальда, несмотря на то, как рьяно все газеты кричали о том, что сейчас хватает лишь простого подозрения и темным магам лучше сто раз подумать о том, на чьей они стороне на самом деле, повсеместно оказались на свободе после разбирательств. Кроме двоих или троих – их приговорили к Поцелую.
И, естественно, хоть заседания и были закрытыми, практически все Министерство гудело нескончаемыми слухами. Говорили даже, что чуть ли не самого Гриндевальда под Оборотным казнили. Это все было, конечно, ерундой, но то, что в Британии очень тихо прибрали кого-то из бывших ближайших соратников Темного Лорда – это факт, Эдварду это подтвердил отец. Знал он ли он детали и молчал или не знал – выяснить не удалось.
Что по поводу этого всего говорить Долохову Эдвард не знал до сих пор. Он, конечно, старался выяснить все, что было возможно и невозможно насчет ситуации, но не был уверен, насколько это уместно.
Пока Рикард путешествовал, Эдвард помимо того, что учился работать в поте лица и копался в этих сплетнях (кстати сказать, одна из самых грязных была о дуэли Дамблдора и Гриндевальда – якобы последний вытащил из палочки белый платок и сдался, Риддлу она понравится) и хотел все же заходить к Долохову. Как минимум, чтобы просто проведать, но к своем стыду закрутился в каких-то потенциально неотложных проблемах. И в итоге благое намерение так и не воплотилось.
Том деталями своей жизни не делился, а Рикард писал из путешествия о впечатлениях. Нотт окончательно занялся своими финансовыми махинациями с целью получения репутации безупречного филантропа (хотя Эдвард, к примеру,имел догадки, что некоторая весьма весомая часть средств как раз получена благодаря симпатиям далеко не победившей стороне). В общем, из бодрого развития жизнь медленно подобралась к стагнации. Мальсибер не был уверен, что это так уж и нормально, но напиться определенно стоило.
Он положил на колени Лорду книгу по ритуалистике, которую не далее, чем сегодня утром признали подлежащей уничтожению. Самое обидное – она не была запретной совершено, просто модификации некоторых ритуалов из нее активно использовались в войне и были чем-то вроде красной тряпки для аврората. Хотя ни сама книга, ни практики из нее были в полноценном смысле запрещены. Просто мотивация была такая – это ведь использовали слуги фашизма… Но тогда стоило запретить и Люмос, к примеру.
Эдвард повел плечами и посмотрел в глаза Долохову, отвел взгляд. Да уж. Он не знал, как поддержать в подобной ситуации. И искренне надеялся в нее никогда не попасть. Ну или не дожить. Зная Риддла – у него есть все шансы на и на то, и на то.

[ava]http://sh.uploads.ru/t/m2SeY.gif[/ava]
- Тут уж гадать не приходится, Англия вечно катится к величию предков и вырождению потомков, это такая же ваша традиция, как октябрьский эль и пастуший пирог, - считай меня Мерлином, но это так - Антонин салютует пришедшему початой бутылкой и допивает, словно бы сам собою завершая тост. Пить в одно лицо при наличии тех, кто вовсе не пьёт, кажется ему не вполне благовоспитанным поведением.
Вовремя.
Только что один, и вот уже рядом три человека, связанных какими-то своими отношениями... с Томом. Антонин любит наблюдать за тем, как эти слизеринцы взаимодействуют между собою, играют одновременно в вассальные и иерархические игры. Некоторая шутливость этого вот "Милорд" виделась только ему, прочие же из того кружка, с которым его свела давняя школьная эскапада, воспринимали это более чем всерьёз, - Тони мог как угодно быть толстокож к оттенкам этого-их-юмора, но субординацию от шутовства отличал безошибочно.
- Здравствуйте, Эдвард. Мы о самотрансфигурации и исторической необходимости...
Мысль, оборвана и сиротлива, остается метаться где-то под потоком, три собеседника сразу, это намного больше, чем вовсе никого и Тони приходится взять паузу на вдох-выдох, чтобы привести себя в собранное состояние концентрации - игры в кошки-мышки с магами из Мунго даются ему вовсе не так легко, как он желает демонстрировать. В результате в нём меняется практически всё, вплоть до акцента - Тони собран, потому что на вопросы Рикарда жалко отвечать просто по инерции: из всех присутствующих он кажется Антонину наибольшим реалистом, быть может ошибочно.
- Пока что мы сговорились с одним... на участие в скачках, но это разовая акция, так что за идеи о подходящем занятии буду благодарен. А слышно, - Долохов поднимается со стула и стул жалобно скрипит - привычка говорить о важном стоя, или какая другая привычка, но теперь он - стоящий среди сидящих.
- Слышно ничего, - вот теперь Антонин точно выверяет каждое сказанное им слово: причин не доверять этим англичанам у него нет, но нет причин и довериться: как минимум они недалеки от их Министерства и, хотя Долохов не видит для этой троицы резонов нестись и закладывать его, это не означает, что таких резонов нет:
- У вас тут пишут галиматью, - кажется, это ещё в рамках допустимого? Ругать "Пророк" можно?
- Но никаких признаков деятельности Гриндевальда действительно нет.
Что можно сказать?
Что нельзя?
О чём он мог бы знать, будь он просто беженцем из Германии?
- Некоторые из его прис... приверженцев оказывают сопротивление, писали... у нас писали, что не все сдались вместе с ним, но основных, говорят, убили.
Память о горе Геллерт накатывает и Тони против воли мотает коротко головой, отгоняя мучительное и частое в последнее время видение: почти все, кто там был - мертвы, в бегах или под стражей и на него снова накатывает волна тошноты пополам с липким холодом: что он делает тут? Он должен быть вовсе не здесь, среди... ан-гли-чан, а среди своих - в победах и поражениях, так правильно, так - достойно.
Чтобы вернуться в сейчас приходится себя заставить, ухватиться за спинку стула, сжать пальцы, почувствовать их, а не тех, кто умер, в бегах или в тюрьме. Свой голос, сухой и спокойный, Тони слышит словно со стороны:
- Процессы идут быстро, несколько показательных завершено, но основной-то впереди. Хотя если мейстер Гриндевальд не дает показаний, им придётся непросто: все штабы были свёрнуты, документы пропали - так говорят. В немецких газетах пишут кто-то после, если не до той дуэли организовал это, но кто - неизвестно...

Отредактировано Antonin Yu. Dolohov (2017-05-22 17:03:44)

- О, позволь поздравить лично, Рикард, - на продемонстрированное кольцо Эдвард отреагировал более чем никак - банальная вежливость, но кто-то же должен. Хотя, Лейстрендж, конечно, молодец – Том посмотрел на это таким взглядом, словно руку хотел отгрызть вместе с этим злополучным кольцом. Хотя казалось бы – разве какая-то жена Рикарда сможет отобрать у Риддла возможность вламываться в поместье Лейстренджей в любое время дня и ночи? Или могут ли семейные заботы отвлечь от того, чтобы все силы посвящать заботам Тома? Впрочем, тот всегда был мнительным, ничего не попишешь. Правда, Эдварда более всего интересует, на все ли помолвки тот будет реагировать так – или Рикард как любимая игрушка требует отдельных прав собственности?
Долохова Эдвард случает очень внимательно – и очень тихо. Говорит Антонин в основном с Рикардом, но Эдварда это задевает мало, хотя, что ни говори, их заграничный приятель интересует его буквально до охотничьей стойки ищейки – фигурально выражаясь, конечно. Тем не менее, новая сфера деятельности уже оставила свой отпечаток на Мальсибере, пусть он и думал, что это все не так уж на него и влияет. Нет, влияло, еще как – тут не нужно было быть легилиментом, чтобы знать некоторые детали. В частности – чтобы понимать, у кого информация действительно есть, а у кого – досужие слухи и сплетни. У Долохова как раз была настоящая информация, если не из первых рук – то по крайней мере не из бесчисленных лживых пересказов. Что до Эдварда – нет, у него тоже что-то было, но… это все было каплей в море по сравнению со знаниями Долохова. И, что ни говори, Антонину Эдвард искренне сопереживал. Оказаться на проигравшей стороне, тогда как идеи ее были вполне разумны…
Нет, это и впрямь очень тяжело. Мальсиберу даже примерять на себя чужое положение неприятно, более чем. Он внимательно следит за движениями Долохова, тот двигается интересно – едва ли не с военной выправкой. Впрочем, Эдвард сознательно не делает никаких выводов. В Англию не бегут практически – эта страна родина победителя, очень глупо бежать и скрываться именно здесь, хотя поговаривают, что некоторые делают именно так, ведь проще скрываться, когда беженцев немного. Тех, кого можно было, поймали еще за первые месяцы после победы – как говорят, каких-то фанатиков. И, как говорят, приближенных, которых нужно было казнить. Мальсибер не уверен, что стоит верить в эти досужие сплетни, на словах по «Пророке» он согласно кивает. По сути, истерия подогревается для того, чтобы вывести из подполья тех, кто прячется, ведь тех, кому не спрятаться просто так – тех поймали.
Эдвард готов поставить стипендию по стажировке, что большая часть сторонников Геллерта Гриндевальда даже в Европе спокойно избежит правосудия. Долохов озвучивает его мысль. И Том подтвердил ее – а наблюдательности Риддлу не занимать. И он неожиданно спрашивает о Гонтах.
Насколько Мальсибер помнит – а это едва ли не тайна под семью замками, но не от них, - сам Том из рода Гонтов. Он думает о том, чтобы найти родных на континенте? Что ж, наверное, это даже возможно… Впрочем, здесь Эдвард не был бы так уверен. Но кто Риддла знает – чутье у того отличное.
А что до темы беседы… ему есть что сказать сейчас. Пусть это и не то, что стоит озвучивать прямо сразу – но он думает, что это будет честно. Хотя бы по отношению к Антонину.
- Говорят, над Гриндевальдом не будет суда, - он обводит взглядом присутствующих. – Отец рассказывал мне, что это инициатива Дамблдора, очень возмущался – да и в принципе никто не в восторге от перспективы. Но Дамблдор ведь победил – и по сути именно ему и решать. Отец обмолвился, что Дамблдор выступает в защиту тех, кого здесь, в Визенгамоте обвиняют в поддержке идей Гриндевальда. Не всех, конечно, в основном – в защиту молодежи и тех, против кого не так уж много доказательств. По сути, осудили не так уж и много людей в нашей дорогой Британии – явно куда меньше, чем задержали. Отец называет Дамблдора популистом, а в Министерстве сплетничают, что ему прямая дорога в министры, - о, тема о Дамблдоре это больная мозоль. Том профессора терпеть не может, а у Долохова… ну, здесь все ясно. Они с Рикардом к нему равнодушны, но, что ни говори, тепла не испытывают. – Еще говорят, один из командования при Гриндевальде был англичанином, его казнили прямо в зале суда в начале лета, а он даже не оправдывался… Да и в принципе, это все очень похоже на поиск иголки в стоге сена. Такое чувство, что этим ажиотажем начнут пользоваться уже вот-вот, чтобы протолкнуть ужесточение иммиграционной политики, а как бонус – еще и смягчить условия для грязнокровок, - Эдвард наблюдает за Долоховым внимательно. Вообще, как приличный стажер он должен был бы доложить о явном стороннике Гриндевальда. Но… на самом деле, ничто не волнует его в этом случае меньше, чем исполнение долга. Это не даст ему никаких привилегий, скорее максимум – устную благодарность, да и только. И приятельские отношения с Антонином нужны ему куда больше. Тем не менее, он поднимает эту тему – как раз исходя из своих приятельских отношений.
- Вообще, Антонин, не сочти за грубость… Но согласно текущим разнарядкам наших доблестных стражей правопорядка, стоит тебе появиться в более-менее людном месте, то тебя сразу же проводят куда-нибудь побеседовать. А последнее время им всем так хочется беседовать прямо в допросной комнате, а еще лучше – в зале сюда, что… ну, не знаю… Может, тебе зайти в отдел регистрации? Тебя все равно потащат разбираться, но это хотя бы будет скучное формальное выяснение, а не настоящее следствие.

[ava]http://sh.uploads.ru/t/m2SeY.gif[/ava]
Слава храбрецам, которые осмеливаются любить, зная, что всему этому придёт конец.
Слава безумцам, которые живут себе, как будто они бессмертны, — смерть иной раз отступает от них.

Антонин почти что пропускает мизансцену с кольцом просто потому, что не понимает причины вспышки Тома - он воспитан в обществе с куда более свободными нравами, где предпочтения можно не прятать вовсе, а жена в в 99 случаев из ста является просто имуществом, предметом меблировки и смутной гордости, почти что как выезженный гиппогриф. Да, конечно, бывают жемчужины, но они блистают, не обременяя себя брачными обязательствами... По его представлениям ревновать к наречённой невесте - всё равно что с конём соревноваться... и ставить себя с ним на равное место.
Он просто понимает, что Том злится, и злится на Рикарда.
Может поэтому он отвечает на вопрос немного не так, как собирался. Немного... слишком обещающе, потому что на самом деле самым верным ответом был бы "откуда мне знать?" Антонин и в самом деле не знает всех, кто работал на и с Гриндевальдом в Англии, он и не хотел бы этого знать - это попросту очень... небезопасное знание, для него и для других, но вместо этого он отвечает:
- Я попробую узнать, встречал ли их кто-нибудь... другой.
Возвращение к теме преследований сторонников немецкого мага становится для него скорее неприятным поворотом беседы, но вида Долохов не показывает, разве что бледнеет сильнее, до зеленоватых почти пятен на скулах, до пепельных губ и прочих глупостей, что так часто описаны в дурных романах, но так редко встречаются в настоящей жизни.
Не нападать. Он не имеет права нападать.
Всё это - только ради условного блага и эти англичане совершенно не пытаются тебя задеть, - повторяет он себе, но получается не особенно хорошо, - Ты здесь - гость. Немного недалёкий, нищий, желающий сотрудничать. Смешной иностранец-недотёпа, пациент Мунго.
Тем не менее слова Эдварда задевают Антонина куда сильнее, чем тот готов показать - воспоминания об "экзекуциях эскулапов" слишком свежи и расстилаются впереди практически бесконечным однообразием серого и унылого будущего: экспертизы, тесты, тесты, экспертизы, дурацкое лечение методом "а вдруг?" и снова бесконечные тесты. От веритасерума Долохова уже тошнит. От особой, доброжелательной, искренности - тоже.
Эдвард не виноват.
Эдвард не виноват, но сдержать свой порыв довольно сложно и Антонин сосредотачивается на том, чтобы отвлечься на домовика, взять в руки бокал, не раздавить в ладонях хрупкое стекло. Или что там - хрусталь? Один пёс, - потенциальные осколки.
- Я зарегистрирован...
Тони ненавидит оправдываться и не желает пояснять, что никакое регулярное посещение Мунго не возможно без этой чортовой бумажки, но и сама бумажка невозможна, пока специалисты в Мунго ничего не решат - чортов замкнутый круг. Чортовы непонятные законы, толком не написанные нигде и никому, похоже, до конца не известные. Чортовы маги, живущие на чортовом острове.
- Просто в моём случае это довольно долгий процесс, - я же приехал из "неправильной" страны, пусть даже и не мог ни в чём быть замешан -как и вы, я большую часть года провёл, пытаясь завершить школьный курс. Но, кажется, "скучное формальное выяснение" скучно и тем господам, что мною заняты... - Тони улыбается, он честно старается и уголки его губ послушно дергаются ввверх. Только вот это больше похоже на гримасу - веселья в Долохове ни на кнат.
Равновесие. Антонин держит себя в руках, он благодарно, действительно благодарно, кивает Рикарду. Он, сцепив намертво зубы, слушает о том, как Рикар... Лестрейндж говорит о "напрасно погибших" - в конце концов у Лестрейнджа и впрямь есть сомнительное право что-то такое говорить.
О погибших...
О том, что он может понять...

Содержимое поданного домовиком бокала практически само выплёскивается прямо в лицо английскому аристократу, словно море отвешивает водную оплеуху утёсам Дувра. В левой руке у Антонина палочка и смотрит она Лестрейнджу прямо в солнечное сплетение.
Запретные - не запретные заклинания - пофиг, он, не колеблясь, применит любое. Сейчас.
Немецкий акцент более чем слышен.

- Мейстер Гриндевальд добился, что одна и та же идея посетила множество голов на обдумать. Он посмел посметь. И те, кто за ним пошёл - посмели сметь, а не рассуждать о нравственной целесообразности изменений, молитвенно сложив бледные лапки и прячась от маглов по углам некогда собственных земель...

Отредактировано Antonin Yu. Dolohov (2017-06-02 18:01:27)

Да уж, мизансцена в комнате меняется во мгновение ока. На самом деле, у Эдварда есть кое-какие соображения на тему того, почему Лейстренджа так потянуло за язык.
Причина первая: Долохов. Они все здесь знают, на чьей стороне играл в этой войне «простой парень Тони». И несмотря на то, что каждый из них мог как угодно относится к фигуре Гриндевальда самой по себе и к его личности – а также к его войне – эта вот игра в приличных мальчиков здорово надоедает. Эдвард, безусловно, и сам попытался форсировать ее сейчас, сообщая Тони противоречивые сплетни о том, что происходило вокруг процессов, но он не знал никакой настоящей внутренней информации кроме той, которой делился отец. Другой вопрос, что знал отец его куда как больше – и если бы они все сейчас обсудили интересующие их вопросы, Мальсибер мог бы применить свой прямой доступ к отцу и информации как полагалось, а не тыкать пальцев в небо. Ну, то есть мотивация Рика была проста: «ребята, давайте говорить честно».
Причина вторая: Том. О, этот вопрос, конечно, весьма интересен. С семьей Тома было что-то весьма смутное – и весьма завязанное на Лейстрендже. Эдвард не отказал себе в поиске информации и родословном древе Гонтов – это не было закрытой информацией, но род долгое время считали прервавшимся. Что неудивительно, конечно – близкородственные связи, причем даже ближе, чем у любых существующих ныне магов… Это не могло не дать какого-то… вырождения. Этот род и считали вырожденным. Не удивительно, что Риддл не хотел широко афишировать происхождение. Хотя вопрос крови его уже и не трогал – в какой-то момент как отрезало. Их Лорд более не переживал насчет того, что являлся полукровкой. Но явно переживал насчет того, из какого рода происходил.
Но причем тут Гриндевальд?
Как бы то ни было, Рик мог провоцировать конфликт, чтобы не развивать эту тему.
Причина третья: идеология. И тут сразу и Том, и Долохов, и их общее бездействие… Кхм. Да. Все это время они занимались семейными делами (Рик), самоутверждением (сам Эдвард, Розье, Эйвери), становлением (Том, Нотт) и войной (Тони). И совершенно не занимались общим делом. А между тем именно сейчас нужно было бы решить, что они будут делать. Но, быть может, и верно было то, что они не собирались этого решать пока? Эдвард все больше и больше склонялся к тому, что они должны решить сейчас только одно-единственное – их глаза раскрыты и мир нужно менять. Детали придут позже.
И Рик, быть может, привлекал их именно к этому.
И Том, как раз, озвучил общую идею. Правда… кхм. Удивительно экспрессивно.
Эдвард, будь он Долоховым, поверил бы. Особенно после красивой фразы, что это все общая вина.
О, Риддл потрясающе умеет говорить то, что хочется услышать. Потому и Эдвард не верит совершенно ничему, что Том говорит не в эмоциональном запале.
Но со словами Риддла он согласен по сути куда больше, чем со словами Рикарда. У того погиб отец, верно. Не удивительно, что он винит Гриндевальда.
Впрочем, Эдвард уверен, что в словах Рика куда больше расчета, чем гипотетической «душевной боли».
Он тоже вскакивает на ноги (правда, вот он для разнообразия ничего не разливает) с палочкой наизготовку.
Что ж, если Рик хотел заставить их высказать свои политические взгляды – это он молодец. Только зачем доводить до конфликта?
Что ж, расклад следующий:
Рикард – явно назвал мейстера Гриндевальда условно дураком.
Тони – взъярился, назвал мейстера Гриндевальда условно гением.
Том – назвал всех дураками, встал на сторону Тони.
Чтобы все усугубить Эдварду нужно встать на сторону Рика. Чтобы повести себя как настоящий друг – на сторону Рика с реверансом «виноват, но осуждаю» в сторону Тома.
Но Мальсибер в первую очередь не дружит, в первую очередь он думает о том, что Долохов им нужен. А скандал – скандал им не нужен.
И если с установлением дисциплины Том отлично справится и сам, а также с конфликтом он тоже разберется отлично – боевой маг он невероятный – то с морально-этической стороной вопроса… Это не самая сильная сторона Риддла.
- Послушайте. То, что мейстер Гриндевальд проиграл… Это болезненно. Многие умерли за него, многие умерли от его руки и его людей. Его война в принципе принесла много крови – и с его стороны пролилось не меньше. И это больно, никак не уйти от этого. Но это закономерно. Мейстер Гриндевальд был первым. Единственным на тот момент. За ним пошли. И он проиграл. Потому что он – и люди, шедшие за ним – они были против всех, против всего мира. И они пытались сопротивляться – но мир их раздавил. Все и всегда начинается так. Что угодно новое начинается так. Мир сопротивляется и не принимает новое. Они проиграли, умерли. Но они проложили дорогу.  Чтобы в следующий раз было больше тех, кто пойдет по ней. Пусть он проиграл – но не его дело, не его идеи. Они живы. И каждый в этой комнате их разделяет – безотносительно самого Гриндевальда. Он первый озвучил – но эта идея не принадлежит конкретно ему, она общая. Сделать магию свободной. Сражаться за то единственное, что важно – за магию, - Эдвард перевел взгляд на Тома и умолк. Он говорил тихо, словно они не стояли с палочками, нацеленными друг на друга, готовые сразиться, а просто дружески беседовали за кубком чего-то горячительного и дальше. Он знал, что вопрос магии трогает каждого из них. Тони – в контексте Гриндевальда, Рика – науки, Тома – того, что делает его великим. Самого же Эдварда… магия была объединяющим фактором. Крепче крови. Крепче всего. Маг и маг разных стран, разных возрастов и кровей найдут между собой больше общего, чем магл и маг одной крови. Так должно было быть.

Antonio Vivaldi – Escalla Palladio[AVA]http://sh.uploads.ru/t/m2SeY.gif[/AVA]

Это называется тоннельное зрение - Антонин замечает Рикарда, впитывает Рикарда, оставляя всех прочих присутствовать здесь постольку поскольку. И, разумеется, не со спины.
Заявление Тома заставляет Долохова сощуриться - о, да, да детка, запрети нам. Он может сколько угодно мало знать о Лестрейндже, но уж в том, что тот - глава своего Рода, как и он, Антонин - глава своего, - уверен. Это примерно то же чувство равного, для которого не нужно слов или интуиции - на них обоих это как будто краской намалёвано, на обоих. На Томе, Эдварде, влезшем с мороза Максимиллиане - нет.
Ну же!
Том и Эдвард не понимают... ничего. Все их слова - просто шелуха от леденцов, красивые обёртки... уклончивые формулировки.
- Не лезь, Эдвард, речь совершенно не о том, кто разделяет здесь идеи мейстера безотносительно Гриндевальда.
Всё мимо.
Существует только один расклад, при котором слова Тома имеют значение, да и то... впрочем, приказ от просьбы Антонин отличает, даже не сводя взгляда от движений Лестрейнджа, не пропуская ничего.
*- Здесь ты, Том, можешь приказывать, только если ты - его суверен... Да и то я нахожу это у-ни-зи-тель-ным. Это против чести и ты, если обладаешь такими правами, - будешь следующим. Прости, на тебя бокала не хватило...
Только так, а всего остального просто нет.
Антонин соглашается на платок - по сути своей это единственное, что для него, в этой ситуации, сейчас - нормально - нормально поведение оскорбившей стороны. Нормально - поставленное условие и он кивает, отводя палочку: выбор - право оскорблённой стороны. Его право в споре с Риддлом. Право Лестрейнджа - в их, не стоит обманываться, - дуэли. Дуэли без секундантов. Улыбка кривит его губы, больше похожая на холодный оскал, о, да - ему формально нечего терять, он, по мнению этих английских аристократов, уже всё потерял, и это только подстёгивает Долохова, охлаждает кровь, проясняет сознание. Бешенство Антонина ледяное, трезвое на голову, считающее и расчётливое и палочка его не опущена только потому, что он не уверен в трёх из четверых, - зато к Лестрейнджу теперь, когда правила установлены, можно хоть спиной поворачиваться - они оба теперь отвечают за то, чтобы и жизнь свою и честь донести до этого самого "наедине".
- *Пожалуй я дарю тебе право выбора оружия, Милорд - и вот это уже - настоящее оскорбление, сказанное прямо в лицо, при свидетелях.

*в английской речи, обращённой к Тому Риддлу Антонин использует thou +st (thou goest) - древнюю германизированную форму английского языка, традиционно использовавшуюся для обращения к Господу Богу (в Библии) и к простолюдинам - черни (в реальной жизни)

Отредактировано Antonin Yu. Dolohov (2017-06-14 15:52:22)

Эдвард пытался. Он искренне пытался из склоки и скандала перевести это вот все на нейтральную политическую свару, в которой нет правых и виноватых, но… но увы. Его попытка проваливается с треском, потому что задетое самолюбие Долохова совершенно не собирается взывать к адекватности, а потому все слома Эдварда он отметает. Нет, по сути он прав, то, что говорит Эдвард – ложь от и до, но тем не менее! Что за мода по любому поводу хвататься за палочки и пытаться снова сократить популяцию чистокровных магов?
Нет, ладно Долохов, у него там оскорбили его кумира и сюзерена, тут все понятно. Но Лестрейндж-то почему не может притихнуть, особенно после того, как Том явно вмешивается? Оскорбление чести и достоинства, надо же. Взъярились-то как.
Эдвард не видит в этом совершенно никакого смысла, а потому на всех троих (Том попадает под горячую руку, как человек, который совершенно не разбирается и не хочет разбираться в законах чести) испытывает глухое раздражение.
Они собрались после долгой разлуки, пригласили Долохова, а свелось все к разборкам из-за гипотетической чести. Эдвард ничего не имеет против дуэли за честь и достоинство, только у них всех, даже у Антонина, чести и достоинства сейчас – кот наплакал. Они ничего собой не представляют, кроме возможного будущего этого мира – и это и нужно обсудить, а не устраивать драки.
То, что происходит с точки зрения Мальсибера – более чем бессмысленно. Да, Лестрейндж потоптался немного по чести плененного Темного Лорда. Ну, тут хотя бы благородно, хотя будь Долохов умнее, заставил бы землю жрать без всяких там дуэльных разборок. Заклинанием бы метнул сразу, что ли. В конце концов, за прямое оскорбление Тома, Эдвард не стал бы церемониться вызовом на дуэль.
Нет, Рикард вел себя прекрасно, с расстановкой и достоинством, но… серьезно? Рик, ты не можешь сам по себе быть умнее тоже?
На Тома Эдвард просто досадует – тут, конечно, особый случай. Они чистокровные, тут законы чести порой заменяют здравый рассудок – по крайней мере, Долохов выглядит именно так. Рикард… ну. Рик, скорее всего, ведет себя из каких-то долгоиграющих соображений. Или, как вариант, из-за все той же чести, только по которой проехался Том.
А Том не в курсе этих ритуальных танцев – да с чего бы ему быть в курсе. Наверное, он до сих пор не понял, в чем дело. Но Эдварду хочется задать вопрос не ему, а остальным, особенно Рику – вы чего от него вообще хотите? Какого-то внимания к своей якобы чести? Том мыслит совершенно другими категориями, да и быть он чистокровным по рождению, даже если бы зубрил все правила чести – черта с два он сейчас бы вел себя как-то иначе.
Впрочем, к Тому у Эда одна претензия – он, что, не может показывать свою заинтересованность в Долохове как-то тоньше? Это, в конце концов, не новая книга по темной магии.
А что до чести Тома… интересно, а Гриндевальда такие мелочи вообще волновали? Эдвард более чем уверен, что великий Темный Лорд на такие разборки плевал с высокой колокольни.
Он принимает у Тома палочку и нож, коротко кивнув. Свою он опустил уже давно, как только эти начали свои разборки по поводу чести. Он отходит и опирается на барную стойку.
После он поднимает палочку и расчищает пространство для этих самых дуэлей. Мебель разъезжается по углам. В Клубе в принципе довольно места, особенно если учесть, что на улицу выносить подобные разборки не стоит. Не хватало еще, чтобы кто-то вызвал хит-визардов. Смертельные дуэли запрещены. То есть не то чтобы запрещены, всегда есть масса оговорок, но тем не менее, нельзя подойти к магу, отхлестать его перчаткой и потом заавадить на дуэли.
Даже жаль.

Отредактировано Edward Mulciber (2017-08-20 21:11:36)

Ещё один. Не хватает только Розье и Эйвери - для комплекта. Антонин не настолько простодушен, как изо всех сил старается казаться, - некоторые вещи невозможно не замечать и сложно игнорировать. Например, то, как связаны друг с другом окружающие его люди. Впрочем, до поры Максимиллиана можно вежливо игнорировать - там стоит Эдвард и, по хорошему если, это его обязанности - пояснять любопытствующим, проверять оружие и обеспечивать невмешательство... хотя с оружием всё не так просто.
- В любое удобное мне время - сейчас. Вашему сюзерену придётся немного подождать, чтобы я Вам проиграл - боюсь, иной порядок действий будет не вполне честным. Я думаю, у Антуана найдутся шахматы - выбирайте любой из кабинетов...
В свою очередь Антонин откладывает палочку на стойку, но подальше от луж разлитой выпивки и чужих рук, - он не любит, как многие, когда его личных вещей касаются посторонние. Тем более палочки. Он не любит играть в шахматы - с юности эта игра перестала быть ему интересной, особенно когда Тони понял, что поле может быть намного больше, чем десять на десять квадратиков, а двигать по нему можно практически кого угодно. Любого, были бы силы и мозги. От этого понимания он не стал играть лучше, чуда не произошло, нет - просто эта игра стала казаться ему слишком детской и совершенно не азартной. Что не мешает ему сейчас едва заметно улыбаться самому себе - Рикард, на его вкус, решает задачу значительно более ювелирно, чем его сюзерен, что только подтверждает первичную оценку Антонина - в этой компании Рикард ему более всего по вкусу и, иллюзорно, наиболее понятен.
- Ни палочки, ни ножа - принято. Боюсь, Эдварду придётся простоять с Вашим... оружием в руках немного дольше, чем это могло бы быть - мой первый долг так или иначе Рикарду. Впрочем, я с удовольствием пойду навстречу и выложу своё оружие прямо сейчас. Чтобы сомнений не возникало... Надеюсь, мне не нужно отдельно просить не трогать его руками?
Антонин смеется, отстёгивая с запястья ножны первой палочки, закатывая рукав и отстёгивая запасные - с предплечья. Он собирается быть по-своему честным и, раз уж Том собирается драться... по правилам (какие правила? Хотя чего он ожидал - предложения драться на честной стали? Его можно было ожидать скорее от Нотта), Антонин тоже собирается следовать правилам, хотя это и не вполне ему выгодно: следующим Тони снимает ремень с крупной литой бляхой, стягивает с пояса кушак, укладывает открыто на стойку заряженный магловский пистолет, выгребает из карманов "случайную мелочь", в основном заговорённую на щитовые чары, и горстку леденцов, отдельно выкладывает херовину непонятного назначения, из под воротника вытягивает стальную пластинку, тоже выкладывая на стойку, думает мгновение и расстается с засапоженым ножом и аккуратно уменьшенным арсеналом в холщовом мешочке "на всякий случай", проводит руками по бокам, решительно избавляясь от шнуров и струн в швах одежды, пары "лишних" пуговиц, незаметной булавки, часов с цепочкой, цепочки с шеи, медного на вид "браслета" с запястья, стаскивает с пальца что-то невидимое и добавляет в общую кучку, накрывает её головным убором, задумчиво поводит плечами. Кажется всё. Во всяком случае  всё остальное значительно проще не использовать в пылу драки, хотя Антонин совершенно уверен - если дело пойдёт всерьёз, оружием в его руках станет абсолютно что угодно.
Если совсем всерьёз.
Остаётся только сделать приглашающий жест, - Лестрейндж же хотел без свидетелей?
- Эдвард, я доверяю Вам своё отсутствие. Рикард, - я весь Ваш. Боюсь серьёзного противостояния не выйдет, но обещаю Вам сопротивляться изо всех сил.
Впереди у Тони час, а то и два позора.

Отредактировано Antonin Yu. Dolohov (2017-07-03 17:58:10)

Рикард выбирает как дуэль партию в шахматы – и Эдварду сразу становится понятно, что Лестрейндж решил разобраться, что за птица такая этот нравный дурмстранговец. Разобраться раньше Тома, вестимо.
Оценить так сказать, ту вещь, которая заинтересовала их сюзерена – не опасная ли, пальцы не сгрызет ли, если Риддл попробует кормить с рук. Мерлин, что за…
Эдвард давит острое желание стукнуть себя по лбу. А потом и Риддла, а потом и Лестрейнджа.
На самом деле, это было еще со школы.
Первоначально Рик Лестрейндж, этот почти трикстер, чистокровный и хваткий мальчишка – он был так сказать «ядром» их группы, их компании. Так уж вышло, что в одной спальне собрались на факультете сильные потенциально маги, а также – наследники самых уважаемых и чистокровных семей Британии. И Том – тоже, он был наследником Слизерина, не абы кем.
И эта вся тонкая паутина дружеских и союзнических отношений первоначально началась в руках Рикарда. Он был центром, основой, это он старался опутать каждого из них – и Нотта с Розье, и Эйвери (Том и Эд само собой). И вроде бы даже получалось, пока не оказалось, что в эту паутину заползла змея покрупнее – Том. Без особенных проблем именно он отобрал себе право быть лидером и центром, только вот Риддл и социальные условности – это всегда было забавно.
Так что по сути, у них все же было два «центра» - Лорд лично, а рядом с ним – правая рука, Рикард. Главный рыцарь, все такое.
Другой вопрос, что этот их союз на шестерых – включая Тома – был выгоден изначально всем участникам, а не только Рикарду и Тому. Им всем были выгодны связи с наследниками других родов, а кроме выгоды – еще и дружба была.
Например, между ним и Ноттом. Если у Тома и Нотта были финансовые дела, если у семей Рика и Ноттатакже были свои дела – взрослые и серьезные – то у семей Нотта и Эда этих дел было минимальное количество.
А вот сам Нотт … Эдварду он нравится. За пределами его маски «для остальных» - такого любителя удовольствий и истинного наследника, богатенького и влиятельного, - Макс был серьезным, замкнутым человеком, к которому сложно было пробиться внутрь. Прагматичный, взвешенный. В школе он был не самым веселым парнем большую часть времени – и, признаться, Эдварду это импонировало. Он и сам был не душой компании, а с Ноттом было комфортно просто поболтать о квиддиче, обсудить новости или как сейчас, осудить идиотизм, творящийся вокруг.
С непередаваемым видом он проследил за тем, как Том вытаскивает змею и говорит с ней – наполовину на английском, наполовину на парселтанге. Что ни говори, это… завораживало. Да, Риддлу можно было простить все за… вот такое.
Эдвард подошел к Риддлу на полшага.
- Не представишь нас?  - змея в стакане сидит послушно, но вызывает опасения, в конце концов. У Риддла со змеями занятные отношения, но они-то все хоть со Слизерина – но не змеи ни разу. Тому они не наливают виски, но Эд наливает ему гранатового сока – выглядит, правда, так, что он плещет в стакан крови.
И все же, он не молчит.
- Том, знаешь, если ты хочешь найти союзников, не стоит сразу с ними драться, ладно?  Наша, конечно, светлая дружба и началась с того, что мы друг друга избивали, но ведь сейчас нам уже не по одиннадцать-двенадцать лет, - Том выглядит сейчас довольно специфично – как та змея, что готова броситься. Он вспыльчив, это общеизвестно. Только кидаться на того, кому хочешь предложить дружбу… Особенно озвучивая имя Гриндевальда… Так себе идея, так себе.
Эдвард думает в какой-то момент, что они – Рыцари – перебьют друг друга к чертям до того момента, как действительно станут слаженной командой. И никакой авторитет Тома здесь не поможет. Нужно что-то с этим решать.

Отредактировано Edward Mulciber (2017-08-20 21:18:45)

- Это - королева, она ходит как угодно.
- Кому угодно?
- Тому, кто играет.
- А... король?
- Это самая слабая фигура, нуждается в постоянной защите (с)

- Я слушаю...
Антонин распределяет ресурсы, чтобы одновремено считать возможные комбинации и по возможности считывать противника, глаза его полуприкрыты ресницами, демонстрировать этому... Лестрейнджу, что он позволил себе использовать подобие аналитического транса Антонин не намерен. К тому же в таком состоянии именно говорить, в смысле что беседовать - действительно непросто, - время течёт иначе и надо выделить ресурс и на это, чтобы не "подвисать" после каждой реплики. В результате Тони "зевает" размен слона на коня, хотя самим разменом он скорее доволен - слонов он любит значительно больше, а позиция его стала даже скорее лучше.
Тут только Долохов вспоминает, что это же Англия, тут просто слушать недостаточно, тут ведут "разговоры", - приходится поправиться:
- Объясни мне свою точку зрения так, чтобы она не была оскорблением.
Жестковато, наверное - звучит почти как требование, но - Антонин щурится в доску, примечая почти равномерные, плавные движения руки Лестрейнджа над доской, - тут читай не читай.
- Я готов дослушать до конца и только потом решать, оскорбиться ли снова, - Долохов выводит на оперативный простор ладью и перестает вовсе смотреть на левый фланг, где у него затевается, наконец, интересное - с двойным дном и забавной развилкой ходов внутри. Сперва королевскую пешку...
[AVA]http://sh.uploads.ru/t/m2SeY.gif[/AVA]

[AVA]http://sh.uploads.ru/t/m2SeY.gif[/AVA]
Антонин передвигает фигуры порывисто, словно каждый ход - решение, а может атака, а может... может он просто стравливает так внутренний напор, который требует выхода: дуэль редко становится только счётным делом, хотя и счётным тоже - всегда. Сейчас она для него сродни хорошей охоте и его фигуры почти как его собаки - хорошо обученная свора, отдающаяся командам и перемещениям по доске. Целиком.
Даже вопрос почти что не заставляет Тони сбиться с этого ритма - нет, слишком важно, слишком важно то безразличие, которое по сути сосредоточенность на главном. Ответ-то раздумий не просит - для себя Антонин уже всё давно здесь решил.
- Это не личное. Это "правильное", - в этот раз приходит очередь ферзя и он оккупирует большую диагональ, прикрывая своих. У Долохова почти половина всех действий - прикрытие своих, оттого партия идёт медленнее, чем могла бы, без лишнего блеска, но с чисто немецкой педантичностью и особым своим коварством абсолютной надёжности.
- Чтобы лозунг "ради общего блага" выполнялся, чтобы это были не пустые слова, нужно выполнять и определенные обязательства, иначе это пустословие. В частности нельзя считаться величайшим волшебником европы и отказаться от вызова... при некоторых сопутствующих обстоятельствах. Разумеется дело не в простом директоре Хогвартса... Следующий ход Лестрейнджа Антонину не по нраву, лицо Тони поэтому замирает и кажется почти себе маской. А может быть не совсем поэтому...
- На самом деле победа очень многое дала бы делу Гриндевальда. Даже поражение - иное, бескомпромисное, - дало бы. К сожалению проигравший не всегда выбирает свою судьбу, даже если он ... Гриндевальд.
Фигура, переставленноа рукою Долохова едва попадает на правильную клетку - Тони хмурится: руки его дрожат, дрожат слишком сильно, выдавая внутреннее напряжение, и даже порывистость движений этого не скрывает. Андонин натягивает поводья, заставляя внутреннее безумие смириться с тотальным полновесным контролем - эту плотину он подержит до Тома, побережет, не ведясь сейчас на ... вопросы его вассала.

«All animals are equal, but some animals are more equal than others»
в тексте использованы иные цитаты оттуда же[AVA]http://sh.uploads.ru/t/m2SeY.gif[/AVA]

Шах.
Дело даже не в передвигающихся по разлинованной поверхности фигурках, дело в словах... в словах, которыми Рикард выражает очень верное сомнение, очень соблазнительное. Очень притягательное. Искушение встать над схваткой и оценивать поступки и их последствия постфактум, уравнивая себя в возможностях и особенностях мышления - во всём, с действующими лицами.
Антонин поднимает от доски взгляд и позволяет себе полюбоваться вот этим фасадом, выстроенным специально для него, с отстранённой лучезарной ненавистью: этой нарочито беспомощной улыбкой, этим отточенным движениям, этому... отголоску извлечённого из нагрудного кармана платка.
А потом делает свой тайный, выстраданный простодушием и послушной ритмикой навязанных движений ход слоном.
Только после этого он позволяет себе отвлечься на извлечение звуков изо рта:
- Ради общего блага все равны, но некоторые - ещё равнее, - эта странная почти-максима звучит сейчас насмешкой, хотя ещё пару лет назад была сильным почти философским изречением. Спорным, но новым... теперь его старались повторять лишь с сарказмом, но ...
- Это очень важный момент, который сложно понять на этом острове:
- Пусть никакие доводы не собьют вас с пути. Не слушайте, когда вам начнут говорить, что у маглов и у людей общие интересы, что процветание одной стороны означает благоденствие и для другой. Все это ложь! Маглов не интересуют ничьи интересы, кроме их собственных. А среди нас, магов, пусть восторжествует нерушимое единство, крепкая дружба в борьбе. Все маглы — враги. Все маги — друзья.
Антонин даже не переводит это, - воспроизводит по памяти уже английский текст, спасибо недавно опубликованной книге, опершейся на основное и уже родившей правильно собранные на нитку чужого языка слова.
Антонин не смотрит на Рикарда, он смотрит на доску, не желая ни гасить, ни делить свою ненависть с... англичанином.
- Поэтому этот, публичный, вызов, нельзя было отклонить - ты не отсылаешь заблуждающегося друга, не бьёшь его палкой на потеху толпе. Поэтому поединок двух бывших друзей должен был означать превосходство идеи, но это-то просто, превосходство и притягательность - это сложнее. Но тут должно было быть ещё и третье, - ведь все маги - друзья, - прозрение и дружба.
Долохов делает свой ход и говорит уже совсем иным, будничным голосом, как говорят "эй, кёльнер, пива!" или "прошу прощения, сэр, но Вы - полное дерьмо", - Легко обсуждать эхо от упавшего дерева, когда все прочие звуки в лесу уже стихли. Поэтому я скажу так - от любого иного человека вызов можно было, наверное, проигнорировать. Но не от бывшего... друга

Отредактировано Antonin Yu. Dolohov (2017-09-19 14:49:37)

[AVA]http://sh.uploads.ru/t/m2SeY.gif[/AVA]
- Это важно, - откликается Антонин и продолжает, - видите ли, Рикард, чтобы стать родителями магов, маглам нужно не просто родить ребёнка с магическиой искрой, нужно вырастить его так, чтобы искра была ему на пользу, а не сдать какой-нибудь очередной Инквизиции за стихийное проявление магии, или запереть в кладовке под лестницей, пытаясь вытравить из магглорожденного само слово "колдовство". Вот именно так они и отсеиваются... жестоко по отношению к детям, беззащитным перед их произволом. Поэтому, разумеется, гуманнее было бы отсеивать их сперва... просто объективно гуманнее, чем проверять на абсолютно зависимых от магглов существах...
Фигуры Лестрейнджа доминируют и Тони приходится, напротив, опустить глаза, чтобы партия не закончилась немедленно. Шансов у него практически нет, с тем же успехом можно сдаться прямо сейчас, но можно и потрепыхаться некоторое время - он же обещал сопротивляться изо всех сил.
- Это... вопрос жертвы, они же разные бывают. Я могу отказаться от личного, и Вы первым назовёте меня фанатиком. Много ли магов пойдёт за тем,  кто принёс личное в жертву - нет. Магам и соратникам важно то, что их лидер - один из них. Простите, Рикард, я видел то, о чём говорю, важно, чтобы лидер имел друзей. Чтобы он спал в постели, кого-то любил, кого-то презирал, - всё это грамотный лидер должен держать в узде, потому что и любить ему придётся равномерно, разделяя между неизбежными фракциями знаки своего внимания.
Тони поднимает взгляд от доски, мат там вырисовывается неотвратимо, как конец разговора, но в его-то взгляде не горечь от проигрыша и не обида - там яркие отголоски принятого наконец сознательно решения.
- Это удел одиночки - трудноуправляемого и исторически проигрышного варианта борца - решить, что ничего для себя. Потому что как бы ни хорош был этот "одинокий маг", перемены в обществе вызывает другое общество, а не личность.
Тони берёт своего короля и бережно укладывает на доску.
Мат.

Отредактировано Antonin Yu. Dolohov (2017-09-29 14:07:50)