Это было как в другой жизни. Уютное кафе, маленькие, будто не настоящие, столики, мягкие креслица, теплый свет из настольных ламп. Скатерти в оборочку, запах булочек с корицей, имбирных пряников, разогретой карамели и кофе. Ряд черно-белых клавиш под пальцами, негромкие мелодии из далекого прошлого. То и дело открываются двери, кто-то входит, садится за столик… Вэй видит их в изогнутом металлическом боку лампы – нечеткие силуэты посетителей. Поначалу он испытывал раздражение, когда думал о них. Ему казалось – они вызывающе благополучны. Кажется, это звалось завистью. Но это чувство как-то быстро и незаметно развеялось, и Вэй даже не понял, почему и когда. Быть может, у него не было на зависть ни времени, ни лишних сил?

Чан Ли Вэй пришел сюда в первый раз вчера, в поисках работы. Он готов был делать что угодно: переносить тяжести, рубить дрова, чистить овощи – все равно. Любая работа за любую, самую незначительную, плату. Но пока ждал хозяйку, присел за пианино, тронул клавиши. Руки сами вспомнили, как складывать звуки в музыку. Поначалу выходило немного неуклюже, и сложные пассажи выходили не с первого раза, но достаточно было раз-другой повторить, и умение возвращалось, тем более, что играл он не Бетховена и не Чайковского. Простые мелодии немудреных популярных песен. Хозяйке его игра понравилась. Это не исключало помощи по хозяйству – днем. Просто договорились, что во второй половине дня он будет играть.
Вчера Вэй отнес Аннет свой вечерний заработок: большой кусок мясного пирога, термос с кофе, несколько не распроданных за день пирожных. Не бог весть какое богатство, но и он не бог весть какой пианист. Звали приходить еще. И он, подумав немного, пришел. Это было неплохим началом для того, чтоб стать тут однажды своим.
Эта работа была малоденежной, оплачивалась меньше, чем физический труд, и уж не в пример меньше, чем труд лекаря. Но выбор у Чана пока был невелик. Кофе и выпечка – тоже ценность, особенно когда ты не видел ни того, ни другого уже много лет. И особенно, как оказалось, в день рождения Аннет. Он не знал, откуда ему было знать? Так вышло случайно и оттого как-то особенно приятно. И хотя до следующего дня рождения Аннет был еще год, и неизвестно, не разойдутся ли к тому времени их дороги, он все-таки подумал, что кофе по утрам – это очень даже неплохо, и пусть это для неё вернется в приятную привычку. И еще он подумал, что было бы здорово привести её сюда.

Музыка возвращала ему прошлое.  То, от чего бежал, чего был лишен, что предпочитал не вспоминать. Но без прошлого - как он вернется к людям? Что бы он ни играл: мелодичные этюды, слегка их аранжируя, романтичные баллады, вальсы или танго – все время вспоминался какой-то кусочек жизни. Эту песню он напевал малышке Джудит, когда водил гулять, эту – очень любила мама. С этой мелодией связаны воспоминания о домашних занятиях с учителем, а это звучало на школьном Рождественском балу, когда он снова так и не пригласил Дафну на танец. А вот этому романсу он научился в доме Нечаевых, услышав и переняв его у друга Игоря. Потом оказалось, что тот озорничал и немного изменил мелодию, но романса это не испортило. И Чан, усмехнувшись, в память о юношеских годах сыграл так, как выучил, мысленно передав старому другу привет: «я помню тебя, было весело!»

Отредактировано Chang Li Wei (2019-09-29 22:44:22)

Движение позади себя Ли Вэй услышал, но - все нормально. К нему иногда подходили, просили сыграть что-то определенное - он не отказывал. Правда, иногда спрашивали о чем-то новом, что он и не слыхал-то никогда. Но за эти два дня такое случалось пару раз. Потом, возможно, кого-то насторожит такой провал в образовании музыканта - шутка ли, самое новое и популярное не знать! Но до любого потом еще дожить надо, а там глядишь он что-то спросит у Аннет, что-то услышит по радио. Что-то попросит напеть, в конце концов.
Вообще, его никто не ограничивал в репертуаре - хозяйку устраивало все, что привлекало гостей в её заведение. А привлекало и украшало их вечера все романтичное, мелодичное, негромкое, спокойное - как раз то, что лучше всего подходило сейчас самому Вэю. Он дал себе два дня на то, чтоб восстановить силы - не только физические, но и душевные. Музыка возвращала ему внутреннее равновесие. А то, что при этом она радовала кого-то еще - отлично же!
Он доиграл романс и поднял голову. Если бы девушка, что подошла к нему, заговорила с ним, когда он играл, это его не сбило бы, ничуть не помешало. Но многие деликатно дожидались окончания мелодии.
Девушка была молода и хороша собой. Он, кажется, видел её, когда она вошла. Что примечательно - одна. Не то чтоб сюда нельзя было ходить без пары, просто гораздо чаще сюда приходили именно влюбленные - это Вэй помнил еще со времен своей учебы в Хогвартсе. Никаких выводов и предположений, просто взял на заметку.
Несколько мгновений он тоже рассматривал её, но не отыскивая знакомые черты, а просто взглядом мужчины, которому приятна женская красота. Ободряюще улыбнулся ей.
-Вам нравятся русские романсы, мисс? Хотите чего-то определенного?
Это вряд ли, конечно. Если в последние годы в Британии не случилось всплеска популярности русской культуры, и это все не докатилось до магов, то вряд ли кто-то здесь вообще знает, о чем речь. Это он нахватался в гостях у соседей, еще мальчишкой. Они тогда славно развлекались, обучая друг друга экзотическим мелодиям. Он выучил тогда несколько русских слов, но теперь, конечно же, почти все позабыл. К тому же, кажется, не все их можно было говорить в приличном обществе. Но если она спросит, что за мелодия или о чем песня, это он сможет ей рассказать.

Даже появись сейчас рядом с ним брат Чжун, вот так, в паре шагов - он был бы готов. Он знал бы, что ему говорить и что делать. Потому что думал об этом, просчитывал, планируя возвращение к людям. Если встретит брата, то. Даже если бы встретил вдруг Игоря Нечаева - пожалуй, готов, да. Но это был не Игорь.
Вэй вскинул голову и всмотрелся в лицо девушки. Теперь, когда она заговорила по-русски, когда так однозначно указала на то, кем она может быть, теперь он узнал. Малышка Марго! Во имя всего святого - сколько же времени прошло? Она была чуть старше Шена, вспомнилось ему. Родилась незадолго до того, как он поступил в Хогвартс. А Шен уже после. Вэй смутно вспоминал -  Игорь упоминал о ней, когда та еще была крохой, потом помнит - она училась ходить и совала в рот пальцы, потом - милое большеглазое создание в воздушном платьишке. В шестьдесят четвертом ей было десять? Одиннадцать? Она ловко играла “К Элизе” и “Лунную сонату”. Но тогда он уже навещал дом друга куда реже, и почти не помнит её повзрослевшей, в его пассивной памяти она осталась неловкой соплюшкой. И вот - это вообще что? Это когда она успела?
Он смотрел на неё куда дольше, чем это было прилично, и с трудом отвел взгляд. Теперь он узнавал в её лице фамильное сходство. И теперь уже бессмысленно было врать. Или еще можно попробовать? Вряд ли она его помнит, это же случилось так давно.
Вэй опустил пальцы на клавиши. Вспомнил - они столько тогда играли… Про дорогу пели, когда ездили в Хогвартс, притом, в три голоса, в купе. Игорь учил их петь это по-русски, а они с Чжуном учили его китайским песням. Ржали как дурные от переиначенных до неузнаваемости слов. Потом перевели все на английский - и так и пели.
Вспоминая, он наиграл одной рукой - Ехали на тройке с бубенцами… Продолжил негромко, но чуть увереннее, уже добавив аккорды - и сам же остановился: не то! Эта песня называлась “Дорогой длинною”. Длинные музыкальные фразы, и этот момент в припеве, где он все время промахивался, по инерции играл бемоль и фальшивил, конечно, он помнит именно эту песню. Но девушка спрашивала о другой. О той, которую он не помнил - тише, лиричнее, будто в дымке.
Маргарита - поправил он себя, Маргарита. Разум отказывался признать в этой взрослой красивой девушке маленькую девочку из счастливого прошлого.
- Не припомню, мисс. Если бы вы напели или наиграли…
Он снова вскинул голову, говоря с ней - и вдруг три разбросанные по памяти и сознанию точки сошлись в один смысл. Посмотреть вверх - высокое небо в облаках - “глядя задумчиво в небо широкое”. И раньше, чем он вспомнил слова, рука уже вывела протяжно и пронзительно: “слушая говор колес непрестанный…” - и в этот раз сыграл мелодию верно.
Начала он не помнил. Как ни силился - только это, самый конец. Опустил руки на колени, покачал головой: нет, не помню.
-Как у него дела? Как он? - спросил тихо, боясь поднять на неё глаза в третий раз.

Это прозвучало странно, не фальшиво, но диссонансно, и смысл поначалу ускользнул, затерялся в словах. Если бы не давняя и совсем не приятная привычка цепляться к словам, к интонациям, сопоставлять, что сказано, с тем, как сказано - он бы поверил словам. Он бы, наверняка услышал только “хорошо”. Он был бы рад. Если бы он услышал “хорошо” и поверил в него, он не стал бы, наверное, больше спрашивать ни о чем. Попытался бы сам представить себе, каким стал его друг, чем занимается. И наверняка бы не угадал. Но это было бы уже не важно, потому что жизнь - это просто веер вероятностей.
Но этого “хорошо” не было в голосе и не было в глазах молодой женщины. Было - иное. Было что-то вроде того, о чем они среди прочего когда-то говорили с Игорем. О посмертии. Ли Вэй рассказывал о том, как это видят у него на родине, Игорь - о русском. И оба находили чужое странным. Впрочем, родному тоже веры было мало.
- Вот как… - проговорил озадаченно, глядя на клавиши. - И как давно?
Как будто это имело значение! Вчера человек умер, год назад или… пятнадцать лет тому. Время так субъективно. Пока ты не знаешь, что человек мертв, он как бы и не мертв, его жизнь будто бы длится. И это, должно быть, хорошо, когда горе запаздывает на годы. Но как только приходит печальная весть, ты спешишь переспросить, когда? На сколько я обманулся? И мысленно переписываешь годы его жизни, будто сжигая лишний отрезок, как бесполезную бумажку.
И совсем уж ненужный вопрос - как? Почему? Кто виноват? Будто бы, если будешь знать, как, то мысленно побудешь с ним последние минуты. Подержишь за руку. Иллюзия участия, чудовищный, одобренный обществом, самообман.
Вэй не спросил, как. Положил руки на клавиши и тронул их без звука  - раз и другой. А потом заиграл Сентиментальный вальс Чайковского. Его он помнил хорошо - да, еще с тех пор.
-Мне жаль, - проговорил негромко. И все. Больше нечего было сказать ему, ушедшему первым. Спросить, не нужна ли какая помощь? Поддержать чем-то? Чем он может помочь, бродяга и преступник? Первоцветов из леса на могилку принесет?
Он немного подвинулся на длинной банкетке, давай женщине возможность сесть рядом, если она пожелает. Если пожелает - присоединиться к мелодии, выбрать тему, задать новую. Или же -  поговорить с ним, не повышая голоса, за плотной завесой музыки.