Marauders. Brand new world |
|
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Marauders. Brand new world » Законченные флешбеки » Снежинку хрупкую спрячь в ладонь...
СНЕЖИНКУ ХРУПКУЮ СПРЯЧЬ В ЛАДОНЬ...
Эпизод закрытый
◊ Участники: Барти Крауч, Анита МакГонагалл (возможно эпизодическое появление кого-то из семьи Аниты) | ◊ Дата и время: 28 декабря 1978 г. | ◊ Место: Эндфилд, дом МакГонагаллов |
◊ Сюжет: рождественские каникулы - отличное время, чтоб встретиться со старым другом.
Отослав Барти подарок и приглашение, Анита совсем не ожидала получить от него ответ. Хотела бы этого, но не надеялась. Она могла себе представить, что творится в ДОМП в это время. В прошлом году на Рождество случилось беда, так всему Департаменту стало резко не до праздника. В этом году, наверное, заранее усилили меры безопасности. Хоть бы ничего такого больше не случилось…
Она представила себе – как он там? Вряд ли спокойно гоняет чаи и треплется с коллегами о пустяках. Скорее – пишет что-то, заваленный бумагами, поправляет волосы, грызет кончик пера. Или бегает по поручениям. Как будто с этой работой не мог бы справиться какой-нибудь обыкновенный выпускник. Ведь держать там Барти – все равно, что забивать гвозди телескопом.
Не думала, что он ответит и тем более - уточнит время. Ей бы хватило, чтоб он просто улыбнулся. Но вот же, в её руках листок бумаги, такой светлый по сравнению с её зеленой, как молоденькая хвоя, кожей. Вот темные буквы и цифры: 28 декабря. Около полудня. Ну, разумеется, она будет дома! Разумеется, отложит все, хотя что там откладывать, когда ты зеленая и ни в какие гости, ни на какой прием, и даже на улицу лишний раз выходить не хочется. Она будет просто ждать, сколько там осталось часов до полудня двадцать восьмого.
На душе стало так тепло, что даже покалывало, как если бы руки поднести близко к огню.
Анита сложила письмо обратно в конвертик, а конверт убрала в стол, но потом еще несколько раз за следующие два или три дня вынимала его и перечитывала, чтоб убедиться – ей не приснилось, правда. Как-то даже слишком правда. Она не сразу заметила, а без любимых братиков вообще бы никогда не заметила, что стала на редкость покладистой и улыбчивой. Анита влюбилась, уверенно заявил Эван – и на этот раз не получил в лоб. Она просто приняла это к сведению и серьезно обдумала.
Влюбилась! Тоже придумал. Ходить с Барти под ручку, целоваться и тратить время на всякие такие глупости выглядело еще более кощунственно, чем загружать его неподходящей ему работой. Нелепо, преступно, глупо!
Но в зеркало все-таки посмотрела. Вдруг там что-то изменилось за последнюю неделю. Ну там похорошела, что ли. К семнадцати годам многие хорошеют, превращаются из сорванцов в красавиц. Ей до семнадцать совсем чуть. И она всегда выглядела чуть старше своих лет. Нет, зеркало не стало ей льстить. Все то же. Высоченная и нескладная, кажется, с прошлого года стала еще выше. И она еще до двадцати пяти лет расти будет… Наверное, ей придется строить особый дом, с удлиненными проемами. А лампочки она сможет вкручивать без стремянки и без волшебства. Волосы – все та же невнятная пакля. Не то прямые, не то вьются – где как. Анита повернулась боком, чтоб получше рассмотреть, где она еще удачно выдалась. Не выдалась нигде. Ни там, где грудь, ни там, где зад. Все в рост ушло. Ну, может, еще немного в мозги. И то насчет мозгов она не была так уж уверена, мозги в футах не измеришь. Вот, скажем, сейчас в ней, вертящейся перед зеркалом, мощного интеллекта даже не заподозрить. Хорошо хоть зелень почти сошла, чууть-чуть осталось... по сравнению с тем, как было.
Родители огорчились – в этот день они уже обещали навестить знакомых. Ну, может, вечером, когда вернутся, застанут гостя. Мама подобрала дочке красивое платье и пообещала утром сделать ей прическу. И платье, и прическу Анита с негодованием отвергла – нашли невесту на выданьи! Еще котику бантик повяжите! И том и о другом тут же забыла.
Так и ждала в гостиной в назначенный день – джинсы, красная клетчатая рубашка, волосы подхвачены у затылка лентой. На кухне под сохраняющей тепло крышкой – блюдо со свежими пирожками по рецепту, выспрошенному у миссис Браун. На коленях Чума и книжка «Приемники и усилители» из местной библиотеки. Чума мурчит и щурится, от книжки пахнет старой древесиной, часы лениво отмеряют минуты…
Некоторые маггловские праздники вплотную связаны с атмосферой сказки. Удивительным образом она перетекает и в волшебный мир, создавая довольно специфический привкус чудес и делая эти две вселенные чуть ближе друг к другу. Пожалуй, такая интеграция не вредила ни одному из сообществ – у волшебников довольно давно появилась традиция, которая никак не противоречила привычным и прочим – только добавила новый оттенок в их жизнь. Праздник семьи на самом-то деле и того тепла, что бывает в счастливых семьях.
Счастливые дети не убегают из дома на Рождество. Вообще в этот волшебный день никто не должен никуда убегать. Вот только у Барти дома как всегда было такое, что оставаться там – портить память о волшебном дне.
Привычка каждый год оставаться в школе, в этот день не прошла даром: Крауч уже просто забыл какими бывают его родители. Как невыносимо разговаривать с отцом, ощущая всю скользящую лживость каждой улыбки, что он дарил этому ставшему чужим человеку, каждого взгляда. В такой день отчаянно не хочется врать. И приходиться.
А потому Барти старался занять всю неделю чем-нибудь кроме как нахождением дома. В конце концов, уже прошло почти четыре года с тех пор, как он перестал считать Крауча Старшего своей семьей и место в его сердце прочно заняли совершенно другие люди.
Письмо от Аниты было неожиданностью, но даже не будь в его семье такой восхитительной атмосферы праздника, в которой и повешенный бы предпочел смыться куда-нибудь подальше, Барти не ответил бы отказом. Не много у него сохранилось близких людей со школы и, по счастью, большинство из них стояли под одними знаменами, носили одни и те же символы и верили в одни и те же идеалы. Это до сих пор спасало Крауча от всех ужасов гражданской войны, о которых то и дело писали в газетах или полушепотом переговаривались знакомые. Одним из таких людей была Профессор Макгонагалл, а другим – ее племянница. Абсолютно самостоятельные и очень по разному ценные ему женщины.
Во время сборов его посетила легкая ностальгия и в шкафу был найден темно-синий свитер с привычными по школе оттянутыми рукавами и высоким воротом: Барти уже давно избегал этого стиля в одежде, приняв верность строгим рубашкам и жилетам. И вот – еще одна маленькая деталь к тому, что это совершенно личный визит исполненный теплом, но никак не приевшейся ложью каждого дня.
Он пришел к ней привычно – на пять минут раньше, как старался делать все в своей жизни. Обычно эти пять минут помогали чуть отдохнуть с дороги перед каким-нибудь разговором. Сейчас – просто чуть промерзнуть у дверей, прежде чем постучать. Барти был из тех волшебников, которые предпочитали аппарацию или общественные камины, а в чужие дома входить исключительно через дверь ибо иное – просто не прилично.
- Мне кажется или ты немного… зеленая? О, привет! Прости, это совершенно не вежливо с моей стороны! – Барти покраснел и попробовал было отвести взгляд, но его заинтересованность никуда не пропала и он не мог перестать улыбаться. Неожиданный цвет на девушке приятно его повеселил: в этом было что-то совершенно Рождественское из тех чудес, которые бывают в сказках, - Прости, это продолжит быть совершенно бестактно, но… ты решила побыть елкой?
Анита встретила Барти радостной улыбкой, протянула руки – не обнять, только прикоснуться. Ощутила, что пальцы его холодны, и непроизвольно сжала свои руки, пытаясь согреть хоть так, хотя батарея центрального отопления справилась бы с этим намного лучше.
- Принцессой-лягушкой, - ответила легкомысленно. – Так получилось. Тебя надо напоить чаем или кофе, вот прямо немедленно.
Но совсем уж немедленно не получилось. Кухня – вон она, в двух шагах, и чайник на ней горячий, и чашки готовы, но Анита чуть помедлила, рассматривая друга. После его выпуска они виделись всего-то второй раз. Да ведь и в школе – не каждый день. И все-таки тогда – часто, достаточно часто, чтоб он стал частью её вселенной. А потом, когда увиделись в апреле, он уже был немного другим. Анита уже не помнила, что именно так её поразило, кроме его усталости, бледности и худобы. Он был из взрослого мира в апреле. И сейчас она ожидала увидеть его – еще на полгода старше, еще взрослее. А он вошел в её дом, будто только что выступил из гостиной Рейвенкло – такой прежний, будто счастливое школьное время для него не прошло. И для неё – не прошло. И – дурацкая мысль, очевидная иллюзия, будто все можно вернуть, прожить заново, начисто, без ошибок. И отпуская его второй раз, обнять, как не смогла полтора года назад.
Не смогла тогда – не сможешь и сейчас, - ехидно заметила себе Анита и повела гостя из прихожей через гостиную в теплую кухню.
Пока наливала чай, коротко поведала Барти, как стала зеленой. Просто забавлялись в школе, наряжая елку. Просто перегнула палку и попала под ответное заклинание. Просто третьекурсник что-то напутал, переставил слоги, он хотел совсем не того эффекта…
- Но вышло забавно, верно? – Если бы надела то платье, что выбрала для неё мама, точно была бы как принцесса. А так, ну какая она принцесса? Маленькая разбойница-лягушка, даже и не маленькая, очень не маленькая. - Уже сходит. Пять дней назад было хуже, а теперь уже исчезает Какой ты молодец, что пришел. В этом году Рождество прошло тихо? У вас все хорошо? Ты выглядишь намного лучше.
Отредактировано Anita McGonagall (2017-09-24 02:01:04)
То, что юноша был ей рад, совсем никак не отменяло мыслей об анимагах-елках, о том, что ужасно непрактично ходить зеленым и что он знает волшебника, которому бы точно было к лицу пару недель походить зеленым. Авось характер бы исправился.
- Между прочим отличная идея для карнавального костюма, но боюсь исходное заклинание третьекурсник не повторит, да? Да и как-то сходит оно… не гуманно, - Барти улыбнулся. Его явно забавлял, а не смущал этот цвет кожи.
Она была такая же живая и смешная, какой Барти ее помнил время назад. Люди всегда поражали его тем, как могли одновременно измениться и не поменяться не чуточку. Из просто племянницы любимого профессора она уже давно стала чем-то совершенно единичным, человеком, который… очень много значил. Из нелепого ребенка, чем-то в этом похоже с ним самим в зеркале, она становилась девушкой. Правда это мало что меняло. Она не была похожа на тех, кого он знал в своем круге общения. Ни на строгую и суровую Грант, ни на девушек вроде Миссис Забини – красивых, исполненных шарма да и только. То, что нравилось Краучу в Аните особенно – с ней можно было не играть в маски и зеркала, разговаривать прямо. Общаться. Не со всеми мужчинами так можно было, чего уж!
Чай был лучшей идеей для холодного дня и, повинуясь так и не вытравленной манере, в чашку Барти вцепился обоими руками.
- Но вышло здорово. – Он улыбнулся ободряюще. – Разве я мог бы отказаться?
Почти как признание. Только в чем? Что дома невыносимо или что здесь – хорошо? Барти в очередной раз не позволил себе углубляться в сравнения: на них был слишком заметный отпечаток печали, которой совсем не хотелось.
- Министерский прием как всегда – два десятка повода досужим сплетням от каждого и вежливые улыбки. Ты когда-нибудь была на Министерских приемах? Они… Волшебные. Чем-то напоминают балы из старых сказок. Казалось бы, магии вокруг нас итак много, но у этих есть что-то что отличает их от обычных вечеров… Что-то что и снобов заставляет быть… живее? Хотя, конечно, рождество отчасти больше маггловский праздник. Здорово, что традиция прижилась, пускай это было и давно… - Крауч постарался удержаться от того, что бы последовать за ней в линии размышления, но не справился с этой задаче: - А дома… Там как всегда. Как у тебя? В плане – ты планировала остаться в школе? Как прошло здесь?
- Ну, наверное, я могла бы его повторить по памяти. Там были ребята, они помнят так же, как я. Но мы не пытались воспроизвести его. В тот день это было как-то… неуместно. И вряд ли будет уместно после каникул. Если хочешь, я запишу тебе формулу. Только за результат поручиться не могу.
Анита пододвинула поближе к Барти блюдо с пирожками.
Что в самом деле было удивительно и фантастично, и просто на грани магии и фантастики, так это Барти на их кухне, очень органично вписавшийся в привычную обстановку, будто всегда тут был, будто гостил каждый уик-энд. В их кухне все было немного погранично и контрастно. Просторная светлая, до белизны, обстановка с прямыми линиями, минимумом деталей, как любят магглы – и очаг с живым огнем, как они совсем не любят. Чайник на плите по форме очень напоминает классические ведьмовские чайники из сказок, но покрыт эмалью ярко-красного цвета. И гораздо чаще он согревается взмахом палочки, чем от огня на плите. Ярко-красные снежинки, приклеенные Эваном на окна, на дверцы шкафов, на холодильник - и немного зелени: веночек из омелы над дверями, корзиночка с хвоей на столе. Под обыкновенным магловским столом полочки для книг, там все вперемешку: мамины книги волшебных кулинарных рецептов, отцовы справочники, пачка научных журналов Итана, её наушники, которые она все пыталась приколдовать к книге, чтоб те воспроизводили текст…
Барти заговорил о приеме, и Анита смутилась. В этом году ей здорово повезло не попасть на этот прием, она даже радовалась, что не попала, но если бы она знала, что там будет Барти, ей бы, пожалуй, очень хотелось на этот бал. Как Золушке. С той только разницей, что Золушка была хороша собой, в чем бы ни была – в заношенном платьице или в роскошном бальном туалете. А если её нарядить в самый красивый наряд, она все равно останется нескладной оглоблей с длиннющими руками и губами до ушей. И рядом с восхитительными красавицами она будет смотреться в лучшем случае злобной золушкиной сестрой, а про худшее не хотелось и думать. И никто не спросит на рождественском балу, хороши ли у неё отметки по трансфигурации или истории магии. Все будут вежливо отводить глаза.
- Вообще-то я не люблю балы, - проговорила смущенно. – То есть, раньше мне по возрасту было рано выходить в свет, а в этом году уже можно бы, но – сам видишь, что, - она небрежно махнула рукой с зеленой кожей. – И может, это даже и хорошо. Меня такие мероприятия не радуют. Потанцевать можно и на дискотеке. Посплетничать – в гостиной факультета…
Но если бы ты была красавицей, тебе бы хотелось на бал? – спросила себя Анита, и честно-пречестно ответила. – Да, очень хотелось бы, если там будет Барти. Поздравляю тебя, мисс МакГонагалл, ты дура!
- В общем, я стесняюсь. Не этого, - снова повела рукой. – А вообще. Этого я не стесняюсь. Просто момент общей безопасности. Иногда я даже выхожу на улицу, надев рождественскую шапочку или ушки тролля, и все думают, что это просто такой праздничный маскарад. А если кто из магглов спрашивает, я говорю, что это слабый раствор зеленки, они понимающе кивают, тихонько крутят пальцем у виска – и верят, что. Для магглов это немного отмороженно – намазаться раствором зеленки ради нескольких дней праздника, нормальные люди не стали бы. Но подросткам можно, ничего. Я только к дедушке не смогла поехать из-за этого. На севере нравы строже, чем в столице. Там бы весь праздник испортили насмешками. Потому я в этом году дома. И у нас все хорошо. Почти. Нет, все хорошо, - поправилась твердо. То, что тревожит, про это не нужно говорить. И к тому же, если правильно делать вид, что все хорошо, то, может быть, плохое обойдет стороной. – Сейчас попьешь чай – и я покажу тебе дом. Ты ведь не бывал в магловских домах?
Отредактировано Anita McGonagall (2017-09-29 07:47:45)
Какой-то реальной пользы в заклинании, делающем человека зеленым, Барти не видел. Равно как и в прогрессивной от него, по линии ассоциаций, форме «превратить в елку». Некоторые люди и без того были совершенно деревянные, другие колючие, третьи – например, сам Крауч – невыносимо зеленые и все это, объединенное визуальной формой, не могло дать никакого полезного результата. Хотя как быстрая трансфигурационная формула, возведенная в степень если не заклинания, то подвешенного в сознании мыслеобраза и расчета, что позволили бы быстро исполнять этот фокус… В бою могло бы быть даже полезно: лучше превратить врага в ель, чем получить от него Аваду, правда же?
- Если сочтешь уместным, то я посмотрел бы, - И никогда бы не смог использовать после этого разговора, так как такое заметное заклинание однозначно бы меня выдало. Но построить что-то на его основе это мысль, которой стоит заняться не сейчас и с кем-нибудь кто умелее в составлении новых формул.
А сейчас он, почти как то самое дерево, чуть не забыл о самом важном. Крауч виновато улыбнулся.
- Я едва ли не забыл! – И принялся искать что-то, что при нахождении и извлечении на поверхность оказалось маленькой коробочкой. Темно бордовой, какие бывают у обручальных да и всяких иных колец. Именно ее Крауч протянул Аните, а точнее поставил на стол. – Вот. Это тебе. С рождеством.
Он смутился. Можно было придумать подарок получше, но мысли были слишком истово заняты работой. Можно было вообразить форум поизящнее чем обычное серебряное кольцо, отличимое от тысяч других лишь тем, что во первых было действительно из серебра, а во вторых было в форме чертополоха, обвивающего предполагаемый палец. Было бы просто кольцом и, в условиях военного времени, Крауч готов был поспорить, что простым станет очень быстро ввиду того, что будет разряжен как многие одноразовые зачарованные предметы. И все же именно в это время дарить подарок без защитных свойств – как-то странно. Даже если это простое «деффендо», вложенное в кольцо.
Хотя кому как ни Барти знать, что порой иметь такой не учтенный нападающим «бонус» очень полезно – помогает сообразить что же происходит.
- Большинство балов действительно не стоят внимания, хотя… Пожалуй, это что-то вроде ностальгии по хогвартским гостиным. Принято говорить что-то про связи, но признаюсь, мне просто нравится там бывать из-за атмосферы волшебства. Именно на рождественских: в этом году даже было ощущение, будто бы и войны никакой нет. И… - Кое-что более неприятное. Что война на самом деле глубже и тоньше, чем взмахи палочек. Впрочем, эту мысль Барти никогда не позволял себе доводить до конца. Так можно стать параноиком. – И вот.
Он сложил пальцы на чашке, с уже плохо скрываемым удивлением оглядывая пространство вокруг. Во первых – Барти никогда не бывал в маггловских домах. Во вторых, ему даже сравнить было не с чем, так как кухня особняка не место для молодого наследника как не крути. Там бывали домовые эльфы и, кажется, только они, хотя дом у Краучей и не был настолько большим как тот же Лестрейндж-холл. И все же этот казался… словно гостевым домиком.
- Знаешь, я никогда вообще не бывал в маггловских домах или на маггловских улицах. И это ужасно интересно. То есть… я не думаю, что они сильно отличаются от нас, - [i]"Слабее, глупее, неприятне, хуже восприимчивы к миру. Не отличия. Не стоит озвучивать." [/i] – Но вот живут явно же как-то совсем иначе. Даже по соседствующим Лондонским улицам это заметно… или просто некоторые волшебники живут как-то не так, как мне привычно. Есть в этом что-то от еще неразгаданной загадки. Будешь проводником?
Улыбка, неловкость спрятанная за ободком чашки и глотком чая. Он уже не ребенок, что будет запинаться на каждом слове… и все еще тараторит от волнения.
Кажется, сердце остановилось в тот момент, когда Барти вынул из кармана коробочку.
«Нет, этого не может быть, потому что просто не может быть»
Но коробочка была помещена на стол перед ней. И внутри оказалось кольцо. Ну потому что были еще варианты. Там могло быть что угодно, правда. Она потом даже попробует написать список того, что там могло бы быть, когда мысли выползут из вязкого желе и смогут двигаться с обычной скоростью. Что-нибудь маленькое, укладывающееся в размеры. Или – не укладывающееся, тогда как рассчитать оптимальное внутреннее расширение?..
Если сердце остановилось, то как кровь могла прилить к лицу? Щеки вспыхнули и пошли пятнами. Да что щеки. Просто лоб был скрыт челкой, и не очень-то видно всего масштаба катастрофы. Мерлин, да вся спина у неё, кажется, вспыхнула румянцем.
«Барти, нет, только не вот это, пожалуйста!»
Не удалось скрыть удивления на лице, но хоть панические мысли скрыть удалось. Кажется. Остается надеяться. Если только Барти не балуется втайне легилименцией или не практикует раздачу колец юным наивным девушкам каждое воскресенье.
«Только не говори ничего непоправимого!»
И он не сказал. Просто поздравил с Рождеством. Просто подарок, дура! Это. Просто. Подарок. Анита осторожно вдохнула – сердце, облегченно вздохнув, продолжило отмерять порции крови. Медленно сошли с лица пятна. Анита тихо прыснула.
- Ох, ты умеешь делать подарки эффектно, Барти Крауч! Это потрясающе!
Она вынула колечко из коробки, примерила. Кольцо село точно-точно, как влитое. Красивое. Чертополох, конечно. Анита рассмотрела его на руке, то гладя кончиками пальцев, то чуть отводя руку подальше. Простые линии завораживали. Это было так мило, заботливо, сердечно. Невозможно было придумать подарка лучше. Всегда значимый для неё чертополох. Его всегда можно носить с собой и не снимать даже ночью, можно носить в любую погоду, и оно не испортится ни от времени, ни от сырости. А она будет носить. Она никогда теперь его не снимет, только если вместе с пальцем, если не останется ни одного пальца… и тогда тоже не расстанется!
- Это волшебный подарок, Барти, спасибо!
Лукаво улыбнулась. Он её смутил. Может и не нарочно, не думая ничего такого. Так вот и она – ничего такого, просто благодарность, да? Ей не нужно было подниматься, обходить стол... При её росте достаточно просто перегнуться через край стола и коротко, невинно, совсем по-детски поцеловать Барти в щеку.
На минуту, меньше – на несколько мгновений - помедлила, глядя на него, светло улыбаясь. Запомнить его вот таким. И честно ответить себе на вопрос - а если бы не просто подарок, Анита? Ты была бы рада или напугана? В мыслях наступила такая полуночная тишина, что девушка предпочла отмахнуться от вопроса. Впервые в жизни она отмахнулась от вопроса, не откладывая его на потом, не ставя в мыслях галочку «подумать», а насовсем, как от ничего не значащей ерунды.
- Расскажу все, покажу все. Если захочешь, то сходим с тобой на каток. Пройдемся по улицам. Здесь лучше, чем в магловском Лондоне. Там шумно, а здесь – тихо. Мало машин, много парков и переулков, всегда можно свернуть в тихое место, если устанешь от суеты. Ты ведь еще не пробовал сахарную вату? На площади установили аттракционы, и ларьки со сладостями.
Да-да, каток, площадь… все то, куда тебе так не хотелось выходить – теперь очень даже стало интересно, если с Барти-то? Ты так дойдешь и до того, чтоб с крыши спрыгнуть…
Удачное время - каникулы. Итан мог бы точно сказать, за что любит это время: немного безделья, не утомляющего, дельного, когда есть время почитать что-то не о магии, не о легендарных волшебниках и рунах, а простое и в тоже время сложное - научные статьи, журналы, послушать службу BBC, поваляться в неприличной расслабленности в постели с чаем и печеньем. Хорошее время каникулы, когда ты никому ничего не должен. Он не разорвал тех связей с миром, хотя и отдалялся с каждым годом от этого мира, но все тянулся ухватить все разом, мир волшебства и мир технического прогресса. И пока ему это удавалось, он мог действовать без ограничений, сводя воедино научные факты и магию, подтверждая или опровергая теоремы и функции физики и химии.
Родители заявили, что раз Анита ждет гостей, всем нужно освободить дом. Итан парировал, что в гости не собирается, так что после некоторых препирательств, в основном с мамой, остался сидеть у себя в комнате. В общем-то спускаться и мешать разговорам он не собирался. Разве что поприветствовать Барти и может чуть позже сходить к друзьям с которыми прежде учился.
В общем они поделили дом. Колючке кухня и гостиная, ему комната. Однако, все предусмотреть и обеспечить полный суверенитет не вышло. Кончились пирожки и чай, а значит у него был благовидный повод появиться на кухне и поприветствовать Барти Крауча.
Войдя на кухню с заготовленной фразой он остановился в дверях, застав неожиданную картину поцелуя. Мозг подал тревожный сигнал, как будто внутри зажглась алая мигающая лампочка и Итан попытался свалить, чтобы не ставить всех в неловкое положение.
Отредактировано Itan McGonagall (2017-10-31 10:42:06)
С Анитой на его глазах произошло что-то, что Барти не мог себе объяснить. Нет, правда. Рождественские подарки еще ни у кого из его знакомых не вызывали такой реакции. Казалось, что он не то что предложение ей делает: половину мира предлагает в придачу и все – к ногам. При этом причины такой реакции сбегали от любой попытки анализа.
Барти не был Домиником, что бы брать внешностью и характером. Не был кем-то вроде Малфоей, что бы деньгами и… опять внешностью. Не был кем-то популярным, великим волшебником или, пускай, не признанным гением. Вообще никем примечательным, что бы вызывать такую реакцию у девочек, вроде Аниты Макгонагалл. Особенно у этой девочки.
Кроме того вот именно здесь между ними была пропасть. Анита была полукровка и Барти, порой, был вынужден напоминать себе эту колкую деталь. Картина мало чем менялась: она была умна и талантлива, с ней… С ней было тепло и уютно, как, пожалуй, в его жизни с очень мало кем. Но все же она была не чистокровной волшебницей и, сколько бы его отец не тянул с помолвкой, с браком для наследника – рано или поздно это случится. Это будет его долгом.
В этом был он весь – Барти Крауч Младший – сфера его романтичности была похожа на пыльную книгу и, в лучшем случае, сводила мысли к анализу, постановке выводов из серии «показалось». Как это было сделано сейчас а в худшем… Удушающее, мертвенное воспоминание о долге перед человеком, который не вызывал ничего кроме слепящего холода где-то в самом сердце. К человеку, представить которого частью своего мира было чем-то настолько же противоестественным, насколько помыслить о женитьбе на лягушке. Или маггле. В чем собственно разница?
А если бы и да? Если бы между ними не лежала отчаянная пропасть из политических убеждений, статусов, долга и? Нет. Они друзья. Или… Друзья.
Барти чуть покачал головой, отгоняя совершенно нелепую на его вкус и не уместную мысль. Она итак заставила его покраснеть – что уж еще можно было допустить!
Они друзья и это очень важно оставить именно так. Что бы не задавать себе мучительные вопросы о своих идеалах. Не спрашивать себя сколько ударов пропустило бы сердце если бы вот этот нелепый жест был предложением чего-то большего. Общего большего. И тем более не пытаться ответить себе на вопрос мог ли он предложить ей что-то такое. Чего бы это стоило. Стоила бы игра свеч?
Нет. Серая клетка для таких мыслей – самое место. Как и для таких чувств.
Вернувшись мыслями к тому, что должно быть по настоящему важно – к общему делу людей, которых не найдешь в этой комнате – Крауч с удовлетворением ощутил как отпускает чуть перехватившее дыхание. Все что действительно важно: долг, преданность, ответственность. Все чувства которым действительно стоит существовать – уважение, верность, любовь к своей Семье. Той, которая с большой буквы. Чему-то еще будет место тогда, когда будет новый мир.
Или нет?
В одном Барти мог себе поклялся – он никогда не будет собственным отцом. Не позволит страсти стать жаждой обладаний.
- Кажется, рождество время для волшебных подарков? – Он постарался ответить впопад, но вышло так себе.
Она его действительно выбила из колеи. Почему-то у некоторых это получалось так легко и не принужденно. Барти совсем не сообразил как реагировать на это. Как должен реагировать на это «Выпускник с Рейвенкло, очень умный мальчик и просто друг». И получилось совсем непривычное смущение – живое и естественное, смешенное с улыбкой и растерянностью.
- Эй… - Тихо, себе под нос. Совсем как ребенок. Пол звук чьих-то шагов с совершенно нелепой улыбкой. – На самом деле.. надеюсь оно никогда не пригодится. И останется просто кольцом.
Он с трудом нашел что сказать. Это была наименьшая ересь из вариантов «Разве так не принято?» и «Но это же совсем ерунда!»
- Д… Да, - Переменить тему оказалось очень просто. Как сбежать от непонятного. «Вот, значит, как это работает?» - Барти, прежде не отказывающий себе не в каких вопросах и ответах на них, был удивлен той легкости, которая воцарила внутри, стоило отложить в угол загадочное «что сейчас произошло?». Потом… Потом он наверняка скажет, что это просто рождественская магия. Как же иначе-то?
- Сахарную вату? Мне что-то страшно представить себе что это…
«Были шаги. Отвлекись».
Нелепая. Смешная. Живая. Что-то такое да?
- Добрый вечер, Мистер Макгонагалл, - Барти с удивлением для себя обнаружил, что запнулся на обращении. Маска так быстро возвращалась к нему.
Мгновения волшебства – Барти смутился. Анита поймала этот момент и чуть прищурилась, быстро-быстро, нижними веками, будто сфотографировала: смущение, улыбку, замешательство. Они так редко видятся. И вряд ли скоро будут видеться чаще. Но он все равно всегда остается с ней. На весь следующий год – вот таким, целиком, не раскладывая на улыбку, румянец, свитер.
Он отвлекся и поздоровался – а она и не заметила, что отец вернулся. Как это он так тихо? Один? Анита оглянулась, ожидая увидеть в дверях кухни «мистера МакГонагалла», радуясь, что родители вернулись и смогут, наконец, познакомиться с Барти, но это оказался Итан. Тоже, конечно, своего рода «мистер МакГонагалл», но все-таки не тот. Просто Итан.
- Добрый вечер, сэр, - подхватила Анита. – Не желаете чашечку чая с печеньем?
И осеклась. Лицо у мистера Итана МакГонагалла было таким непростым, будто случилось что-то в самом деле ужасное. Такое… нерождественское совсем. А что еще могло случиться? Мысли о том, что в беду попали родители, у неё как-то не возникло. И отец, и мать были отличными волшебниками, ушли к друзьям, которых они знали сто лет. Они все могут себя защитить. Самое слабое место их родителей – это они трое, а они в порядке. Быть может, прислали известия из Мунго? Плохие известия…
- Нет, - прошептала Анита, поднимаясь и роняя табуретку. – Нет, только не крестный, пожалуйста…
Это случилось незадолго до начала каникул. Как раз тогда их тетушка-профессор отменила последние занятия по трансфигурации и все факультативы и отработки. Ученики радовались внезапному послаблению, и только они с Итаном знали, почему так вышло. Их крестный, мистер Урхарт, был тяжело ранен. Лекари не давали никаких обещаний. Но ведь с тех пор их необещания немного изменились. Если раньше они не могли обещать, что он выживет, то теперь не могли предвидеть дня, когда он очнется. Это же совсем другое дело! Это же означало, что однажды, когда-нибудь, это все-таки случится. Тетушка даже пару раз с тех пор заходила к ним, бледная, похожая на привидение. Правда очень неулыбчивая, но она и в лучшие времена улыбалась раз в неделю по большим праздникам. Так что ждали в этом доме совсем других вестей.
Мимолетно коснувшись плеча Барти рукой, Анита шагнула вперед, к брату.
- Просто скажи, что случилось.
-У меня кончилось печенье... - тут же нашелся и выдал трагическим тоном Итан на вопрос сестры. Он так надеялся слинять раньше, чем парочка увидит его, не мешать, проанализировать очередной виток отношений между Барти и Анитой, решить наконец злит его это сближение или надо приложить усилия, чтобы у Колючки все получилось. Понимает ли она, что происходит? Понимает ли Барти, чем играет?
В любом случае неловкость надо было заглаживать.
-Что у вас тут за разговоры о кольцах и сахарной вате? - "мистер МакГонагалл" прошествовал до столика, поднял табуретку, стащил с блюда печенюшку и сунул в рот, - Мне можно поучаствовать, или я лишний рот и неугодный?
Итан протянул руку Барти Краучу, улыбнулся ему, пережевывая с хрустом песочную сдобу. Они давненько не виделись, Барти кажется стал выше и похудел, нажил пару морщинок в уголках рта (часто улыбается?).
Отредактировано Itan McGonagall (2017-12-19 20:43:48)
Короткие моменты такой сложной реальности. Кусочки пазла, который сейчас складывать незачем, но потом они найдут свое собственное место. То, как внимательно Анита смотрит на него и от этого почему-то чуть сдавливает где-то в груди. Смущение не отступает, хотя всегда удавалось хорошо совладать и с этой эмоцией тоже – простой и ловкий инструмент собственных реакций в присутствии Макгонагаллов сбоящий нещадно, словно бы стремящийся пройти какую-то перенастройку. Нет. Никаких непонятных манипуляций с собственными масками и последовательностью их ношения – такие вещи стоит делать только четко осознавая что, как, почему и лучше – выстроив диалог с кем-то, кто в этом понимает больше.
Будет неожиданно сложно, если эти люди начнут видеть сквозь его игру. Если он покажет им лицо так, как показывает его Лестрейнджам. Настоящим.
Слишком большие шансы оказаться врагами с каждым из них. Наоборот. Мало шансов на то, что «не», даже если отчаянно будет хотеться.
Испуганное лицо Аниты. Кадр, остающийся в памяти. Это что-то подобно тому, как должны реагировать люди на нападения Пожирателей, да? Как переживают последствия не связанные с их деятельностью? Что ж. Зато испытывают они и облегчение за то, что все это лишь страх. Хочется думать так.
Очень хочется думать, потому что на эти короткие мгновения страшно самому. Тем же давящим чувством, которое приходит после каждой операции пока не вернутся свои. Многим сильнее его. Многим талантливые. И все же мучительное и не формулируемое, чтобы не испугаться, приходит всегда. В этот раз Крауч легко от него отмахивается – это однажды случится. Имея друзей на другой стороне фронта будь готов переступить через их страхи, боль и смерть. Через то, что однажды они назовут тебя предателем только за то, что вы очень по разному смотрите на мир.
И тем не менее прежде, чем прозвучит ответ, Барти ловит руку Аниты и чуть сжимает ее пальцы пытаясь выразить такое смешное «я с тобой», которое ложь лишь на половину. С тобой – как… друзья?
«О кольцах и сахарной вате» звучит так странно посреди всех размышлений о смертельных чарах, образах из мунго, воспоминания о том, как едва ощутимо отзывается в бою применение темных чар дрожью в кончиках пальцев. Настолько шокирующе, что Барти опускает голову, пряча улыбку и сдавленный смех. Неловкое чувство возвращается назад, туда, где сама эта сцена. Он и Анита, какая-то вата и совсем не вовремя почему-то ее брат. Так кажется. Или вовремя?
Барти пожимает руку Итану, стараясь показать облегчение, пускай и неловкое, достаточно явно, что бы все прочее затерялось на дне.
- Ммм, кто-нибудь из вас все же пояснит мне значение понятия «сахарная вата» или это так и останется интригой?
Тон сказанного и смысл сказанного вошли в противоречие. Анита несколько мгновений хлопала глазами, не понимая, случилось плохое или нет, что он вообще имеет в виду. Скрывает ли что-то или не может скрыть, как ни старается.
- Пе… печенье? – Анита округлила глаза. Так это из-за печенья у него такое сложное мимическое оригами? – Ты знаешь, если я тебя однажды придушу, то не жалуйся, ладно? Ты, между прочим, меня напугал. Сделать тебе чай?
Она вернулась к столу и потянулась за чашкой для Итана. Страх как накатил, так и пропал. Невозможно было долго бояться, когда рядом два самых лучших и горячо обожаемых парня во вселенной. В эти минуты, в эти, может быть, часы ничего плохого случиться просто не может. Пусть это ни на чем не основанная детская религия, но она в это правда сейчас верит – и ей очень счастливо.
- Когда это ты был лишним, интересно? – фыркнула Анита, совершенно не подумав. А потом все-таки чуток подумала. Нет, ответ не изменился. Просто приобрел некоторую глубину. Вот как раз на один милый подарок и один невинный шаловливый поцелуй. Итан – это очень здорово сейчас. Это как нельзя более вовремя и уместно. Как раз затем, чтоб их с Барти встреча не стала вдруг чем-то пугающим и далекоидущим. Потому что никуда далеко им не уйти. И оба это отлично понимают. Так зачем же тогда ненужная неловкость? – Барти всю жизнь прожил в волшебном мире и никогда не лакомился нашими сладостями. А еще никогда не был на катке, наверняка не стрелял в тире и не видел наших рождественских витрин, и вертепа, и прочих магловских радостей. Я хотела показать ему все это. Если думаешь, что без тебя наше удовольствие будет не полным, то присоединяйся.
Пододвинув брату чай, Анита снова взглянула на Барти. Теперь в её взгляде не было ничего такого, что могло бы смутить, только радость и немного лукавинки. Сердцу было тепло и нежно, но то сердце, оно глубоко спрятано, глазом как увидишь?
- Ничего про вату пояснять не буду. Иначе какой это будет сюрприз? Сам увидишь, потрогаешь и попробуешь. А если станет страшно, я возьму тебя за руку – и все будет хорошо.
- Да, печенье... Представляешь, ни одного не осталось - Итан фырнул, игнорируя совершенно все виденное, эти касания, жесты, все это на потом, отложим далеко на потом. Рука у Барти все еще чуть вялая, будто бы он совсем не уверен, что хочет рукопожатий. Он вообще немногим изменился, хотя кажется и времени прошло чуть. Ну да ладно, у Итана тоже не то, чтобы много времени было вырасти и всерьез возмужать. За год Итан прибавил всего 2 дюйма роста, чуть шире стал в плечах. Голос уже давно изменился, ну усы и чуть борода пытаются расти, но в целом ничего особенного.
Присев на стул, он бросил взгляд сначала на Аниту, потом на Барти.
- Не пробовал наши сладости? Барти, ты многое потерял, да... Это же целый мир! Рождество - это отличный праздник, особенно для нас, волшебников! Можно побыть Санта Клаусом или злым Сантой! Можно жечь фейерверки и кидаться снежками в девушек. Знакомится опять же... подарки дарить... Время наверстывать упущенное и открывать новые возможности.
Он прервался на чай, наблюдая как себя ведут эти двое и глядя на Аниту чуть по новому, что ли. Взрослая ведь девушка... и все равно девченка, которая слишком открыта и которую легко можно обидеть... Ох, будут ведь еще слезы и горечь, будет обида и счастье... Взрослая моя светлая половина, лучшая пожалуй чем я, как мне тебя защитить от всего этого? Как не дать никому ранить твое открытое доброе сердце? И имею ли я право на это, или ты сама должна пройти через это, чтобы стать сильнее?
- Я пожалуй воздержусь от похода. Хочется побыть дома и навестить Кесси и Джинджер. И Мари, разумеется. - Итан улыбнулся, подмигнул Барти. - Столько забот со знакомыми девушками, да Барти?
Реальность куда приятнее и улыбчивее, чем воспоминания. Чем призраки сложных размышлений, которые в эти светлые дни точно стоит оставлять за дверью. Вместе с размышлениями о плане и 4 января. О том, сколько на самом деле шагов от двери аврората до его кабинета. О том, знает ли он достаточно хорошо точку аппарации. Не будут ли ждать в засаде у самой стены визжащей хижине. О той улыбке, что поднимается из самого сердца при воспоминании о темно-зеленом символе, разрывающем небо. Все это – в шкатулку и подальше, подальше.
Хорошо на самом-то деле, что Итан пришел. До того ощущалось неловко. Сейчас – тоже. Но это совсем другое чувство. Он словно избавил от какой-то опасной нотки, от границы какого-то нового, неизведанного мира. От сложностей. Был ли он лишним? Нет. Но да.
Да, потому что что-то происходило, но что в упор не понятно. Нет, не лишний. Потому что по этой дороге слишком опасно идти. И… Разве может что-то толковое выйти вот из таких неловких сцен? У таких прекрасных людей, с такими как Барти? Ну нет!
Когда говорят о тебе – это прежде всего забавно. Чуть навострив свое внимание, Крауч неловко пожал плечами. Не то что бы он жалел о своем далеком знакомстве с миром магглов, но, пожалуй, бывали и забавные детали. Вот эта злополучная вата, например, теперь не отпускала его мыслей.
- Наверное, с рождественскими витринами не совсем точно. Все же в магическом мире этот праздник так же существует и имеет собственные традиции. Сомневаюсь что сильно отличаются, например, украшения и общие символы. Но есть вещи совершенно не понятные… И вот снова – стрелял в тире? Стрельба это же что-то совершенно не праздничное. – Курс маггловеденья отрывками проступил в воспоминаниях и Барти постарался сконцентрироваться на образах, связанных со словом «стрельба». Черное и опасное нечто – сталь, именованная оружием. Не большое разнообразие, но ущерб связанный с какой-то удивительно проникающей способностью. И частотой. Самое опасное – именно в скорости, или? – Во всяком случае, все что я помню привязывается к пистолетам, ранениям, кажется, войне или преступности…. Что в этом веселого?
«Почти как веселье от сжигания ведьм – слишком уж порохом отдает. Впрочем, а чего я жду от магглов? Если они так с собой, то действительно не странно, что они так к нам. К волшебным существам» - Барти постарался скрыть эту мысль за неловкой улыбкой. Вряд ли многие разделяли эти сомнения.
- Кажется, мне нужен особый праздничный словарь. Или пару лекций про рождественские праздники от кого-то вроде вас. Зачем кидаться снежками в девушек? Анита, тебе это нравится? – Барти перевел взгляд с одного близнеца на другого и тяжело вздохнул – Злым сантой… Продолжает быть очень странно.
Последняя реплика Итана окончательно сбила Крауча с толку. Он не то смутился, не то просто постарался слиться с окружающей обстановкой, притягивая к себе поближе прежде забытую чашку с чаем и едва не носом в нее утыкаясь. Пожалуй, кроме Аниты забот с девушками у него и не было. Но это же другое?
Впрочем, на самом деле были, но сейчас они как-то выветрились из головы.
Анита не могла удержать улыбки, глядя на лица Итана и Барти. Они оба были так замечательно-хороши, один в своей безапелляционной уверенности, что весь мир принадлежит ему, другой – в стремлении постичь мир до самых основ. В другое время, может быть, когда-нибудь потом, Анита с удовольствием понаблюдала бы за их беседами. Хорошо было бы, - подумалось ей, - видеться чаще, чем раз в год или даже в полгода. Собираться вместе по поводу и без, делиться впечатлениями. Ведь это возможно, Анита. Надо только не стесняться звать.
Вопрос Барти немного нарушил ход её мыслей. Анита улыбнулась ярче, светлее.
- Снежками можно кидаться по-разному. Как и играть в любую игру. Можно очень жестоко, до слез. Можно по-доброму. Если по-доброму, то не обидно, даже если снежок попадает в лицо. Это просто игра. Ты же не станешь спрашивать, нравится ли мне, когда в меня летит бладжер. Так и я у противника не спрашиваю. То же и со стрельбой. Если я сейчас достану отцово охотничье ружье и пойду палить в живых людей – это будет ни капли не смешно и не празднично. То же - кулачные драки, перетягивание предметов, особенно большой толпой, залезания на столбы, если в жизни – то совсем не здорово. Но когда немножко и безопасно, то это не драки, не хулиганство, а демонстрация удали и почти игра.
Анита на минуту озадаченно умолкла и внимательно так посмотрела на брата. Это она только что перечислила те забавы, которые можно было встретить в Энфилде, практически на окраине Лондона. Как же развлекаются на праздники доблестные хайлендеры в Северной Шотландии – про это Барти, пожалуй, лучше не рассказывать. Она мозг сломает, объясняя, чем это здорово – стараться перепить друг дружку, ославлять самыми грязными ругательствами, а потом обняться и идти вместе пить же до полной усрачки, устраивать кучу малу, швыряться на дальность драными сапогами и прочие милые радости её исторической родины. Особенно её умилял свадебный обычай обливать невесту помоями. Себе-то она это все объяснила, но пытливый ум Барти не пропустит этих шатких объяснений. Ведь того же эффекта можно было бы достичь куда более простыми и, главное, чистыми и приятными методами.
Она снова тихонько фыркнула, удерживая широкую улыбку.
- Знаешь, Барти, ты не относись ко всему этому так серьезно. Это же не теория заклинаний и не прорицания. Не надо постигать это до конца. Это как конфеты – надо попробовать и решить, нравится или нет. Сейчас мы допьем чай и сходим до церкви. Там на площади еще стоят лотки со сладостями. Только надо будет тебе одеться потеплее. Отцова куртка должна тебе подойти, я думаю. А если нет, то мы немного это подправим.
Отцову куртку пришлось немного удлинить в рукавах, но и только. Шарф и варежки Анита достала из подарочной коробки, никак не подписанной – отличной теплой вязки, из меланжевой пряжи в коричневых тонах. Шапка была не так уж и нужна, погода в эти дни стояла не морозная, мягкая. Но, в крайнем случае, можно было накинуть капюшон. Сама Анита так и собиралась сделать. Шапки не надела, зато надела на голову ободок со смешными ушками, как у корнуэлльских пикси, только зеленые, точно в тон её уже очень светло-зеленой кожи.
- А самое замечательное то, что в таком виде, я даже могу открыто носить волшебную палочку. Правда, колдовать не могу. Но помахать ей – запросто. Магглы не очень хорошо разбираются в волшебных существах.
Она повязала на шею сочно-красный шарф - и была готова. Правда, палочку все-таки сунула в рукав.
До церкви было совсем недалеко, путь лежал через небольшой ухоженный парк со скамейками и спящим фонтаном. На другом конце аллеи было оживленно: суетились люди, играла музыка, но здесь было тихо. Даже тонкий снежок, выпавший под утро, был почти не тронут. Цепочка собачьих следов, след от поводка и следы человека – туда и обратно.
Отредактировано Anita McGonagall (2018-03-04 11:35:47)
Не относится ко всему серьезно. Что поражало Барти в гриффиндорцах, хотя нет. На самом деле в Макгонагглах конкретно – они могли не относиться к чему-то серьезно и при этом быть как разумными, так и осмысливать все их окружающее. Словно бы им удавалось каким-то чудесным образом находить баланс между весельем и здравым смыслом. У него самого так никогда не получалось и поэтому чужая легкость то и дело очаровывала его. Сам Крауч был легок совсем в иных местах.
Что может быть страшного для молодого волшебника в том, что бы выйти в маггловский мир в рождественские праздники? Да все. Начиная с того, что этот волшебник прежде с маггловским миром имел знакомство очень опосредованное. В лучшем случае на задворках какой-нибудь операции одной очень стильно-тайной организации. В худшем – короткой прогулкой по маггловской улице от точки а до условного места встречи.
А такое погружение, да еще в разгар праздника, это новое впечатление.
- Знаешь, ты очень смелая. Я бы не стал открыто носить палочку даже с учетом подобных культурных нюансов. Просто потому, что кто-то очень внимательный может запомнить ее наличие у тебя, сопоставить некоторые факты и… Дело даже не в факте нарушения статута, а в том, какие последствия это может иметь для тебя – "Вот так прискорбно. Сам борюсь против идеи статута и сам же боюсь последствий снятия этого ограничения. Двоемыслие? В извращенной форме. Вот куда на самом деле приводят шпионские игры."
Кутаясь в чужую куртку, что конечно же висела на нем как на вешалке – отец Макгонагглов точно не был плоской узкой доской, Барти позволял жить тому мальчику, которого хорошо знала Анита. С перепадами от смущения и страха, к уверенности человека, много читающего и человека увлеченного познанием. К юноше из магического мира, которые легко удивляется новым чудесам. Почти самому себе. С поправкой на убеждения.
"Вот так и выходит, что с самыми близкими мы или настоящие или почти настоящие. Даже если отчаянно, до болезненного хочется быть _совсем_ настоящим. "
На первых шагах существенной разница Крауч не замечал. Нет, конечно магглы не ютились в косом переулке, создавая невыносимую толкотню просто оттого, что волшебников много, а мест где они могут устраивать праздничные гуляния – единицы. Напротив – дурманящее ощущение пространства сопровождало даже веселую толпу у самой церкви там, вдалеке.
Здесь, на Алее, Барти шел довольно медленно. Ему были интересны даже не столько скамейки, сколько цепочки следов, чьи-то забытые перчатки и реакция Аниты на легкий снег, на окружающий их мир.
- Здесь удивительно красиво. Почти сразу вспоминаются старые детские сказки. Что-то вроде снежной королевы. Только, пожалуй, Кай из меня не очень…. – "Или очень, если в твоих мерках, да? Сердце заморожено злой королевой? Что ж, спасибо что не каждая мысль о Милорде обретает плоть и достигает его сознания. Было бы. Неправильно." – Хотя кто знает.
Крауч остановился, собирая пальцами снег с края лавки. Мягкий и легко тающий он казался почти не холодным.
Спорить с Барти Анита не стала. Разумеется, она не станет сверкать палочкой. Особенно если это так его нервирует. Не настолько уж ей хочется пошалить, не до потери берегов. Напротив, хочется, чтоб прогулка по Энфилду запомнилась Барти хорошей, счастливой. И все отлично этому способствовало: и погода, и настроение. И вдруг – Анита оглянулась, взглянула пристально на Барти, наклонившемуся к лавке – тень грусти упала на светлый момент.
- Кай? – повторила эхом. И почувствовала, как ладно ложится этот грустный образ на него, как пошитый по мерке костюм. Ему подходило, но почему же? Разве он в беде? Похищен? Нуждается в помощи? Может, она не видит этого и не понимает только потому, что она не его Герда, и не ей суждено последовать за ним босиком по снегу. Но тогда – у него есть кто-то, кто сделает это за неё, если нужно?
- Нет, что-то есть… - пробормотала с улыбкой, скрыв тревогу за задумчивостью.
Они не живут рядом, не растят вместе розы. И он не похож на злого мальчишку, передразнивающего бабушки. Но он очень Кай.
- Если подумать, это сказка о том, как в светлом, уютном, стабильном мире, где все верят в бога и не ищут большего, появился человек с критическим мышлением. Осколок зеркала, попавший в сердце мальчика, это вечный вопрос «почему и как», это взгляд за границы освоенного пространства, это рука, цепляющая маленькие саночки к большим. Дьявольское проклятие – горе от ума. Вечное противостояние ума и сердца. Если смотреть на это так, то ты со своим стремлением познать мир, определенно, Кай. Вот только сказочник, что сочинял эту сказку, он был религиозен, и для него счастливым концом было вернуть Кая домой, в добрый, уютный, сердечный мир, где его любят и ждут. Но счастливый ли это конец для Кая – растерять все вопросы к этому миру? Если бы я писала эту сказку, мой Кай не стал бы мерзнуть и ждать смерти во дворце. Он продолжил бы задавать вопросы, исследовать мир и цеплять маленькие саночки к большим. Герда не смогла бы его догнать.
Она вдруг осеклась, прищурилась, припоминая.
- Погоди… Мы как будто раньше об этом говорили. Когда-то давно. Так ты прочитал сказку? – Просияла улыбкой. – Как это мило. Спасибо.
Но хотя улыбка вернулась к ней, Анита все-таки сохранила эту мысль в укромном уголке своей памяти. Он сравнил себя с Каем. Ему нужна помощь? Будь внимательнее. Не теряй его из виду. Ведь если случится что-то плохое, ты можешь просто об этом не узнать…
- Пойдем? – Анита протянула руку. – Я уже чувствую, как пахнет нагретым сахаром.
Короткая пауза – Барти ведь совсем не хотел хвастаться, что конечно же прочел сказку, о которой она говорила. Ту и еще несколько за тем же авторством. И что много думал о прочитанном. Об Оле Лукойе, том куда приводят людей мечты если в твоих руках всего лишь спички, о том, что дороже денег и собачьей верности, о зверях в душах людей, птицах с прекрасными крыльями, которые однако не могут дать им желанного и даже о маленьких, совсем сказочных девочках. И совсем о не добрых вещах.
Что волшебная палочка правда порой то еще огниво.
И что главная беда девочки со спичками совсем не в том, что спичек было так мало, а в том, что людям вокруг было отчаянно наплевать.
- Да, только… Может быть вещи которые нас окружают – столь же не преодолимая стихия. Я… Понимаю то о чем ты говоришь… Нет. Не понимаю, но принимаю что и так бывает, - Барти чуть пожимает плечами. О религии у него очень общее представление да и то скорее привито маггловедением, да историей магии. – Но конечно я не увидел религиозного подтекста.. Ну, нельзя увидеть то, чего совсем не знаешь….
Он сделал несколько шагов, наклонился подбирая с земли попавшуюся на глаза льдинку. Такая, только осколок зеркала, да?
- Но зато очень хорошо могу оглядеться вокруг… И выходит знаешь тоже самое. Была у нас стабильная жизнь, а потом что-то сломалось… Только… Проблема Кая отнюдь не в том, что он стал задавать вопросы. Если бы он просто стал спрашивать о том, что не удобно… Поживи они рядом с ним подольше – привыкли бы – Льдинка растаяла в руках и Барти все же перевел взгляд обратно на Аниту. – В конце концов, даже если бы он просто видел больше других. Да это вызывает неприятие, но Герда…Я уверен, она смогла бы его услышать. Простить его за то, что у него совсем иные взгляды. Проблема вся в злости. В том, что задавая свои вопросы он не смотрел на мир с человеческой точки. Проблема в том, что ему совсем не были важны ответы. В том, что он не видел путей решения несовершенств – лишь темноту в которой все погрязло…
Еще несколько шагов. И Крауч успевает осудить себя и за не осторожные метафоры и за то, что свел разговор к такой отчаянно грустной теме в этот светлый день. Вот уж правда – льдинка в сердце что ли?
- Если ты писала эту сказку, то Кай стал бы задавать вопросы, но не стал бы с такой злостью относиться ко всему. Не было бы в нем холода. И это была бы счастливая сказка. Как и должна быть у смелых людей. – Он обернулся снова, находя в себе улыбку. Не нужно сейчас грустных и откровенных сказок. – Ее… И еще девочку со спичками, диких лебедей… Пару еще…. И надеюсь ты подкинешь мне идей что еще почитать из таких… Волшебных книг.
Он протянул руку и коснулся ее. Было в этом что-то почти ритуальное. Слишком теплое. Слишком… отогревающее.
«Вечность, да?»
- Запах…. Он… Интересный. Что это?
Она сама же позвала его идти дальше – и сама же медлила, не сшевельнулась. Не смогла. Подняла на него глаза – и не смогла отвести. Он был головокружительно, невероятно красив, Бартемиус Крауч-младший. Именно вот так – полным именем и цельным неразделимым образом, весь. И с тем, что он недостижимо-чистокровен, и с тем, что так мило-неуклюж, деликатен и робок. Со всем своим ореолом зануды-отличника и этой волшебной улыбкой, от которой всегда вздрагивало её сердце. Посреди заснеженного парка, с серебром редких снежинок в волосах, с огненными бликами живой мысли в карих глазах.
В эти мгновения, замерев и затаив дыхание, Анита не думала о том, что им не судьба быть вместе: ни о том, что она некрасива, ни о том, что его семья слишком хороша для таких, как она. Думала, если так можно было назвать это мимолетное ощущение - как же много им можно было бы обсудить, рассказать друг другу, поделиться. Как хотелось бы ей уберечь его от всего плохого.
Ты говоришь о себе? – подумала она и поняла, что это совсем не вопрос. Что она прячется от ответа за вопросом. Но – да, о себе. И потому, встретив его руку своей рукой, она пожала его пальцы, а потом совершенно безотчетно, следуя порыву, а не мысли, коснулась рукой его щеки. Нежность выплеснулась наружу – и не спряталась, не затаилась. Не теперь, когда Барти так доверчиво открылся, что бы он ни имел в виду. Не тогда, когда от простых слов веет тоской и холодом и они так похожи на «услышь меня, пойми меня».
Кончики пальцев коснулись виска, ладонь – щеки, а глаз она и так отвести не могла.
- Я буду присылать тебе книги. Или писать о том, что прочитала. Я так много думала об этом раньше…
Вот это прозвучало как признание: я думала о тебе, Барти, когда читала. Я думала о тебе. Но это правда, она же думала о нем постоянно, что бы ни делала! Хоть краешком сознания, но чаще – полной мыслью: показать Барти, спросить его, поделиться… Теперь не получится соврать даже себе, теперь, когда между ними лишь легкая завеса мелкого снега с ветвей.
- Я знаю, - сказала чуть тише, снова вернувшись к невинному рукопожатию. – Знаю, что не могу всегда быть рядом с тобой. Но пообещай, что позовешь меня, когда тебе будет трудно. Даже если будешь думать, что у меня не хватит сил помочь тебе. Просто – дай мне возможность попытаться. А я… я пообещаю тебе то же, если хочешь.
В самом детстве человек познает окружающий мир через то, что говорят ему родители. Позже – через то, что все его близкие. Так он обретает картину состоящую не из сказок, а из фактов. Наблюдая за взрослыми ребенок принимает их убеждения.
Иногда в позднем возрасте что то в этих убеждениях меняется под критической оценкой реальности. Сначала злой, как у Кая, когда от чужих рамок только больно и хочется разрушать. Потом доброй – когда находишь своего собственного проводника.
И вот ты взрослый. Ты знаешь что хорошо, а что плохо. Что правильно, а что является лишь искажением и не достойным.
Вот только…
Разве может быть не правильным движение снежинок в рождественские праздники? Может быть не верным легкое покалывание кожи от мороза? Может быть не верным стоять, кутаясь в чужую куртку и ощущать белую снежную равнину не снаружи, а внутри самого себя. Там, где все эти религиозно-эфимерные сущности вроде души.
Может быть неверным то тепло, что ты ощущаешь вглядываясь в камин Дома, где тебе рады? Солнце, что просыпается внутри когда твоего плеча касается рука дедушки и ты уверен, что за твоей спиной есть те, кто за тебя постоят?
Может быть неправильным то, как прикусывает юноша губу, глядя на девушку. И как сердце его чуть притормаживает как кажется, сбивается дыхание.
И в голове одно рассеянное «Нет, это же сделает все таким невыносимо сложным, пожалуйста, Мерлин» и вместе с тем чистое и наивное «Но может…?». И никаких мыслей о крови, об идеалах, о войне. Одна простая надежда, которая сильнее всего прочего.
Когда их пальцы соприкоснулись и движение стало дольше.
Когда кончики ее пальцев касаются его виска и он прикрывает глаза, доверяясь ей. Всего на мгновение, что бы вдохнуть запах теплой руки.
- Я ждал твоих писем… Жаль что ты не писала, - Признание самому себе. Потому что он воспитан совсем в другом обществе и писать девушке просто так – досаждать своим компрометирующим вниманием. Но каждый раз, когда сова прилетала с письмом от Клэр он жалел, что врет и играет в эту игру не из-за чувств дочки путешественников. Из-за того, что ждал другое имя на конверте, в подписи. Другой запах. Ждал. Не признавался себе. И радовался, что это не оно. С Анитой он бы просто не смог так. Хотелось верить, что не смог бы.
Он поднял руку. Перехватывая ее и удерживая.
- Я позову. И ты позови меня… Пожалуйста. Ведь… Вместе… Можно совершать невозможные чудеса – Он делает пол шага вперед.
Сердце пропускает удар.
Ледяной воздух кажется почти твердым.
Всего мгновение – он чуть склоняется к ней. Касается кончиком носа ее носа.
Ничего такого еще никогда не было и сейчас. Что может быть неправильного в том, что бы сделать один маленький шаг на встречу?
Коснутся ее губ. Всего на мгновение. Как никогда и ни с кем.
Пока в воздухе пахнет рождеством.
И чудеса кажутся возможными.
«Знаешь… Другой такой просто нет».
Он пообещал! Он позовет! Это было самым главным, самым важным в этот день – и на ближайшее будущее. Только от одного этого на сердце стало легко и радостно. А поцелуй – это было как печать под договором. Просто, правильно, единственно возможно. Немного неловко, но правильно. Анита даже и не подумала испугаться или – еще чего! - возмутиться. Улыбнулась, переводя дыхание – сердце не отсчитывало время, а запутывало его, и дыхание сбилось. Несколько мгновений ничего не говорила, не нужно было, все и так ясно, а потом все-таки нарушила тишину:
- Пойдем, - тихо-тихо, с улыбкой. А хотелось не говорить ничего, а вот так вот стоять, смотреть, улыбаться, и, может быть, поцеловать его снова. Но ощущение реальности возвращалось постепенно и неотвратимо, как талая вода в прохудившиеся сапоги, и с этим приходилось тоже считаться. С тем, что они стоят посреди парка, и их видно из некоторых окон соседних домов. Что с Итана тоже станется смотреть в окно – у него будто чутье на все, что с ней происходит. Что они уже давно тут стоят… или не очень? А шли-то не за этим, шли за рождественскими приключениями и сладостями.
Рука в руке, потянула за собой. Не прикасаясь ладошками, только пальцами за пальцы держа – так хрупко, и так близко одновременно. Легонько потянула, задавая лишь направление, и сама пошла рядом, шаг в шаг. Улыбалась, не зная, как же сказать все это вслух, все, что всколыхнулось сейчас в её голове подобно легкому снегу, гонимому ветром. Как странно вдруг оказалось – ведь она никогда не позволяла себе думать про них вот так. Все время думала о нем, что бы ни делала – и отрицала очевидное. Едва заметные карандашные пометки в книгах – для него. Пометки в дневнике – знак вопроса и рядом буквы его имени – «спросить Барти». Все теперь сложилось одно к одному и осело в голове голосом Эвана «наша Энни влюбииилась». Мелкий засранец! Анита с улыбкой прикусила губу – след поцелуя будто ожил и вспыхнул под кожей лица.
- Я не обещала писать. – Прозвучало как оправдание. Попытка оправдаться. Перед собой на самом деле. Ведь столько раз хотела написать, и даже начинала, и каждый раз – ай, ему не до тебя. Ой, да не важно. И не отсылала, и часто даже не дописывала. И только открытку отослала, на открытку храбрости хватило. Анита чуть заметно пожала пальцы Барти, молча извиняясь за свою нерешительность.
- Мне неловко было интересоваться твоими делами открыто, я газеты читала. Там часто пишут о делах Департамента. Я пыталась представить себе, чем ты можешь заниматься, есть ли у тебя свободное время. Сейчас везде неспокойно, мне кажется, вы все на работе ночуете… Крестный вот тоже все время на работе… - Продолжать про крестного не хотелось. Сейчас он не на работе, а совсем в другом месте. Но все-таки не в таком состоянии, чтоб прибавлять глагол «был».
Они свернули с боковой аллеи на главную, более людную, и вскоре прошли под аркой с огромной звездой из маленьких разноцветных лампочек. На следующей арке ангел из белых лампочек раскинул крылья. Лампочки не горели, потому что был день и светло. Между арками на натянутых гирляндах висели ажурные фонарики. За арками начиналась обычная магловская рождественская суета: множество пестрых палаток с развлечениями.
Анита уверенно подвела Барти к одной из них, обменялась с продавцом парой слов и монетками, и вскоре Барти протянули нежно-розовое облачко на деревянной палочке. От него пахло тем самым разогретым сахаром.
- Это очень сладко, - предупредила Анита. – Не понравится - не мучайся.
А глаза блеснули озорной любопытной улыбкой.
Мгновение, замершее на ее ресницах.
Движение снежинки.
Едва слышный перелив колокольчиков где-то вдали.
Порыв ветра, чуть сдвигающий прядь ее волос.
Событие разбитое на маленькие части.
Тепло ее губ.
Искры ее глаз.
Улыбка и выдох – фоном ее первым после словам.
Еще не успев пожалеть о содеянном – пока в разуме только светлые снежные хлопья.
И идти за ней, легко поведясь на зовущее движение. Прикосновение продлившееся дольше приличного.
И совсем не пряча стыдливую но сдержанную улыбку.
- Я знаю. Но и я не обещал не ждать письма, - Он чуть пожал плечами. – Ты, конечно, права. В департаменте не хватает времени ни на что. Ворох бумаг, постоянные проблемы, но… Полезно вспоминать про жизнь за стенами. Где есть… Вот такая снежная пустыня, люди которые могут смеяться… Жизнь, в которой есть что-то настоящее и стоящее.
«Кроме Него и… Того что мы делаем для этой страны. Для магии» - Барти скинул с плеч мысль, которую при Макгоногллах думать было нельзя. Не поймут, хотя… Может быть он сможет когда-нибудь им объяснить. К счастью, они ни в какие оппозиционные движения не вписались. И Крауч надеялся – не впишутся.
Кажется, он думал об Аните больше, чем о всем что окружает. Он, конечно, старался не задерживать внимание слишком долго на Аните. Все эти арки и лампочки… От всего этого тянуло какой-то не передаваемой тоской по магии. Словно бы в этот день Магглы позволяли себе открыть глаза и увидеть что-то кроме самих себя, кроме вещей, в которые они погружены с головой. Словно бы… Поверить в магию без злости?
Барти остановился под аркой, глядя на ангела и его крылья.
Могут ли магглы воспринимать их, магов, без ненависти? Нет, конечно. Не сейчас. Но может быть что-то и можно сделать, что бы превратить сложившийся порядок вещей в верный? Вернуть магам свободу действий? Перестать в страхе прятаться под кустами. Прятать своих детей. Прятать свою суть. Магов, которые по правде куда сильнее. Не маги создают войны, в конце концов, как и ненависть. Ну, кроме редких исключений.
Из этих размышлению на землю Барти вернулся к розовому облачку, возникшему перед носом. И уставился на него с закономерным изумлением. Конечно, сладкое королевство могло предложить на выбор какие-то безумные варианты сладостей, вот только Крауч бывал там всего единожды, да и не особо стремился.
- А….? Это едят? – Он удивленно перевел взгляд на Аниту, проверяя, не обманывает ли она его. Потом коснулся пальцами облака ожидая что оно будет как минимум горячим. Или мокрым. Не испытав ни того, ни другого, ни вспышки какой-нибудь неожиданной реакции вроде взрыва, что заляпал бы их с головы до ног, юноша подцепил небольшой кусочек и потянул за него, наблюдая как от неровного комка словно бы ваты, отделяется слой.
Принюхавшись к этому кусочку он еще какое-то время с неуверенностью его разглядывал, прежде чем взять в рот.
Оказалось сладкое бывает шокирующим. Казалось бы, сахар остается сахаром, но в таком виде он приобретал какой-то не только чуть жженый и зефирный привкус, но и давал довольно неожиданное ощущение. Это действительно было слишком сладко, но совсем не как переслащенный чай – не хотелось отложить подальше и никогда не возвращаться.
- Ого….
Казалось бы, какая разница, понравится ему лакомство или нет, не сама же она готовила. И придумала не она. Но что понравилось, было приятно, даже радостно. Впрочем, сейчас трудно было представить, что в мире есть что-то еще, кроме тихой светлой радости.
- Отлично! План такой. Эта аллея упирается в каток. На половине пути будочка с чаем, кофе и глинтвейном. Мне глинтвейн не продадут, я пока мелкая. А вот тебе…
Анита с сомнением глянула на Барти. Даром, что давно уже совершеннолетний и работает в Министерстве. Неловкий, смущенный, улыбающийся, в наспех подогнанном чужом пальто, а главное, с шаром сахарной ваты, он, пожалуй, совсем сейчас не походил на взрослого. И документов подходящих у него, разумеется, нет.
- Гхм… Чай или кофе. И наверное, без сахара… Пока дойдем, сможем покидать стрелы в мишень, посмотреть ледяные скульптуры, а что в той палатке под полосатой крышей, я не вижу. А, гадалка! На самом деле, шарлатанство одно, но бывает весело. Если хочешь, покажу тебе, как стреляют из винтовки. Обещаю, что ни один маггл при этом не пострадает. А, и конечно же, я буду немного отщипывать, хорошо?
Она аккуратно отщипнула со своей стороны выбившуюся из кокона прядь ваты.
- На катке можем просто посмотреть, как другие катаются, а можем и сами покататься. Хорошо бы, если б ты смог побыть тут до вечера. В сумерках включают грилянды и музыку.
На самом деле, показать можно было бы гораздо больше, даже тут, в пригороде Лондона. Например, кино. Древнюю римскую дорогу, всю скрытую сейчас под снегом. Поезд, раз в день заезжающий на территорию завода, и дающий пронзительный гудок перед ажурными коваными воротами. А если забраться на холм, а потом на два валуна, то можно увидеть далеко-далеко… и иначе, чем с башен Хогвартса. Но это все лучше летом…
И тут же мысленно поправилась – может быть. Может быть, а может нет. Если у него будет время. И если… тысяча если! Но сейчас он тут, это главное.
Анита взяла Барти за руку. Не ладонь в ладонь, а возле локтя. Будто бы просто для устойчивости. Пошла медленно, острожно, чтоб в самом деле не навернуться на снежной дорожке, отполированной десятками ног.
- Они похоже на мятежных ангелов, изгнанных с небес. Магглы. Смутно помнят, что когда-то были крылаты, но больше не могут взлететь. Быть может, помнят, как магия когда-то жила рядом с ними, на соседней улице, но – ау! - она больше не откликается. И кто-то настойчиво ищет её, воображает знаки, убеждает других, я могу, надо только как следует поверить. И заменяют её рукотворным волшебством. А кто-то просто отрицает чудесное вообще. Если я не видел Бога, значит, его нет. Если при мне не превращали воду в вино, значит, это просто легенда. Но спроси такого – бывают ли чудеса. Ответит, нет, чудес не бывает. А чудо? И окажется, что хоть одно чудо хотя бы раз случалось с каждым. Разве это не удивительно?
Все это было замечательной идеей. Настолько прекрасной, что хотелось поделится с Анитой чем-нибудь настолько же значимым.
Вот только рождество в его семье это не праздник – это испытание. А те, кто на самом деле его Семья, кто дорог ему… Нет, не стоит. Он не может разделить с ней теплое чувство, когда ты стоишь в бою и за спиной твоей товарищ и рядом с тобой – друг и наставник. То, когда Милорд одобряет твои действия, а каждое твое устремление приводит к верному финалу. То, когда ты возвращаешься после изматывающего боя – а ведь бои не для тебя – опадаешь в кресло и разговоры рядом, и какао в руках – все это поет тебе «ты на своем месте». Он не может ей это показать.
Зато когда-нибудь позже он сможет показать ей науку. Все изящество форм чистых потоков магии. Всю открытость сознания: смотри. Ты вдыхаешь и магия идет сквозь тебя. Как сейчас. Только всегда.
- Я взрослый мальчик, - Барти чуть прячет улыбку фыркая так, словно она его задела Но нет И это дураченье выходит у него крайне нелепо, - И мне не надо домой засветло…
И плевать что будет. Сегодня его не ждут к Лестрейнджам, а в дом Краучей ему не стыдно прийти поздно. Привычное «Отец будет не доволен» сейчас не имеет никакого значения.
- Так странно. Магглы совсем лишены волшебства, но один день в году они создают вокруг себя то, в чем мы живем. И поэтому магия для них – праздник и сказка. А для нас – рутина. Не… думал об этом. Я… никогда не мог понять чувств магглорожденых студентов. У них иной восторг в глазах, иной подход к обучению… То что мне всегда было привычно и понятно… для кого-то было чудом. Подумать только, - Барти оглядывает аллею, медленно бредя рядом с Анитой. Он не хочет продолжать мысль. Ведь это чувство – удивления чему-то для других обычному он знает наверняка. Это когда у тебя вдруг оказывается кто-то рядом и никого над головой.
Это когда ты не один.
С друзьями ли.
Или с семьей.
«Интересно, если я принесу в подарок Ориону что-нибудь отсюда… что нибудь достаточно волшебное и в то же время простое?» - Барти оглядывает прилавки.
- Знаешь, я не хочу смотреть на гадалку. Все остальное да, а это… если следовать твоей мысли. Слишком жестоко, не находишь? Они… пытаются быть нами. И… будет ужасно смешно. А это страшно… смеяться над чужим бессилием. Очень не хочу становится тем, кто так может. – Барти улыбается, потому что свет он где-то внутри. Где то между ребер. Где-то в легкости шага. В движении, которым смаргиваешь снежинки. В том, как тепло от руки Аниты. И как спокойно рядом с ней. – Мы ведь тоже… так делаем. В смысле отрицаем то, что не можем постичь.
Прилавки-прилавки...
- А что бы ты подарила маленькому волшебнику? Что бы это было что-нибудь что помогло разделить с ним чудо этого дня?
- Не совсем так, - возразила Анита скорее для порядку, справедливости ради. Когда они подошли к прилавкам, она постаралась на полшага отстать, чтоб можно было украдкой смотреть на Барти. Он был так хорош! Ум, сердечность, справедливость, чувство такта – да ведь это было в нем всегда, еще когда он был с ними в школе. Отчего же она замечала тогда только ум? Ну, хорошо, и улыбку тоже. Почему, пользуясь его добротой, не замечала её? Ведь он замечательный весь… Эта мысль согревала изнутри.
- В них нет магии, но они не бессильны. - Она чуть понизила голос, чтоб редкие прохожие и продавцы сувениров не могли её услышать. – Как у существа, лишенного зрения, обостряется слух, так они компенсировали это иным. Я – нет, я не смеюсь над ними, правда. Я хотела бы многому научиться из того, что закрыто для нас. Быть может, когда-нибудь даже научусь.
Она услышала вопрос, но не смогла быстро ответить. Просто встала рядом и стала рассматривать сувениры, прикидывая – что же?
Колокольчик? У них замечательный серебряный звук. Медовый пряник с изысканным многоцветным орнаментом из глазури? Наборы печенья в виде снеговика, Санты и елки? Фигурный шоколад с цедрой апельсина? Глиняную кружку с вязаным шарфиком вокруг, чтоб ребенок мог брать её в руки, не боясь обжечься? Разве это удивительно для маленького волшебника?
- У нас мальчикам принято дарить железную дорогу, а девочкам куклу. Это если не знаешь, чего ребенок ждет. Но если знаешь, то пытаешься исполнить желание. И получается, что Рождественский подарок – это не вещь, а сбывшаяся мечта. А если человек взрослый и уже не мечтает, то рождественский подарок – это снова не вещь, а любовь. Дарят варежки, наушники, кружки, но на самом деле говорят – я хочу, чтоб ты не мерз, я хочу, чтоб ты вспоминал обо мне. Иногда и вовсе можно подарить не вещь, а день. Целый день в лесу, например…
Она вдруг остановилась. Взгляд упал на ряд стеклянных шаров с фигурками внутри. Они были очень разными, побольше, поменьше, с домиками, с фигурками людей, с фотографиями внутри… Люди на катке, люди лепят снеговиков, танцуют, катаются на лыжах… целый мир, заключенный в стеклянные сферы. Анита приподнимала один за другим, иногда встряхивала, и в шаре поднимался снежный вихрь.
- Вот это – символ Рождества, любви и заботы. В них, как на колдогафии, заключен момент счастья, спрятан под хрустальным колпаком. Он может храниться вечно, а если встряхнуть – оживает. Я бы выбрала вот этот. Тут все, что любят дети - елка, собака, блестящая машина... Вон тот парень у фонаря чем-то напоминает тебя. Можно подарить и сказать: я буду всегда с тобой. А теперь смотри… - Она нажала кнопочку на подставке, и пространство шарика вспыхнуло светом, слабым днем, но в темноте было бы мягкое приглушенное свечение. – Это очень удобно для малыша, у которого еще нет волшебной палочки, чтоб сделать среди ночи «люмос», если его вдруг что-то испугает. Лампочка питается от батареи вот тут. Батарейки можно менять, когда закончатся.
Анита перевернула шар, чтоб показать, где спрятана батарея – и обнаружила внизу ценник.
- Мерлинова борода… - прошептала она. – Столько у меня с собой нет. Поищем другое?
Вздохнув, Барти чуть поморщился.
- Я говорил только о гадалке… а не о магглах в целом. Они справляются. Как могут. Заменяют то, что у нас есть и, пожалуй, намного успешнее в этом чем мы, волшебники. На самом деле… Если задуматься. Многие не зря их боятся. Имея больше потенциальных возможностей, мы используем их очень куцо, в то время как они свободны в своих исследованиях и начинаниях от традиций и законов… от многих страхов. У этого есть много не точностей, есть обратная сторона… Но это разговор не для зимнего парка. Бессилие же.. Это вопрос тех из них, кто стремится быть нами. В итоге, даже для своего народа он становится потехой. И ведь, как я читал, сам при этом часто верит будто бы он действительно волшебник. Нет. Не могу и.. не хочу. – Барти позволил скользнуть грустной улыбке. – Всю свою жизнь я думаю, что если бы у меня не было волшебства я бы смог жить. Ушел бы с головой в науку. Что там у магглов? Химия? Физика? Или какую нибудь с еще большим числом рассчетов. Возможно, что нибудь изобрел бы. Возможно, был бы счастлив. И все же это был не я.
Барти взял ее за руку осторожно, за самые кончики пальцев и потянул в сторону от шатра цыганки. Его внимание привлекла слабо освещенная область – один из фонарей погас и теперь словно пятно торчал чуть в стороне от праздника. Свет и шум словно огибали его, а случайный прохожий стремился пройти побыстрее.
В этом не было магии. Просто погасший свет. Но что-то подсказывало Барти что антимаггловский барьер выглядел бы как-то так же. За исключением того, что он сам видел бы сокрытое под ним.
В этой области тени все правда казалось другим. Чуть больше ощущалась медленно подкрадывающаяся ночь, больше ощущалась сама зима.
- Только вот это был бы уже не я, мне кажется. Дело не в самой магии. В чем-то внутреннем. Мне кажется… я бы тосковал по ней. Я бы искал ее там, где на самом деле ее нет. Отчаянно пытался ее изобрести. – Крауч поднял голову. Из-за близких огней было почти ничего не видно, но падающий снег с лихвой компенсировал это ощущение. – Я всегда думал.. И думаю до сих пор… что остаться без магии не самый мой большой страх. Я по правде даже не боюсь этого. Я просто знаю, что это как выключить свет в комнате. Как со смертью. Никогда ее не боялся.
Пожав плечами, Барти перевел взгляд на Аниту встряхнул головой, смахивая с носа и волос накопившиеся снежинки.
- А смогла бы ты…?
- Смогла бы я без магии? – переспросила Анита как-то слишком быстро, чтоб это было просто вопросом. Это было сложным эхом сотни мыслей сразу. Не то, чтоб она не ждала, что он так спросит. Просто это вдруг оказалось слишком личным, ответ лежал глубже, чем просто уровень дружеской беседы, и, разумеется, у Барти был доступ к этим тайнам. Но привыкнуть к этому Анита еще не успела, сердце снова замерло и захолодило, как от прыжка в пропасть.
- Ты ведь не имеешь в виду – родиться сквибом. Или магглом. Потому что тогда для меня все было бы просто, я бы училась в другой школе. У меня были бы другие друзья, другие мысли, я бы даже одевалась иначе, и мне совсем неинтересно, как. Магия была бы просто сказкой, и, пожалуй, я бы в неё не верила, как сейчас не верю в бога. У меня были бы родные-волшебники, и у них были бы от меня тайны, и мы бы постепенно отдалялись бы…. Это была бы не самая счастливая история, но таких историй много, даже если не вмешивать магию. Семьи, в которых кому-то не тепло, в которых кто-то будто чужой. Я была бы такой. Наверное, покинула бы дом, нашла бы свою дорогу, новую семью, и это была бы совсем другая Анита МакГонагалл. Может быть, такая где-то и есть. Но ты имеешь в виду – внезапно потерять? Однажды проснуться, а её вдруг нет?
Они все еще держались за руки. Это было необыкновенное чувство. Держась за руки с другими людьми она никогда такого не испытывала. Она чувствовала не тепло или холод руки, а просто нежность. Целомудренную обнаженность.
- Если бы это случилось только со мной, это было бы очень больно. Потому что сейчас я связана с этим миром крепкими узами. Потеряв магию, я потеряла бы все – друзей, родных, смысл жизни. Я потеряла бы все, что люблю, все, что сейчас хочу беречь. Но я бы не умерла, да, я бы продолжала дышать. Я нашла бы, кому нужна, нашла бы ради чего жить, но сердце осталось бы здесь, в мире, где магия существует. Это была бы грустная история любви и боли, пополам.
Она не говорила прямо – ты, потерять тебя. Просто включала его в число тех, кого любит, не называя отдельно. Взгляд называл его – по имени, беззвучно. Тебя бы потеряла. Тебя бы хотела оберегать, Барти Крауч, свет и радость, мой талисман.
- Но если бы магия исчезла вдруг совсем, навсегда, с этой планеты…
У нас появился бы шанс быть вместе. Потому что без магии чистокровность теряет сакральный смысл. Вот только кому он нужен, такой шанс…
- Это было бы хуже всего. Если бы она исчезла совсем. Это было бы как изгнание из Рая. Можно посадить новый сад и вырастить в нем тенистые деревья с сочными плодами, но этот сад не станет Раем. Ни ты, ни я, никто из тех, кого я знаю, наверняка не смирились бы, боролись, искали, свернули бы горы, завещали бы потомкам искать магию, но это было бы тщетно. Отнятый дар вернуть невозможно. И тогда… осознав это, мы стали бы её отрицать.
Сердце, что летело в пропасть, будто достигло её дна, упало, разбилось. Анита подняла потрясенный взгляд и посмотрела в глаза Барти прямо. Мысль замкнулась в кольцо. Именно так и поступают магглы – отрицают магию как факт.
- Из трех вариантов кошмаров – это наихудший, - пробормотала она, пытаясь перевести дух. – Вот потому Статут – это очень жестокая вещь. Лишенных магии он лишает еще и надежды. Если бы даже не владеть магией, а просто знать, что она где-то есть – это могло бы изменить мир. Это то, что давало бы мне силы, даже если бы я не могла исполнить ни одного заклинания. Я всегда была против Статута, но только сейчас поняла, почему. Ты снова помог мне понять больше. Ты по-прежнему делаешь меня умнее.
Отредактировано Anita McGonagall (2018-10-13 14:24:08)
Это приятно слышать. Пускай она приходит к этому ответу другим путем, пускай в ней так мало от его настоящих идеалов но вот она – точка соприкосновения. То, что он мог бы использовать, развернуть подцепив на крючок риторики Милорда и не станет. Упустит возможность, даже не опечаленный этим. Улыбаясь с оттенком надежды, которую не может себе объяснить.
- Статут одно из самых несправедливых явлений, которое сделали с нами. И по несчастию, явление устаревшее. Устаревшее настолько, что нам страшно приоткрыть завесу и увидеть что будет, если его убрать. Да, есть опасность стать тем самым «неизведанным», чего часто боятся и что объявляют врагом, но в этот раз мы знаем об этом и готовы выдержать этот удар… Увы. Сильным мира сего Статут кажется гарантом безопасности. Чем жестче цепь, тем безопаснее ощущает себя держащий ее – Барти поводит плечом, сбрасывая эту мысль и оставляя все остальное не сказанным. Потому что дальше – неизменно политика. То, о чем с Анитой говорить он не хочет. Не сейчас.
Свободную руку Барти поднимает и убирает за ухо прядь волос Аниты прежде, чем подставить снегу открытую ладонь. Это простое действие попреки обычному не позволяет собраться, не позволяет нацепить правильную маску, оставляя его таким же открытым как и минуту назад. Честным. Уставшим. Полным надежды. Видящим сейчас красоту, которой не способен подобрать слова. Столкнувшимся с ощущением, что вводит его в замешательство и совсем-совсем ему не понятно. Укрывающимся медленно подступающим вечером от вещей, которые приносят в эту эпоху только боль.
- Но давай оставим это – Наконец Барти выдыхает – Ведь сейчас каждый день полон разговоров на эту тему. А мне кажется в мире есть чуть более важные вещи. Не знаю. Какие-нибудь особенные рождественские традиции у магглов же наверняка есть?
«Мне не интересно. Но если интересно тебе, то пожалуй это по настоящему важно».
Вы здесь » Marauders. Brand new world » Законченные флешбеки » Снежинку хрупкую спрячь в ладонь...
