Пока они ждут, Эдвард даже не заикается о том, что по-хорошему, Тому бы не стоило все это устраивать и до того доводить. Или по крайней мере, он мог бы быть последователен – смысла драться с Долоховым сейчас, после того как они с Лестрейнджем поговорят – смысла в этом нет совершенно. Особенно если Мальсибер сейчас прав в своих догадках и Долохов в той войне участвовал на самом деле.
И если это правда – хотя кому там нужен был вчерашний школьник, другой вопрос – то ставки будут слишком серьезны.
Мальсибер не трогает руками «обвел» Долохова, но ему действительно интересен сам факт наличия оного – и что туда входит. Маггловское оружие удивляет, особенно если учитывать, какую конкретно риторику поддерживал их «заграничный приятель». Это было ощутимым лицемерием в принципе со стороны теории Гриндевальда – попагандировать против магглов и использовать какие-то их достижения, словно расписываясь в собственном бессилии.
Но Мальсибер был абсолютно уверен, что спор Тома с Антонином – вообще не идеологический. Риддл совершенно точно решил заполучить себе нового вассала, но путь он для того выбрал, конечно… Нет, Том всегда отличался вящей оригинальностью.
Проблема была в том, что на самом деле сюзерен мог принять оскорбление на себя, скажем – оскорбили моего слугу, разберусь я, ибо оскорбляешь мою вещь, оскорбляешь и меня – но в этом случае Том не разыграл эту карту… и не факт, что о ней он в принципе знал. А даже если и знал – далеко же не факт, что ему достало бы гибкости в таких тонких вопросах.
Сам же Эдвард пока они сидят и болтают о ерунде – о питомце Тома, о менталистике, Эд обещает дать Тому найденную в закрытой части библиотеки отца книгу, которую нашли при разборе и описи, о последних новостях, которые не относятся к войне (таких все еще немного, кот наплакал).
Мальсибер исподтишка разглядывает Тома все это время и вежливо держит при себе что неодобрительные мысли – он, в общем-то сказал уже, что драка в деле получения союзников так себе идея, тут добавить нечего.
Как развлечение он все же пытается просчитать причины и следствия этого всего, но одна мысль преследует его неотступно: нужно что-то делать с этим. Как минимум, даже в случае скандала, не дать им развалить гипотетическое общее дело, во главе которого стоит Том. То есть, они, конечно, все с характером, только нужно что-то такое, что это их «с характером» не даст обернуть против друг друга, сильнее простых уз дружбы.
Собственно, а почему бы и не…
Они принесли присягу одному господину. Этим они, можно сказать, повязаны. Рик с ним, Эдди, повязан еще и практически родственно, Эзра с Риком – свадьбой Рика будут, да и в целом…
Есть у него одна мысль по этому поводу, вывернуть бы ее в рамках верности господину – и вообще отлично будет.

Какая замечательная идея - собраться вместе, посидеть, выпить, обсудить былое..
- Тьфу! - сплюнув в ближайшую, вымытую стекающей с крыш дождевой водой, канаву, Эйвери поднимает ворот мантии выше, стараясь хоть как-то перекрыть доступ холодным каплям к пока ещё сухой рубашке, - вот ведь пропасть... Выбираться из уютной комнаты гостевого дома не хочется совершенно. Нынешняя же погода заставляет едва ли не ненавидеть всех рыцарей вместе взятых, а Тома Риддла - чуть больше. Толи потому, что он был главным, толи потому, что просто был. В любом случае, ром и беседа должны скрасить все минусы британской погоды, и Эйвери, все же, высовывает нос наружу, вооружившись в пух и прах совершенно бесполезными при таком ливне водоотталкивающими чарами. Размышляя на ходу о возможных темах для сегодняшних бесед, он прокручивает в голове один за другим пестрые заголовки «Пророка», толстыми пачками гнездящегося при входе в Министерство, словно ежедневный ритуал зомбирования для всех сотрудников: от уборщика до Министра. Вошёл - распишись в получении верного толкования новых идей. Насколько верного? Зависит от ширины кармана заинтересованной стороны. В большинстве своём, конечно, сейчас все сводится к одному: король мертв, до здравствует король! И дело тут совсем не в шиломыльном обмене, вовсе нет! Здесь Эзра придерживается взглядов весьма конкретных и неразделённых большинством, а потому - тщательно умалчиваемых. Вся же министерская свистопляска имеет в своём корне вполне себе прагматичный подход: состав придворных причесывают как могут. Политика - дело тонкое. Ботинок встаёт ровно в лужу, точнее, в лежащий там экземпляр газеты, втаптывая в грязь освещаемый частыми вспышками портрет молодого ученого, вещающего о чем-то с трибуны. Победителей не судят, да? Усмешка кривит лицо волшебника, поднимающегося на парадную ступень знакомого клуба.  Враньё.
Эйвери толкает вперёд тяжелую дверь, и звуки улицы исчезают за спиной, словно уши заткнули ватными тампонами.
- Надеюсь, вы не выхлестали все спиртное без меня?
В этой тишине довольно нелепо смотрится примостившаяся у барной стойки троица: Мальсибер, Нотт и Риддл. Первый - не то в смятении, не то женился, второй - явно поставил не на ту лошадь, а третий... третий без Лестрейнджа. Змею в стакане из-под виски Эзра замечает не сразу - лишь когда сбрасывает с плеч мантию и, стряхнув, укладывает тяжелую ткань на барную стойку, тут же отдернув руку от импровизированного террариума на столе. Мать твою, без Рика и даже без змеи... Почти стриптиз.
- У вас тут весело как на кладбище, - не обращая внимания на явную напряженность в воздухе, вновьприбывший, как ни в чем не бывало, с демонстративным грохотом притягивает к себе стул, садясь ровно между Мальсибером и Риддлом, поглядывая на Нотта как на единственного, способного невербально дать оценку происходящему. Тем не менее, ответ на неозвученный вопрос он получает практически сразу, едва глаза находят зажатую в руке Эдварда палочку Рикарда, и якобы внезапно примостившуюся на краю стола солянку из личного арсенала штурман фюрера. Довольно известного в узких кругах.
- А где девочки? - вопрос повисает в просторной комнате, а Эзра, чуя неладное, кивает на дверь, из-под которой тонкой линией льётся желтый свет, перемежающийся тенями приближающихся с той стороны шагов, - отошли попудрить носик?

Отредактировано Ezra Avery (2018-03-04 00:19:44)

Когда они возвращаются, Том не задаёт вопросов. Все что надо он может прочитать по лицу. Все что не надо - ловит в обрывках мыслей Рикарда, стоит тому хотя бы на миг пересечься с ним взглядом.
Впрочем, стоит не Лестрейнджу, Долохову вернуться обратно в комнату, как движения Риддла неуловимо меняются. В них больше нет расслабленности, он подбирается весь, не от страха, не из-за боязни. Там, где он проводил рукой лениво теперь почти чувствуется расслабленная грация хищного животного.
И стоит Антонину войти, как более ничего Тома не волнует - теперь только он, только Долохов для него в этой комнате есть, живой. Теперь только на нем останавливается прицел темных, с багряным отливом, зрачков, и Том легко отделяется от стойки, пружинисто отталкивается и делает шаг навстречу ровно после того, как звучит это насмешливое, ироничное обращение.
- К моим услугам, Тони, - в тон ему отзывается Лорд, а потом белозубо улыбается, чуть щурит темные глаза.
И в этот момент становится краше, чем был прежде - во много раз. Всей своей позой, всем собой, всей этой улыбкой, этим выражением лица, словно щурится от яркого солнца в парке Хогвартса.
Так, как расцветает кто-то из его друзей, приметив интересную девчонку и принимаясь кружить по самой грани флирта.
Так, как расцветают рефлексом, не осознанным, даже, желанием, а чем-то иным.
Том улыбается, той самой улыбкой, за которой можно пойти куда угодно. Хоть на край света. Так красиво, словно в его роду были не потомки Слизерина, а вейлы. Так, что за одну эту улыбку в будущего Лорда Волдеморта - в нынешнего Лорда Волдеморта, можно вляпаться по уши, залипнуть, как муха в янтаре. Отдать ему все, что у тебя есть и все, что можешь отнять у других.
А потом Том Риддл, Лорд Волдеморт, без особых сантиментов бьёт Тони Долохова кулаком в челюсть.

Том и не пытается отводить взгляд.
Сейчас уже важно не то, как на миг остро вспыхивают болью костяшки, что встречаются с челюстью Долохова. И даже не то, как жалобно скрипят ребра, встретившись с его кулаком. Нет, важно вовсе не это. Важно другое и Том не отводит взгляд, потому что в тот момент, когда она сцепились взглядом, уже не важно ничего иного.
Он ухает в глубину чужих зрачков, в глубину чужого разума, словно в бездну. Словно в трубу, через которую всегда ходил к Салли.
Словно Алиса из той сказки, что ему даже нравилась.
В волшебную страну.
Без стопора и тормозов.
И там уже не важно, куда он пытается съездить Тони ещё раз, в челюсть ли или в кадык, или в висок, вовсе не важно, потому что Том не отводит взгляд и не моргает.
Внутри чужой головы словно в темной пещере, в лабиринте без выхода, но со входом. И Тому кажется, кажется, что что-то не так, словно лабиринт этот - части головоломки, накрученные, выкрученные, как деревянные детские кубики. Сложенные не так, не правильно, словно пазл
И Том, который педантично раскладывает перья по цвету и длине, Том, который заправляет по линейке постель, Том, который терпеть ненавидит ассиметрию... делает то, что просто не может не сделать.
Он тянет руку, чтобы собрать головоломку. Чтобы привести ее в порядок.

Там под крышкою черепа пыль и сушеные мухи...

У него все движения доведены до автоматизма. И как только тело помнит?
Ему даже не надо отслеживать собственные перемещения - все они складываются непрерывно так, что даже разбуди кто Тома Риддла ночью, не смог бы застать его врасплох в большинстве случаев.
Так много лет прошло, а Том всё ещё умеет драться по-простому, как мальчишка из приюта.
И всё ещё помнит дань первой крови, когда ты будешь не заклинанием, рукой, плотью о плоть...

Внутри головы Тони Долохова как в лабиринте. Это не помещение, нельзя быть внутри чужой головы как в помещении, но у Тома вовсе нет слов, чтобы описать, где же он на самом деле и что его окружает. Впрочем, он более чем уверен, что даже то, что "видит" он в голове у Долохова вовсе не то, что видит там сам же Тони. Всего лишь преломление лучей чужого разума через его собственный, состыковка понятий и потому, именно потому все, что окружает Тома, кажется ему лабиринтом.
На самом же деле это просто путаница из чужих мыслей, из того, что находится в чужом разуме
- Прекрати! - Раздражённо командует Том на это мельтешение, но вслух только издает что-то, похожее на глухой рык, прежде чем замахнуться.
И требовательно хватает не рукой, сознанием, то, что надо систематизировать.
- Дай мне разложить все по порядку!